Страница 12 из 23
Ответа не требовалось. Вместо слов Анри отвечала ему всем телом, распластавшись, усердно приподнимая бедра в такт каждому толчку и продолжая всхлипывать.
— Шлюха, — нежно сказал Алекс в горячее ухо, ловя его губами. — Красивая горячая шлюха. Нравится, когда тебя берут? Ну, говори!
— Да… — всхлипнула Анри в покрывало. — Да, пожалуйста…
— Больше не будешь упираться? Поняла, кто ты?
— Да! Да, прошу…
Рывком выйдя из вскрикнувшей женщины, Алекс дернул шнур на запястьях, распуская узел, перевернул Анри на спину, коленом раздвинул готовно подавшиеся ноги, вгляделся в лицо: раскрасневшееся, мокрое от слез и пота, искаженное… Еще сильнее разведя колени, Анри попыталась обнять его ногами, подаваясь навстречу, предлагая себя…
— Ты так просила тебя отпустить… — задумчиво сказал Алекс, наклоняясь и слизывая бисеринки пота с щеки Анри. — Может, и правда? Хочешь уйти, сладкая моя?
— Нет, — прошептала Анри умоляюще, заглядывая в его лицо. — Нет, пожалуйста. Я хочу… Хочу быть вашей… Прошу…
— Я же говорил, что ты будешь просить, — негромко напомнил Алекс, меняя тон.
Склонился, легонько поцеловал сухие распухшие губы, шепнул нежно, успокаивающе:
— Девочка моя, сладкая, хорошая… Значит, хочешь принадлежать мне?
— Да, — выдохнула Анри томно. — Все, что хотите…
Обняв Алекса, она терлась об него всем телом, прятала лицо у него на плече, дыша горячечно, рвано и быстро. Алекс погладил влажные волосы, нежно убрал с щеки прилипшую прядь. Сказал тихо:
— Ты теперь моя. Я никому не дам тебя обидеть, слышишь?
— Твоя? — шепнула Анри, не отрывая от него тающего блаженного взгляда. — Обещаешь?
— Моя, — подтвердил он, обнимая льнущее к нему тело и говоря то, что хотела услышать Анри. — Никому не отдам. Иди ко мне…
Толкнулся снова в горячую скользкую плоть, ловя губами сорвавшийся с губ Анри томный всхлип, двинул бедрами… Анри, уткнувшись лицом ему в плечо, раздвигала ноги, поднимая колени все выше, и гладила спину Алекса то ладонями, то кончиками пальцев… Спустив с плеча полурасстегнутую рубашку, сначала целовала, потом стала осторожно прихватывать зубами.
— Давай, девочка, — тяжело дыша, разрешил Алекс. — Оставь мне метку…
И тихо рыкнул, когда ему чувствительно прихватили кожу между шеей и плечом зубами. Усмехнулся, впиваясь в ответ в радостно подставленные губы, скользнул языком вглубь рта… Анри двигалась в совершенном ритме, отдаваясь так, словно для нее во всем мире не существовало ничего, кроме любовника. Таяла, обнимала, рвалась навстречу, вскрикивала и выстанывала:
— А-а-а-алекс!.. Ох, А-а-алекс… Еще! Мой лэрд… мой повелитель… Бери… сильнее…
А потом билась в его объятиях, то приникая, то отталкивая, чтоб тут же прильнуть еще теснее. И в последний момент, когда Алекс, уже выплескиваясь, немного отодвинулся назад и погладил пальцами самое чувствительное местечко женского лона, — в этот момент Анри стиснула его плечи, извиваясь, захлебываясь протяжным стоном…
Потом они лежали, обнявшись, и Анри лениво помогала Алексу стянуть все, что еще не успело сняться само, многострадальную рубашку, например. Оставив его голым, прижалась всем телом, обвила руками и ногами, положила голову на плечо… Алекс, улыбаясь, погладил темные спутавшиеся волосы, вдохнул запах. Шепнул, гладя влажные от пота плечи и спину:
— Как ты себя чувствуешь, драгоценная моя?
— Боже-е-ественно, — с чувством протянула Анри, тоже, судя по голосу, улыбаясь. — Ох, Корса-а-ар… ты великолепен, знаешь ведь?
— Мне говорили, — усмехнулся Алекс. — Но все равно благодарю. Ты тоже восхитительна и чудесна, милая…
Немного повернувшись, чтоб Анри было удобнее, он коснулся губами темноволосой макушки, подул, шевеля дыханием пряди. Обнял крепче, прижал к себе… И в который раз подумал, что нельзя же быть таким мерзавцем… Анри достойна любви человека, для которого будет единственным и величайшим счастьем. Но как подобному человеку появиться в ее жизни, если умная, прекрасная и божественно талантливая Анри безнадежно влюблена в него, всего лишь друга и покровителя. И где найти человека, который поймет и примет ее всю, такую сильную, но хрупкую и уязвимую, нуждающуюся в темных порочных играх, чтобы выйти из них очищенной и сбросившей на время груз памяти и страха? Так что неизвестно, что будет большей жестокостью и лицемерием: длить эту давнюю связь или разорвать ее?
— А-алекс? — игриво протянула Анри, приподнимая голову и требовательно заглядывая ему в лицо. — О чем ты задумался? Или о ком…
— О тебе, — легко сказал он, целуя припухшие губы. — О ком же еще я способен сейчас думать?
И тут же в памяти непрошено всплыли, стирая все только что случившееся, светло-голубые льдинки глаз с так и не пролившимися слезами, и темные круги под этими глазами, и ладонь, которую девочка не отдернула там, в парке… И страх, отчаяние, стыд — все, что угодно, даже вымученное болезненное желание… Только не то, что Алекс видел сейчас в глазах Анри. Ни капли нежности, благодарности, желания брать и отдаваться…
— И я должна сделать вид, что верю? — усмехнулась Анри, ответив на поцелуй. — Милэрд Корсар, вам не идет ложь из вежливости… Вы изволите безнравственно думать о ком-то другом — но это я сейчас исправлю. Помнится, вы что-то говорили про мои губы и их должное применение?
— Ох, — выдохнул Алекс, откидываясь на подушки и чувствуя холод влажной салфетки, которой умелая женская рука ловко обтерла его усмиренную плоть. — Ты хочешь…
— А ты надеялся так легко отделаться? Сам сказал, что мой… — жарко выдохнули губы Анри перед тем, как сомкнуться на его мужской гордости.
«Твой, — с беспомощным сладким раскаянием подумал Алекс. — Увы, только до утра. И прости меня за это…»
Лэрд стряпчий не изволил появиться в особняке и утром. Маред проснулась еще до появления горничной, свежая и выспавшаяся. Понежилась в постели минут пять, потом вспомнила, что если Монтроз уехал на мобилере, то ее повезут в карете. И, значит, следует встать пораньше. Примчавшаяся на звонок рыжая горничная Сэлли помогла одеться и заплела Маред волосы, но осторожных намеков, что гостья была бы не прочь узнать что-нибудь о жизни лэрда, старательно не заметила. Ах, милэди так очаровательна в синем! Милэди будет к завтраку чай или кофе? Милэди изволит завтракать у себя или спустится вниз? Какие чудесные у милэди волосы, густые и послушные, а как блестят…
Маред, которую за всю жизнь не называли милэди столько раз, сколько здесь за одно утро, только вздохнула, не в силах справиться с потоком почтительных восторгов, и обреченно согласилась спуститься.
После завтрака ее отвели к экипажу и поручили заботам усатого толстяка, словно сошедшего со страниц сказки, где фейри-покровительница отправила бедную сиротку на бал, превратив подвернувшуюся крысу вот точно в такого кучера. Маред даже улыбнулась, садясь в карету. Не нужно ей никакого принца, пусть только сегодня начнется настоящая работа стряпчего!