Страница 5 из 19
А сегодня мир превратился в большую деревню. Как это произошло? К этому вели развитие техники, экономики и множество других безличных сил. Рождались вожди, изобретатели, исследователи, мыслители и артисты, которые сблизили народы и разные технологии в большей степени, чем другие. Чингисхан конечно же относится к их числу. Его завоевания перебросили новые мосты между Востоком и Западом. Он со своими преемниками построил или перестроил основы, на которых зиждятся современные Китай, Россия, Иран, Афганистан, Турция, Сирия, развивающиеся страны Центральной Азии, Украина, Венгрия, Польша.
Применим простую арифметику. Допустим, что, по самым скромным подсчетам, у Чингисхана было 20 детей – а могли быть сотни, – десять из них мальчики, и каждый унаследовал Y-хромосомы одной и той же структуры. Предположим, что у каждого из его сыновей, в свою очередь, было еще по двое сыновей. Удваивая число мужских потомков Чингисхана за 30 поколений, можем допустить, что через пять поколений, где-то к 1350 году, у него должно было бы быть, по самым тривиальным подсчетам, 320 потомков, но еще через пять, в 1450–1500 годах, их стало 10 000, а после 20 поколений эта цифра возросла бы до 10 миллионов, добавим еще 20 поколений и получим невообразимые миллиарды.
У одного из исследователей истории Чингизидов мы находим подтверждение информации о том, что у Джучи – старшего сына Чингисхана – было около сорока детей и, соответственно, сотни внуков. У Чагатая – восемь сыновей, у Угедэя – десять. У Толуя – четвертого его сына – тоже десять сыновей, а у Кулкана (сына Чингисхана от Кулан-Хатун) – четыре. Получается, что к концу жизни Великого Завоевателя число его потомков мужского пола достигло сотни: пятеро его сыновей, не менее сорока взрослых внуков и много десятков подрастающих правнуков.
В таком случае вполне реально найти сегодня по этой генетической линии вышеупомянутые шестнадцать миллионов потомков. Можно предположить, что этот человек, Чингисхан, вероятно, обладал поистине потрясающей репродуктивной способностью, чтобы оставить после себя такое потомство. Конечно, речь шла об обычных генах, нейтральных, определяющих пол человека. Но все же нельзя упускать из внимания тот факт, что это был мужчина-воин, мужчина-завоеватель. Сильный, неординарный, но все-таки реальный человек.
Такой подход – как к реальному человеку – мы находим в работе историка, этнографа Льва Николаевича Гумилева «Древняя Русь и Великая степь». Речь идет о так называемой теории пассионарности. Сначала нужно разобраться в сути этого понятия, заключающегося в особом свойстве характера людей. По соотношению двух основных «движущих сил» человеческой личности всех людей можно разделить на три категории: пассионарии, гармоничные личности и субпассионарии. Первые – самые главные участники исторических процессов. У гармоников активность и инстинкт самосохранения уравновешены, а субпассионарии – особи, поступки которых мотивированы прежде всего их низшими инстинктами, они, как говорит Гумилев, обладают «отрицательной пассионарностью». Субпассионарии не способны ни на подвиги, ни на сколько-нибудь успешную трудовую деятельность. Но нас интересует, разумеется, именно пассионарии, как яркий пример неуемности духа и энергичности, направленной на развитие, на движение вперед.
Термин «пассионарность» происходит от латинского слова «passio». На латыни «passio» – претерпевание, страдание и даже страдательность, но также и страсть, аффект. Однокоренные слова в европейских языках различаются смысловыми оттенками. «Pasion» у испанцев соответствует латинскому значению. Итальянцы применяют слово «passione» еще и для выражения страстной любви. Французы и румыны также используют термины «passion» и «passione» для характеристики главным образом чувственных пристрастий. «Passionant» по-румынски – это человек, способный увлечь, привести в восторг. Англичане привнесли в понимание пассионарности новый смысл: для них «passion» – это еще и вспышка гнева, взрыв чувств. У поляков это ярость, бешенство. А для северян – голландцев, немцев, шведов, датчан – «passion» – это просто увлечение.
Существует еще одно толкование: термин означает избыток биохимической энергии живого вещества, порождающий жертвенность, часто ради иллюзорных целей. С точки зрения науки, пассионарность – это непреодолимое внутренне стремление к деятельности, направленное на осуществление каких-либо целей. Безудержное желание любой ценой осуществить свои планы.
Гумилев подчеркивал, что цель эта представляется пассионарной особе ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни, счастья современников и соплеменников. Однако средства для ее достижения зачастую далеки от романтических представлений. Эта цель не имеет отношения к этике, поэтому одинаково легко порождает подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло, исключая только равнодушие. Она не делает человека героем, ведущим толпу, ибо большинство пассионариев находятся в составе толпы, определяя уровень ее возможностей в ту или иную эпоху развития народа.
Очевидно, что пассионарии характеризуются высокой общей психической активностью и эмоциональностью. Но они не обязательно холерики и сангвиники. Пассионарность – это потребность в самоактуализации, способность изменять окружающую среду и самого себя, потребность в преодолении. Формально она – динамическое свойство психики. Ее уровень оказывает влияние на направленность личности. Обычному человеку присущи поступки, диктуемые законами самосохранения и собственной выгоды, но, когда речь идет о личности пассионарной, здесь все диктуется страстями и пренебрежением личными интересами, безопасностью, даже безопасностью близких. Пути достижения кажутся жестокими, но все логично, когда речь идет о такой активной личности. Пассионарий не может жить спокойно. Для него идея важнее благополучия, самой жизни, наконец. Речь идет, если кратко, об антиинстинкте. Зачастую в голове такого человека рождаются мысли о мировом господстве – такая страсть требует утоления любой ценой. Ярким пассионарием и был Чингисхан с его исключительными личными качествами. Но обо всем по порядку.
История редко стоит на месте. События в ней напрямую связаны с изменением уровня пассионарности. Ее рост способствует процессу оригинального становления культуры и формообразования, свойственного данному этносу. Там, где пассионарность на спаде, но инерция системы велика, обычны заимствования от соседей. Два новых этноса, перекроивших карту Азии, – маньчжуры и монголы – возникли в XII веке от пассионарного толчка – мутации, изменившей стереотип поведения потомков расселившихся по тайге земледельцев и скотоводов. Предки этих воинственных народов были миролюбивы, и такими же остались их северные соседи в Сибири и на Амуре. Область, охваченная толчком, была невелика – от Приморья до берегов Селенги, на меридиане Байкала. Следовательно, если бы этого толчка не было, то восточная полоса окраины тайги и Великой степи была бы этнографическим продолжением Алтая, Сибири и Приамурья. Там были бы храбрые, добрые, честные, но нетворческие и безынициативные люди. Их участие в глобальном историческом процессе сводилось бы к отражению вторжений пришельцев, обычно неудачному, потому что оборона – худший способ самозащиты. Но когда появился весьма пассионарный этнос – монголы, то произошли события, о которых пойдет речь ниже.
Именно рост пассионарности, что выразилось в увеличении людей этой направленности, у монгольских племен привел к появлению людей с особыми качествами (это так называемые «люди длинной воли»), созданию великой монгольской державы. Эти люди обладали храбростью, находчивостью, удалью, и таким образом в обществе того времени создались условия для появления гениального вождя и полководца. Правильнее будет утверждать, что подлинные предпосылки миссии Чингисхана сложились с появлением и деятельностью множества пассионариев среди монгольских племен. Они, совершенно не раздумывая, шли на смертельный риск, чтобы смыть обиду или выручить родственника, – это они считали естественным и для себя обязательным. В условиях суровой степи без твердого принципа взаимовыручки малочисленные скотоводческие племена существовать попросту не могли. Как пишет Гумилев, это был их способ приспособления к природной и этнической среде в условиях растущего пассионарного напряжения. Не будь его, монголы жили бы относительно спокойно, но в этом и проявилась природа пассионарности. Она давила на них изнутри, заставляла приспосабливаться к этому давлению. Логичной стала необходимость в объединении, в наличии правителя, вождя.