Страница 18 из 19
До сих пор среди историков ведутся споры по поводу численности туменов. Одна из версий – не десять тысяч воинов, а от двух до десяти. Особо крупные тумены могли приближаться к десяти тысячам человек, но в целом реальный тумен той эпохи, скорее всего, насчитывал 4–5 тысяч воинов. Так что 4 тумена, собранные Тогрулом, Джамухой и Темучжином, в сумме давали армию, едва ли превышавшую двадцать тысяч конников. Конечно, и это было явно неадекватным ответом на набег трех сотен меркитов, но, во всяком случае, двадцать тысяч – не сорок.
Темучжин и Джамуха были назваными братьями (андами). Решив помочь своему анде наказать меркитов, Джамуха изложил свой план действий. Как ему было известно, меркитские племена, объединившиеся на время, снова разошлись кто куда. Оставив до поры в покое увас-меркитов, кочевавших в месте слияния Орхона и Селенги, надлежало, по его мнению, обрушить все коалиционные силы на удуит-меркитов – основное вражеское племя.
План боевых действий Джамухи, известный нам из монгольского эпоса, был основан на прекрасном знании местности. Войску Тогрул-хана, после того как оно покинуло Черный лес, надлежало соединиться с отрядом Темучжина на горе Бурхан, откуда они должны были выйти в степь Ботоган-Боорджи, в окрестностях истоков Онона, куда собирался прийти Джамуха, поднявшись вверх по этой реке.
Операция, в самом деле, была серьезной. Исполняя указание Джамухи, Тогрул со своими двумя туменами кераитов покинул Бурхан-Халдун и двинулся в район Бурги-ерги. Таким образом, Темучжин, Тогрул и Джаха-Гамбу сошлись близ Ботоган-Боорджи, находившегося в непосредственной близости от истоков Онона. Но пришли они позже обозначенного в договоре срока. Джамуха уже с нетерпением ожидал их. Нетерпение, перешедшее в негодование, было вызвано вполне прозаической причиной: тамошние места – это не степь, здесь, в сердце Хентея, пастбища были стеснены горами. Там было трудно выпасать коней.
Теперь представьте себе усиливающееся раздражение, которое испытывал Джамуха: тысячи людей настроились на сражение, спят кое-как, питаются тем, что взяли с собой. Им не терпится вернуться домой к своим стадам и табунам, пастбища сокращаются, местному населению грозит катастрофа. Не говоря уже о том, что такое войско не спрячешь, и любой оказавшийся поблизости меркит мог без труда понять, что тут затевается, и предупредить своих. Даже один день промедления мог быть чреват серьезной угрозой для всей операции как со стратегической точки зрения, так и по экономическим соображениям. Таким способом победы не обеспечишь и не вернешь Борте Темучжину. Об этом говорится в «Сокровенном сказании»: если монгол дает клятву, то он обязан выполнить ее во что бы то ни стало. Никаких оправданий бездействию! Если монголы договариваются встретиться, их не должны задержать ни метель, ни гроза!
«Сокровенное сказание» специально акцентирует эту мысль двустишием: «Изгоним из наших рядов любого, нарушившего свое слово!» Темучжин и Тогрул с опущенной головой приняли упреки Джамухи. Им нечего сказать. Они виноваты. Бранить их последними словами – право Джамухи, а дело будущего вождя нации, да и самой нации, слушающей повествование, – брать его слова на заметку.
Через неделю или чуть больше объединенные войска, тысяч двадцать воинов, пробираясь через путаницу гор в сторону озера Байкал, подошли к стойбищу меркитов. Пришлось вплавь переходить реку, каждый воин сплел себе камышовый плотик и добирался до противоположного берега, держась за лошадь. Операция была слишком масштабной, чтобы надеяться на эффект неожиданности. Охотники, рыскавшие по берегам Хилока, видели, что происходит, и тут же со всех ног бросились предупреждать меркитов. Те в панике бросились спасаться – к Селенге и далее вдоль ее берегов.
В ночной тьме и суматохе, вызванной внезапной атакой, монгольские всадники не отставали от меркитов, хватая беглецов и отбирая их имущество. Темучжин прошел через многие испытания в своей короткой жизни, но он еще ни разу не участвовал в набеге. И в этой первой своей настоящей войне он показал себя с лучшей стороны. Как это ни удивительно, меркиты совершенно не ожидали этого удара возмездия и были застигнуты врасплох. Скорее всего, меркитские вожди полагали, что нищий Темучжин не найдет союзников, а его собственные силы можно было, по их мнению, не принимать в расчет. Такая недооценка Есугеева сына обошлась им очень дорого. Пленных хватали без счета, и, вероятно, меркиты были бы полностью уничтожены, если бы не счастливая случайность – Темучжин довольно быстро сумел найти Борте.
С самого начала, забыв о бое, он думал только о любимой жене. Цель предприятия была ясна – вернуть ее! Темучжин звал свою Борте, однако его зов тонул среди криков ужаса и предсмертных стонов. Но вот он настиг толпу беглецов, где, может быть, находилась Борте, которую похитители наверняка намеревались увести с собой. И она узнала голос мужа! Трепеща от волнения, молодая женщина соскочила с повозки, увозившей ее вместе со старой преданной Хоахчин, и побежала на голос. Темучжин как безумный крутился в седле, вглядываясь в ночь и вновь и вновь выкрикивая во тьму имя жены. Он так обезумел от отчаяния, что даже не узнал ее, когда она бросилась к нему навстречу. Когда женщина схватила поводья его коня и вырвала их у него из рук, он чуть было не ударил ее, но тут же опомнился, и они «пали в объятия друг друга». Темучжин соскочил с коня, обнял Борте и немедленно оповестил Тогрула и «брата» Джамуху, что нашел ту, которую искал. Остальное не имело для него значения. Он так и сказал своим соратникам: «Я нашел, что искал. Прекратим же ночное преследование и остановимся здесь». В результате многрим меркитам удалось спастись.
Итак, «троянская война на Селенге» завершилась полной победой монголо-кераитского союза. Не повезло разве что Бельгутею: он так и не смог найти свою мать Сочихэл. Вернее, Сочихэл, как говорится в «Сокровенном сказании», по известным только ей причинам не захотела вернуться к сыну. Остальные же могли быть вполне довольны и исполненным долгом, и огромной добычей. Темучжин и Джамуха решили еще больше закрепить свою дружбу, завязавшуюся в детстве, и провели еще один обряд побратимства в подтверждение старых клятв. По обычаю, два анды обменялись подарками, затем устроили пир с плясками и весельем, а ночью, согласно традиции, спали под одним одеялом.
Борте воссоединилась со своим мужем. Но было обстоятельство, омрачавшее радость встречи. Ведь в плену Борте принудили стать любовницей одного из захватчиков. Молодая женщина оказалась заложницей многолетней мести. Она приняла другого мужчину, но не считала это предательством по отношению к Темучжину. Что она, женщина, могла сделать, оставшись без поддержки? Единственное, о чем она наверняка думала не один раз: почему все произошло именно так? Неужели от нее так легко отказались?
Темучжин был счастлив воссоединиться с Борте. Даже то, что она успела побывать в юрте врага, не погасило его привязанности к ней. Видимо, он понимал, что ему следует винить в ее несчастье прежде всего себя. Он не стал упрекать жену за невольное сожительство с меркитом. Это не смущало и саму красавицу: она была уверена в сердце и любви своего мужа. В самом деле, разве не для ее освобождения он перевернул вверх дном всю Монголию, создал союз царей и поставил под оружие целых четыре тумена?
Однако, когда Борте родила первого сына, названного ими Джучи, Темучжин не был уверен, что это его ребенок. «Гость», пришедший в их юрту был признан и любим настолько, насколько это мог позволить себе такой мужчина, как Темучжин – мужчина-воин, мужчина-повелитель и, быть может, в последнюю очередь – отец. Он любил Джучи, любил по-своему, но к трем другим сыновьям от Борте относился иначе. Хотя их дети вообще были дорогими для него. Недаром другие женщины и их дети практически не упоминаются в хронике тех далеких лет.
Трудно однозначно говорить о взаимоотношениях Темучжина и его первенца. Как и многие другие тайны истории, эта может быть разгадана только в случае изобретения машины времени или хотя бы того самого пресловутого «хроноскопа». Сам Рашид-ад-Дин, современник событий, горячо отстаивал версию законнорожденности Джучи. К тому же и сам Чингисхан (тогда еще именовавшийся Темучжином) пресекал всякую болтовню, утверждая, что Борте попала в плен уже беременной. Впрочем, это ни о чем еще не говорит… Рашид-ад-Дин, напоминаю, состоял на службе у Чингисхана и вряд ли стал бы писать нечто «диссидентское». Правда, он сам в своей книге поместил довольно странный абзац, где писал, что сыновья Чингисхана Чагатай и Угедэй всегда считали своего брата Толуя законным сыном Чингисхана. Что до Джучи: между ним и его братьями, Чагатаем и Угедэем, всегда были препирательства, ссоры…» По какой причине, сегодня установить невозможно, почему-то дальнейшие слова Рашид-ад-Дина не сохранились…