Страница 28 из 41
Особенно мучительные колебания вызвали у него мысли об отъезде в Америку, обострившие его расстройство и заставившие лечиться. «Сомнение скоро погубило меня; у меня исчезли всякие желания». Он чувствовал, что его нервы разрушены в совершенно физическом смысле: «Говорю Вам, я пропал. Мои нервы разрушены вплоть до жизненного нерва, и этот последний тоже отмирает». Когда-то у него было «чувство, как будто бы нервы здесь (пациент указывает на свой лоб) разветвлялись; вся левая сторона не могла думать; ему часто казалось, что нервы сместились».
Его подробный анамнез выразительно демонстрирует, как на «нервозности» можно выстроить идентичность и протянуть ее сплошной красной нитью через всю биографию. При этом с постоянным страхом наблюдаемая нервозность обретает все большую самостоятельность, драматичность и остроту:
«Нервозность проявлялась у меня уже в раннем детстве. Будучи ребенком, я часто терял сознание и при свистке паровоза резко вздрагивал. […] Поскольку школьные обязанности я выполнял с большим рвением и при этом иногда забывал про еду, то был физически очень слаб, и это соединялось с сильной нервозностью. […] Тогдашние проявления были следующие, по очередности: я был хронически взволнован, мог разволноваться по малейшему поводу. Если я входил туда, где собиралось много людей, у меня начинала кружиться голова. Невольно я клал руку на сердце, мне казалось, будто у меня удар, потом начиналось ужасное сердцебиение. Судорожно сжавшиеся во время припадка нервы дрожали во всем теле. […] Рука об руку с этими припадками приходила тяжелая ипохондрия. Если я, например, читал в газете, что с кем-то случился удар, я смертельно бледнел, проводил рукой по сердцу и стонал от страха. […] Мучения, которые доставляет такое расстройство, неописуемы. […] Годами я страдал от мыслей, что не смогу достаточно хорошо исполнять свою работу, что каждодневно приводило к сильнейшему возбуждению».
Удивительно живо рисует он, как постоянные размышления об отъезде в Америку приводят к нервной катастрофе, нервозность становится «демоном»:
«Как человек слабовольный, я пришел в сильнейшее противоречие с самим собой. Это обстоятельство вызвало такие эксцессы, которые обрекли мои нервы на верную гибель. В мою жизнь закрался демон, который был сильнее моей воли, и который перечеркнул весь мой счастливый жизненный путь. Поскольку я не мог противостоять этой дьявольской мощи, я выпал в колею несчастий. Вспоминая, как искусно эта дьявольская сила могла влиять на события, как умело она запускала противотоки и растравляла все мои раны, я вижу перед собой нечто таинственное. […] С тех пор я совершенно точно ощущал, как отдельные нервные нити отрывались от прочих, и часть их текла в спинной мозг и желудок. Сегодня я живу только за счет того единственного нерва, который передает сознание или разум от души к мозгу. Поскольку этот жизненный нерв развит у меня очень хорошо и имеет удивительную крепость и выдержку, то я вынужден видеть, что тело мое уже отмерло вплоть до мельчайшей его части, что отчетливо проявляется в запахе разложения. Так, я, мужчина двадцати одного года – который, не страдая безумием, был одарен большими талантами и, уж конечно, достиг бы преклонного возраста, – вынужден в ясном сознании ожидать своего полнейшего распада».
Сначала он зарекомендовал себя во Франкфурте как приятный пациент, хвалил лечение как «образцовое» и заверял, что врачебной коллегии здесь «невозможно выразить достаточного уважения». Однако когда его заподозрили в том, что он помог одному из обитателей клиники сбежать, он накричал на директора и попал в закрытое отделение. После этого он сравнил свой случай с делом Дрейфуса[104], «где неполноценная, жестокая, преисполненная завистью и ненавистью шайка, прикрывшись идеями патриотизма, загоняет в глубочайшую пропасть честного и честолюбивого еврейского офицера» (см. примеч. 42).
Нередко можно видеть, как нервы в фантазии пациента обретают мобильность и начинают жить собственной жизнью. В 1913 и 1920 годах во Франкфуртской нервной клинике лечился рабочий, 1885 года рождения, утверждавший, что свою «нервозность» он получил «у Круппа»[105]. Порой он слышал голоса и был уверен, «что голоса – это нервозность». Один булочник, 1878 года рождения, в период с 1911 по 1914 год 4 раза попадавший в клинику, говорил, «будто на него навели порчу, из него вытягивают нервы», с женой они обвиняли друг друга в больных нервах (см. примеч. 43).
Между страхами невротиков и популярными в литературе «страшилками» разворачивалась спираль эскалации. Иные справочники распространяли чудовищные ужасы, шла ли речь о любви, учебе, еде или купании. Невротику приходилось все время опасаться сделать что-то не так, даже если речь шла всего лишь о том, чтобы позволить себе чуть больше тепла или холода, переборщить с питьем или переперчить еду. Один священник, пациент в Кройцлингене, отличался сверхтревожностью в еде и питье: «не рискуйте есть фрукты или выпить бутылку пива без позволения врача». Когда к Кнейпу в Вёрисхофен прибыл индийский магараджа с 30 слугами и буддийским врачом, Баумгартена потрясло, какие количества карри переносит желудок индуса (см. примеч. 44). Он объяснял такое чудо индийским климатом и природными свойствами индусов.
Многие врачи, без сомнений, неплохо зарабатывали на страхах невротиков. Крепелин превратил свою психиатрическую клинику в Тарту из дотационного предприятия в рентабельное – за счет того, что принимал к себе не только психически больных, но и платных пациентов «из-за разнообразных жалоб на нервы». Фридрих Боделынвинг[106] в 1886 году по финансовым соображениям учредил в Бетеле заведение Эйххоф для состоятельных людей, страдающих нервными расстройствами, он называл его «благородный приют для баловней». Как позже вспоминал Фрейд начало своей практики, в 1880-е годы «в городской практике частного врача» ничтожное число нервнобольных с органическими нарушениями тонуло «в огромной массе невротиков, которая росла еще и потому, что эти люди безостановочно бегали от одного врача к другому» (см. примеч. 45). Однако делать из этого вывод, что неврастения лишь фантом, что ее изобрели медики для собственной выгоды, – значит грешить против истины. Слишком часто невротики приходили к докторам без всякого приглашения, навязывались, своевольничали и упрямились. Мнения врачей о невротиках как о пациентах расходились до полной противоположности. Мёбиус настаивал на том, что «нервнобольных» далеко не всегда можно представлять себе как «молодых истеричных женщин»: большинство из них имели «ярко выраженную потребность в мире и покое и мало склонности заботиться о ближнем». Не слишком дружелюбно эгоцентризм неврастеников описывает Отто Бинсвангер:
«В отелях неврастеники – кошмар для хозяина и официанта, в лечебницах они настоящее испытание для долготерпения и твердости врачей и персонала. Вечно всем недовольны, в пренебрежительной и оскорбительной манере критикуют любое врачебное предписание и действие, ругают организацию хозяйства, деятельность персонала и т. д. Таким образом они подрывают репутацию врача среди больных, устраивают настоящие заговоры против авторитета врача и всего заведения и в конце концов доводят до очень неприятных инцидентов, когда врач вынужден указать на дверь строптивому пациенту, который после этого продолжит свое паломничество по водолечебницам и другим клиникам, сея повсюду беспокойство и смуту» (см. примеч. 46).
Типаж мучителя и зануды, очевидно, касается того верхнего слоя общества, представители которого были частыми гостями отелей и курортов и привыкли командовать врачами и персоналом. Однако неприятности исходили не только от таких пациентов. В диссертации, написанной в 1911 году в неврологическом отделении психиатрической клиники Отто Бинсвангера в Йене, отдельно упоминались учителя, прежде всего народных школ. Это была неблагодарная популяция пациентов, вечно знающих все лучше всех.
104
Дело Дрейфуса – судебный процесс 1894 года во Франции против офицера Альфреда Дрейфуса, еврея из Эльзаса, которого по фальшивым документам обвинили в шпионаже в пользу Германии и на волне антисемитских настроений приговорили к пожизненной ссылке. Последовал острый социальный конфликт и раскол общества, в поддержку Дрейфуса выступили видные культурные деятели, такие как Золя, Пруст, Клод Мане, Жюль Верн, Ролан, Толстой, Чехов. Дрейфус был оправдан в 1906 году.
105
Крупп – одна из крупнейших немецких промышленных династий, занимавшаяся сталелитейным и военным производством.
106
Бодельшвинг Фридрих-ст. (1831–1910) – немецкий пастор и теолог, известный своей благотворительной деятельностью и основанием ряда известных заведений, среди них колония для эпилептиков Бетель (Вефиль), дом диаконисе Сарепту, дом диаконов Назарет, трудовая колония Вильгельмсдорф. Одним из первых применял методы трудовой терапии для реабилитации психически больных. Дело было продолжено сыном Фридрихом Боделынвингом-мл. (1877–1946).