Страница 10 из 36
А потом Ребров сам рассказал, как действовал. Баржа дырявая — с такой провозишься, если совать в неё как попало заряды. Вот он и придумал один длинный заряд просунуть поперёк днища. Была бы доска с зарядами — тоже возня, привязывать её надо, а багор — р-раз! — и Ребров вонзил его куда надо.
10
— Греби! Уходи, ребята! Сейчас взорвёт!
Гребцы оттолкнулись от баржи и налегли на вёсла.
«Бу-у-ух...» — прогудел подводный взрыв.
Из-под моста хлынула пена и закрыла всю реку, как скатертью.
А вместе с пеной течение уносило куски разбитого днища, чёрные склизкие брёвна, доски, всякий мусор от баржи.
— Пошла-поехала бывшая баржа! — весело кричали из лодки. — Туда тебе и дорога! Молодец Ребров!.. Гляди- ка, уже опять кавалерия по мосту идёт!
Ребров лежал в лодке, накрытый горой полушубков. Он высунулся, взглянул на мост — и вдруг стал ощупывать свою голову.
— Ребята, а где же моя будёновка?
— Будёновка? — Сапёры переглянулись. — Да ведь ты прямо в ней в воду прыгнул. Утонула твоя будёновка.
— Ребята... — У Реброва дрожали губы от озноба. — Поищите будёновку.
Но где же искать шапку в реке?
— Давай скорее к берегу, — сказал бородатый. — Отогреть его надо, а то заболеет. Вон туда давай, вон к избёнке.
11
В избе жарко натопили печку. Реброва раздели, уложили на лавку. И принялись его все растирать и отпаивать кипяточком.
— Пей, пей давай! — приговаривали сапёры. — Ну вот, уже и зарумянился. Крепкий ты, Ребров, парень!
Вдруг скрипнула дверь. Все оглянулись. На пороге стоял военный с шашкой на боку и в шпорах.
Стоит, поглаживает чёрные усы и улыбается.
— А где тут у вас герой, который мост отстоял?
Ребров приподнял голову, взглянул на военного — да так и скатился с лавки кубарем:
— Будённый!
Ребров спрятался за спины товарищей.
— Куда там прячешься? — сказал Будённый. — Выходи, выходи сюда, дай на тебя поглядеть.
— Да я... я без штанов... — пробормотал Ребров, заикаясь.
— Ну, одевайся, коли так.
Ребров заторопился. Натягивает ещё не просохшие штаны, а ноги в дыры проскакивают. Это он под водой о баржу их порвал, да сразу не заметил... Наконец оделся и ремнём подпоясался.
Шагнул вперёд — встал навытяжку.
— Как фамилия? — спросил Будённый.
— Ребров. Сапёр Ребров.
— Ну, сапёр Ребров, — сказал Будённый, — говори: какую ты хочешь за мост награду?
— Да что вы, товарищ Будённый! — Ребров даже попятился. — Ведь это же наша сапёрная работа!
Будённый обернулся к двери и позвал:
— Адъютант!
В избу вошёл адъютант. И Будённый приказал выдать сапёру Реброву новое обмундирование. Взамен порванного. И кобуру с револьвером. В подарок от Конной армии.
— Слушаю! — сказал адъютант и щёлкнул шпорами.
Будённый подал Реброву руку. Сказал:
— Благодарю. — Но тут же встревоженно покачал головой: — А ты, сапёр, не простудился в воде? Рука-то горячая... Гляди, а то я доктора пришлю.
— Да что вы, товарищ Будённый. Я совсем здоров! Вот только шапку в воде потерял... — И Ребров повесил голову...
Будённый рассмеялся:
— Ну, это не беда. Была бы голова на плечах, а шапка всегда будет.
— Да я будёновку потерял!
— А, вот оно что...
Будённый снял с себя будёновку и надел на голову Реброву. Обнял его и поцеловал.
Ребров не успел и слова сказать. Хлопнула дверь — Будённого уже не было в избе.
Сапёры переглянулись.
— Что же ты, Ребров, говорил, что Будённому и разговаривать с красноармейцами некогда? А он, гляди-ка, даже в гости к тебе зашёл, — сказал Веснушка.
Ребров ничего ему не ответил. Отойдя в сторону, он примерял свою новую будёновку.
ДВЕНАДЦАТЬ ПОЛЕНЬЕВ
Эх, славная это штука — бронепоезд... Крепость на колёсах! Врагу не подступиться!
И всё-таки попали мы раз к белогвардейцам в западню, да так увязли, что не надеялись и выбраться. Говорю как командир: если бы не Паша Сироткин, наш пулемётчик, погибли бы мы все. И не слушать бы вам сейчас этого рассказа, а мне бы не рассказывать...
Был бой. Белогвардейская конница прорвалась через наш фронт и пошла разбойничать: жечь деревни, грабить крестьян, убивать мирных жителей.
Налетели белогвардейцы и на станцию, где бронепоезд стоял резервом.
Мы их, конечно, встретили как полагается. Со станции под нашими пулемётами они не знали, в какие ворота и выскакивать.
Но дело не в этом. Надо вам сказать, почему на станции мы в этот день стояли, а не на позиции. Снарядов из тыла ждали: снарядов не было, чтоб в бой идти, вот какое дело!
Вышвырнули мы белогвардейцев со станции, а они опять суются — с одной стороны, с другой... Артиллеристы мои прямо зубами скрежещут: ни одного снаряда, чтобы угостить налётчиков! Пустые пушки в башнях для острастки поворачивают.
А белых всё больше! Всё смелее наседают.
«Тра-та-та... тра-та-та...» Только и успевают отстреливаться мои пулемётчики. Жарко приходится. Держимся на одних пулемётах!
Вдруг грохот позади поезда — и лёгкий сизый дымок над рельсами... Взрыв! Тьфу, как же это мы недоглядели за врагом? Вон они уже где — белогвардейские конники скачут, удирая, во весь опор.
Пулемётчики дали по ним очередь, но поздно: те уже скрылись в лесу.
— Спокойно, — говорю, — товарищи, спокойно. Путь отрезан, но мы сейчас починим. Нам ведь это не впервой!
Успокаиваю бойцов, а сам вижу: мало что путь взорван; из лесу, что за спиной у нас, белые выкатывают пушки.
Мы — в западне.
Жутко подумать — сейчас начнут бить по бронепоезду! Если снаряды фугасные — броня не выдержит.
Одна у меня мысль: только бы успеть путь починить — выбрались бы из западни!
Уже к месту взрыва сползал разведчик, докладывает:
— А они, товарищ командир, только с одного боку путь испортили. Второпях-то. Всего один рельс и сменить — живо управимся!
Добрая весть ободрила бойцов.
Сами, не дожидаясь команды, сбросили рельс с грузовой площадки, которая всегда прицеплена к бронепоезду. Поднимаем рельс с земли — штука тяжёлая, толпой взялись. В полный рост и зашагали... А белые тут и грохнули из пушек. Вот они чего ждали: чтоб люди из бронепоезда показались!
Пошло нас семеро, а в вагон вернулось трое. Четверых на руках принесли.
Пулемётчики кинулись к пулемётам: «Держись, бандиты!»
Постреляли немного — и всё: в лентах патроны кончились.
Помрачнели бойцы. Головы повесили.
— Эй, белогвардейцы, — закричал кто-то через люк наружу, — бей фугасными, кончай бронепоезд! Твоя взяла!
Я приказал закрыть люки.
— Это что ещё за крики? — говорю. — Уже и паника? Как не стыдно! Дела наши, конечно, плохи. Снаряды, патроны кончились, бой вести нечем. И уйти не дают... Чего же он ждёт, белогвардеец, почему не расстреливает бронепоезд? А? Как вы думаете? Ведь пушки нацелены.
Бойцы стали высказывать разные догадки.
— Нет, — говорю, — товарищи, всё это не то. Заметили: по людям нашим стреляет, а по броне — нет... Ну? Да ясно же: белогвардеец задумал взять наш бронепоезд целеньким!
Бойцы оцепенели.
— Тогда остаётся... взорвать бронепоезд.
Я не согласился.
— А разве, — говорю, — мы всё испробовали, чтобы вырваться из ловушки? Белые не стреляют — это же нам на руку! Попытаемся ещё раз и ещё раз чинить путь. Тут главное — в полный рост не показываться. Двинуться бы с рельсом ползком — и белогвардеец нас не заметит!
Бойцы ожили.
Я уже толкнул бронированную дверцу, чтобы вновь выйти из вагона, как вдруг голос за спиной:
— Обождите, товарищ командир. Зазря погибнете!