Страница 8 из 9
Город был заинтригован: на шоссе Иксель, которое считалось окраиной бельгийской столицы, в “Белую лошадь” потянулась приличная публика – адвокаты, журналисты, врачи. Барбара позже признает, что этому во многом способствовали семейные и дружеские связи Клода Слюйса. Студент- юрист, мечтавший об артистической карьере, – он подготовил собственный номер в качестве иллюзиониста, – родился в непростой семье. Клод был сыном актрисы Люсьен Роже и Феликса Слюйса, известного в городе онколога и большого поклонника искусств. Феликс Слюйс дружил с Рене Магриттом, а в 1955 году издал книгу “Арчимбольдо и арчимбольджийцы”, открыв известного итальянского маньериста широкой публике. Во время войны семья Слюйсов прятала у себя поэта Поля Нуже – основоположника бельгийского сюрреализма и создателя Бельгийской коммунистической партии. С тех пор он считал себя духовным отцом Клода. Нуже был платонически влюблен в Этери и дневал и ночевал в “Белой лошади”. Ему было тогда тяжко: он потерял работу, вторая жена оказалась в психиатрической лечебнице, и как-то вечером, собрав выручку, Моник незаметно вложила ему в руку сто франков. Ей и Этери он посвятил несколько поэм, а в одной из них – Correspondances, – обращаясь к Моник, писал: “Я вижу тебя – ты грозовой вечер в Париже, ты ночь в Люксембургском саду, полная роз и листьев…” Романтические грезы там явно соседствовали с личной, непосредственной интонацией прямого обращения к адресату и многими вполне земными подробностями – Барбара наверняка хорошо запомнила этот стиль и, когда пришло время, сумела им творчески воспользоваться.
Нуже приводил в кабаре своих знакомых художников и писателей. Клод приносил ей книги – она стала много читать. Клод открыл ей Марианну Освальд – трагическую певицу с низким и хриплым голосом, в тридцатые годы сводившую Париж с ума. Барбара потрясена. “Это было так ново, так откровенно, так отчаянно. Она меня ошеломила”. О Марианне Освальд сегодня мало кто вспоминает, поэтому сделаем небольшое отступление – слишком много совпадений с нашей героиней. Марианна Освальд, урожденная Сара Блох, родилась в семье польских евреев. Рано потеряла родителей и была изнасилована в шестнадцатилетнем возрасте в детском доме в Мюнхене. Бежала из фашистской Германии во Францию, взяла в качестве псевдонима имя любимого героя из “Призраков” Ибсена. Дружила с Превером и Мориаком, Кокто и Камю, вдохновляла Пуленка и Онеггера. Выступала в знаменитом кабаре Boeuf Sur Le Toit (“Бык на крыше”) и эпатировала публику худобой, огненно-красными волосами и депрессивным репертуаром. Причудливо соединила стиль французского Левого берега и немецкого экспрессионизма. Ее хриплый и несколько простонародный голос немного напоминал манеру Пиаф, но именно у нее, а не у Пиаф взяла Барбара – столь непохожая на обеих своим романтизмом и хрустальными интонациями, улетающими в небо, – драматизм, страсть и напряжение.
Но где же свадьба? Да и было ли это замужество, если в “Лили Пасьон” она скажет: “Я была замужем довольно продолжительное время, но не помню лица своего мужа”. Влюбленный Клод еще долго ходил бы в ami, если бы в один явно не прекрасный вечер Моник не попала в полицию за выступления в кабаре без разрешения на работу. Клод бросился к комиссару:
– Она моя невеста!
– Тогда женитесь, мой друг. В противном случае ваша невеста окажется в тюрьме.
Что было делать? И состоялась “феллиниевская”, как она напишет потом, свадьба. Родители жениха не пожаловали – то ли чувствовали подвох, то ли были не в восторге от перспективы назвать дочерью еврейку и певицу кабаре. Невеста была вся в черном – от туфель до тюрбана на голове. На единственной фотографии она там… с другим мужчиной – он случайно попал в объектив. А свидетелем со стороны невесты была экстравагантная фламандка, старая проститутка по имени Прюданс, у которой Моник снимала комнату. Колоритнейшая особа – она тоже станет одной из героинь спектакля “Лили Пасьон”. В отличие от бедного Клода, конечно. Так как дело происходило в Бельгии, вспомним знаменитую картину Магритта “Любовники” – целующаяся пара, он и она, чьи головы плотно обвязаны белой непрозрачной тканью – они не видят друг друга. Лучшая иллюстрация единственного брака Барбары.
Весной 1954 года пара оказывается в Париже. Моник вновь идет в кабаре L’Ecluse – и на этот раз ей удается получить ангажемент на неделю! Вот как вспоминает об этом Марк Шевалье, один из владельцев кабаре: “Она тогда еще не была знаменитой «певицей полуночи», как ее потом называли. Она была дебютанткой, которую два года тому назад сюда не взяли. Но те, кто слушал ее тогда, не могли не заметить, сколько прибавилось в ее исполнении интеллигентности, внятности посыла, лиризма. Она на лету хватала советы, как сделать номер еще лучше. Единственное, чего я не понимаю, – как она тогда выживала. Жить было негде, денег тоже не было. Ее приютила Оливия, наша аккомпаниаторша, она же обучала ее игре на фортепиано. А Барбара увела у нее мужа! Многие мужчины теряли из-за нее голову. Но не они составляли содержание и смысл ее жизни”.
Клод тоже пробовался в L’Ecluse – с номером на картах. Его не взяли. Тогда он стал показывать этот номер за гроши в ближайшей забегаловке. А заодно разгружал ящики с фруктами на рынке. И неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, если бы его срочно не вызвали в Бельгию как военнообязанного. Они возвращаются – и он занимается подготовкой ее первого сольного концерта. Найден зал – на рю де Коммерс, в ателье художника Марселя Астира. У художника проблемы со зрением, он больше не может работать и живет на то, что сдает артистам свою просторную студию для выступлений и сам рисует для них образцы пригласительных билетов.
Пятница, 1 октября 1954, 20:30. Просторный зал, на потолке которого горят большие круглые лампы, похожие на горячие сковородки. Простые стулья, плотно придвинутые друг к другу. Зал заполнен до отказа. К роялю выходит молодая женщина в черном со жгуче-черными волосами, огромными глазами и неотразимой улыбкой. Она поет и аккомпанирует себе сама. И она уже не робеет и не деревенеет от страха.
Репертуар концерта в двух отделениях подобран тщательно: здесь и серьезные песни, и характерные, и классика – Evidemment bien sûr из репертуара Марианны Освальд, и самое новое – песни Лео Ферре, Жака Бреля. Две песни подписаны так: слова Клода Слюйса, музыка Андре Ольга. Андре Ольга – это псевдоним самой Моник, она еще не решается признаться, что начала писать музыку. Одна из двух песен носит символическое для пары название: “Будущее принадлежит другим”. Действительно, будущее после этого концерта принадлежало ей, и только ей.
Брюссель на этот раз оказался милостив: он увидел настоящее парижское варьете, как писали газеты, высокое мастерство, неожиданно продемонстрированное совсем юной женщиной – стильной, одетой с безупречным вкусом, с несомненным актерским мастерством проигрывающей за роялем истории своих персонажей. Как это всегда и бывает, шиканье и презрение сменились на гул одобрения в один момент. И вот уже телефонное радио (во Франции его называют téléphone arabe) разнесло по городу новость о появлении новой певицы, которая не предлагает слушателям “розовую водичку”, а выбирает сложные поэтические и драматические произведения.
И понеслось: февраль 1955-го – первая пластинка на 78 оборотов – если кто еще помнит, что это такое, – на студии “Фониор де Брюссель” (профинансированная месье Клодом, между прочим). Говорят, что голос Барбары потонул там в звуках оркестра под управлением Жака Сея. Март 1955-го – участие в концерте американских звезд в брюссельском Дворце искусств, потом там же в “спектакле поэтической песни” вместе с “Марком и Андре”, известными исполнителями Марком Шевалье и Андре Шлессером, совладельцами L’Ecluse. И, наконец, 30 октября того же года ее имя появляется на афише знаменитого кабаре La Tour de Babel (“Вавилонская башня”) на центральной площади Брюсселя, где всегда выступал цвет французского шансона. В ее репертуаре – Лео Ферре, Жак Брель, Поль Нуже, Жорж Брассенс…