Бог любит смех

Г Л А В А 22. СТРАННОЕ ДЕЛО О ПРОПАЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

На следующее утро за завтраком я сказал Маргарет: "Сегодня ночью я читал твою статью в журнале". "Это не моя статья, -- сказала она. -- Я всего лишь купила журнал". "Я знаю, почему ты его купила", -- сказал я ей. Она была одета в мексиканскую расклешенную юбку цвета морской волны с белым, белую блузку и туфли, подобранные в тон юбке. Она выглядела так мило и невинно с этими голубыми, как яйца малиновки, глазами, что я едва заметил мерзкого снежного человека, сидящего на ее плече. Я одарил их обоих "стеклянным взглядом" своего отца и выразительно произнес: "Двое -- компания, трое -- толпа". Маргарет положила мышь в ее домик и сказала: "Иди и играй со своим чудесным сыром. Папочка хочет поговорить про статью в журнале". Я не хотел говорить об этом. Я хотел подумать об этом. Поэтому я сказал: "Ветчину и яйца, и прекратить разговоры". Пока я ел, Майкл принес утреннюю почту. Там была открытка от деда. В ней было только: "Померли все, что-ли?" Я написал ему перед уходом на работу и рассказал, что случилось со мной в последние несколько месяцев. Я пообещал сообщить ему все детали, как только выберу время. Через три дня пришла телеграмма. БЫСТРЕЕ ДЕД Маргарет и я не обсуждали журнальную статью несколько дней. Можно сказать, что она была озадачена этим, поскольку была задумчива и деликатна. Я получал любимые блюда три обеда подряд. "Я не хотел бы, чтобы ты была так уж чрезмерно добра и терпелива", -- сказал я ей. "Ладно, -- сказала она. -- Я куплю билеты на следующий вечер на "Риголетто". "Не стоит кидаться в другую крайность". В это утро Маргарет подвезла меня на работу -- она и мерзкий снежный человек, который неожиданно появился из-под воротника ее пальто. Он уставился на меня осуждающе. Я сказал: "Не будь нетерпелива. Подожди до следующего месяца". "Это не имеет ко мне никакого отношения, -мимоходом пояснила Маргарет. -- Это между тобой и Богом". "Я хочу быть искренним". "Конечно, -- бодро согласилась она. -- В конце концов, это у тебя видение, а не у меня". Она быстро поцеловала меня и сказала: "Желаю всего хорошего". Я вышел. Она опустила стекло, чтобы еще раз поцеловаться. За одним поцелуем последовал другой. Я сказал настойчиво: "Я должен быть уверен, что Бахаулла -- тот, кого я ищу". Она кивнула. "Для этого у тебя есть голова и сердце. Если после прочтения "Книги Доказательств" ты все еще не убежден, что Бахаулла -- тот, кого так долго ждали, тогда ты должен отказаться от веры в него". "Я не читал еще "Книги Доказательств", и ты знаешь это", -- сказал я ей сердито. Я слышал, как она весело засмеялась, когда закрывала окно и отъезжала. У меня появилось предчувствие, что все случится в ближайшие дни. Так и вышло. Меня тошнило от разговоров, когда я вечером уехал со станции. Все-таки я остановился у библиотеки, чтобы выбрать несколько книг по астрономии. Я хотел проверить свои подозрения насчет странной звезды и кометы, которая появилась во время пришествия Бахауллы -- подобно звезде, что появилась в то время, когда явился Христос. Я чувствовал себя усталым. Я мало ел за обедом и, как только мы с ним покончили, отнес эту кипу книг в гостиную и свалил на диван. Полный противоречивых чувств, я начал нащупывать свой путь среди них. Маргарет принесла мне вторую чашку кофе. "Не засиживайся допоздна, -- сказала она. Потом она поцеловала меня в макушку. -- Желаю удачи". Вошел Билли со сливками. "Мама, как там папа?" -- спросил он Маргарет. Она улыбнулась. "Он крепкий парень", -- сказала она ему. Билли согласился. "Чертовски крепкий". Поздно ночью я пережил один из тех удивительных моментов, какие бывают у художника, когда холст начинает оживать под его кистью, или у археолога, когда холм раскрывается, являя до сих пор неизвестную пещеру; это было кульминацией долгого периода занятий и молитв, и результат удовлетворял и сердце, и разум. Я написал подробную историю этого открытия и шагов, которые к нему вели, в другой книге, названной мной "Как тать ночью". Для заглавия взята цитата из Христа, про час Его возвращения, когда, заставая людей неподготовленными и равнодушными, Он придет "яко тать в нощи". Первоначально я назвал книгу "Дело о пропаже тысячелетия", потому что это казалось одной из самых захватывающих и волнующих тайн, какие только можно себе вообразить -настоящей сенсацией. Никто не мог разрешить эту проблему более чем сто лет, и вдруг, неожиданно, через несколько месяцев, ответ упал мне прямо в руки. Я написал "Тать" с тем, чтобы те близкие друзья, с кем я долго, рука об руку работал на радио и телевидении, могли понять, почему в момент, который они считали вершиной успешной карьеры в шоу-бизнесе, я отказался от своего будущего на телевидении и начал странствовать по свету. "Что случилось с Биллом Сирзом?" -- этот вопрос до сих пор задают в Филадельфии", -- так недавно писали мне друзья. Обычный ответ таков: "Неужто вы не знаете? Бедняга. Он потерял голову. Стал религиозным фанатиком. Последнее, что я слышал -- он был где-то в Тибете". Ближе Карачи я к Тибету не подбирался. Скорее всего, когда задавался вопрос, я был в Микенах в отпуске, где писал картины на том месте, откуда, согласно легенде, Агамемнон отправился спасать из Трои Елену от имени своего брата. Тем не менее, совершенно верно, что я шел по следам Бахауллы через много земель, пытаясь сам найти подтверждение своей теории, согласно которой я нашел решение одной из самых интригующих и необъяснимых тайн нашего времени. Дабы мои друзья могли отнестись ко мне более благожелательно, я сделал полную запись мучительной истории, привлекшей вначале мое внимание, и, в конце концов, пленившей мое сердце. Вскоре я обнаружил, что не одинок в поисках ответа на загадку века. Профессор Эдвард Гренвиль Браун из Пемброкского колледжа Кембриджского университета предпринял первые шаги намного раньше меня. Он вдохновенно написал о становлении этой Веры. "Я считаю своей приятной обязанностью довести этот вопрос до сведения моих соотечественников". Он говорил о своем стремлении добиться такой точности изложения, какая только возможна. "В моих глазах, -- говорил он, -- вся эта история выглядит как одно из самых интересных и важных событий, имевших место со времени становления Христианства". Его современник, профессор Бенджамин Джоветт из Бэллиол-колледжа, Оксфорд, был даже более выразительным. Он сказал: "Это величайшее событие, произошедшее на Земле со времен Иисуса Христа. Оно слишком грандиозно для наших дней, чтобы постичь его сейчас, но будущее высветит все его великолепие". Было уже ровно два часа сорок пять минут, когда я нашел историю, которую искал -- о звездах. Это было подобно ключу, открывающему нужную дверь. Я издал непроизвольный вопль, который посрамил бы Джеронимо. Все в семье знали, что значит для меня найти этот потрясающий отчет. Я постоянно говорил об этом за столом. Когда они услышали мой крик, они все поднялись с постелей, словно по волшебству. Когда я выглянул из-за книг, то увидел, что окружен кольцом встревоженных лиц: Маргарет, Билли, Майкла, Призрака, Леди Уиндермир, Хлои, Кукушкиной Ягоды, Лючии и Харт-Шеффнер-Маркса. "Послушайте!" -- воскликнул я радостно. А потом я рассказал им поразительную историю о звездах и кометах, которые возвещали явление Бахауллы. Даже Маргарет была очарована. Я сам чувствовал себя человеком, который запустил крупнейший в мире нефтяной фонтан. Подошли ли к концу мои долгие поиски? Нашел ли я наконец разгадку своего видения? Я должен это знать. Я подбросил вверх книги, сгреб в охапку Маргарет и стал вальсировать с ней по комнате. Она смеялась и плакала. Билли, который считал, что должен играть на скрипке по любому радостному поводу, побежал и принес свою скрипку. Мальчики не совсем понимали, что случилось, но они тоже были охвачены волнением. Под мелодию "Ля-открытая, Ми-открытая", мое мурлыканье "Кейзи вальсирует с ягодкой-блондинкой", и завывание Леди Уиндермир, веселье сделалось неудержимым. Майкл принес вниз даже мерзкого снежного человека, и, таким образом, вся семья целиком могла насладиться этими минутами полной раскованности. "Твоя взяла, -- сказал я Маргарет. -- Я ухожу в кабинет и буду читать "Книгу Доказательств". "Не торопись, -- сказала она. -- Это такой счастливый момент". "Я хочу торопиться, -- сказал я. -- Я ждал этого момента всю жизнь". Она очень крепко обняла меня. "Не важно, что случится, когда ты выйдешь из этой комнаты, -- сказала она мне, -- это не изменит наших отношений. Я люблю тебя очень сильно". Я ушел в кабинет и закрыл дверь. Я читал более трех часов. Потом отложил книгу. Я опустился на колени и молился до рассвета. Что произошло за эти три часа, касается только Бога и меня. Когда я вышел, семья все еще была в комнате: Майкл спал на диване, укрытый Призраком поперек груди, как одеялом; Билли в большом кресле, сжимающий скрипку и окруженный тремя собаками и двумя кошками. Маргарет не спала. Она сидела на большой кожаной подушке из Хартума. Я был уверен, что она тоже молилась. Когда она услышала, что открывается дверь, она быстро подняла глаза. Она что-то прочла на моем лице. Улыбнулась и подошла ко мне. Я обнял ее. Я сказал: "Я -- бахаи". "Я знаю, -- сказала она мне. -- Я всегда это знала". Я отослал "Книгу Доказательств", вместе с другими собранными мной материалами, деду. Несколько недель от него ничего не было слышно. Наконец, я послал телеграмму. ЧТО СКАЖЕШЬ? БИЛЛ Я получил следующий ответ: ДУМАЮ. ДЕД Я подождал еще три недели, потом отправил еще одну телеграмму. НУ? БИЛЛ Наконец он ответил. СТИХ ТЫСЯЧА ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ ДЕД Я посмотрел рекомендованное сразу, как только пришел домой. Это звучало весьма лаконично: "И люди вскричали, говоря -- это голос не человека, но Бога".