Страница 24 из 98
Однако, судя его возбуждению, которое она чувствовала бедрами, мужчину мало волновало состояние ее кожи. Что заставляло его заниматься рыбалкой, вылавливая одну за другой рыбок Талли? Неужели детские привязанность и обида двигали человеком, для которого весь Вестерос являлся не более чем кукольным театром марионеток. Марионеток, которыми управлял он сам. Видел ли он перед собой ее мать в эти минуты? Представлял ли, что ладони сжимают грудь Кейтилин Талли, а не Сансы Старк? На этот вопрос она бы не хотела узнать ответа. Некоторые вещи лучше было не знать, пребывая в сладком неведении.
Северянка закрыла глаза, ощущая, как от ласк по телу разливалось тепло. Казалось, что по позвоночнику волнами проходит дрожь. Собственная реакция пугала сильнее неторопливых действий мужчины, ибо от него она могла избавиться, а вот от себя убежать не было дано никому.
Бейлиш всегда был внимателен к тем, кто окружал его. Слишком внимателен. Чувствовал ли он ее смятение, когда прижимал к себе вплотную? Слова, произнесенные хриплым голосом, были ответом. Им хотелось верить. Хотелось верить его взгляду, его рукам, губам, скользящим по телу, но она не могла позволить себе эту роскошь. Больше не могла. Доверие было тем, что погубило всю ее семью, а они доверяли людям, некогда проявившим себя достойнее Лорда с Перстов.
Девушка с заледеневшей душой, она растворялась в его руках, не в силах противиться удовольствию, которого прежде не знала. Стараясь держать под контролем свое дыхание, Санса проигрывала опыту Мизинца. Слабо понимая, что должна делать и что делает, она выгибалась навстречу поцелуям и обвивала предателя тонкими руками. Она едва уловимо отклоняла голову, подставляя шею губам, и зарывалась пальцами в его волосы, хватаясь за них.
Каждое прикосновение болтонского бастарда отзывалось болью. Каждое касание губ Бейлиша разжигало в ней пламя. Это было слишком откровенно для нее. Неправильно, грязно, неразумно, но останавливать его даже не пришло бы в ее голову. Пусть она чувствовала, как краска заливает лицо, когда мужчина обхватывал сосок губами и чуть тянул. Пусть… ведь она не знала ничего, что позволяло бы чувствовать себя настолько хорошо. Забыться хотя бы раз, об этом Леди Севера мечтала уже слишком давно, но каждый раз спотыкалась на собственной глупости, которая теперь достигла апогея. И в то же время было ли что-то продуманнее, чем попытка заключить сделку с Пересмешником?
Придя в его покои, рыжеволосая была готова вытерпеть что угодно ради своей цели. Но внутри получила совсем не то, чего ожидала. Ведь она предположить не могла себя не желающей, чтобы Пересмешник останавливался.
Невольный стон сорвался с ее губ, стоило Лорду отстраниться. Тяжело дыша, она успела ухватить взглядом его улыбку, перед тем, как оказаться опушенной спиной на холодный стол. С неохотой разжав пальцы, Санса провела ими по его рукам от плеч до запястий. Чувствуя, как он спускает платье ниже, Старк закрыла глаза. Те ощущения, которые вызывал в ней мужчина, являлись ее падением. И, похоже, это падение было бесконечным. Но даже если в конце она разобьется насмерть, то все равно желает перед этим сполна насладиться парящей невесомостью.
Плавно выгибая спину, рыжеволосая задерживала дыхание, когда хотелось стонать от наслаждения. Ей казалось, что руки и губы Бейлиша способны снова сделать ее своей марионеткой. Пусть не на долго, но она не прочь оказаться ею, только бы он не отнимал рук, только бы он продолжал чертить на коже линии кончиком языка.
Едва слышно она выдохнула через открытые губы и тут же прикусила нижнюю, дабы на ахнуть, когда его рука оказалась между ее ног. Запоздало пытаясь свести их, уйти от этого касания, Санса чувствовала, как стыд затопил сознание, когда приподнявшись на столе, она поймала улыбку мужчины. В какой миг в нем проявились нотки собственника? Нужно ли ей было бояться этой его стороны?
В том, как она сдерживала себя, борясь с тем, что рвалось наружу, в том, как вздрагивала от каждого его прикосновения, зажмуривая глаза, проскальзывала боль, прочно въевшаяся в каждую клеточку рыжеволосой. Каждый раз, когда он касался ее тела, Пересмешник чувствовал, как постепенно охватывавшее Сансу желание, боролось с горечью, недоверием, желанием отстранится и, выскользнув, убежать. Даже сейчас, когда они зашли уже слишком далеко, он не стал бы удерживать ее, если бы она, оттолкнув его, убежала. Лорд Харренхолла прекрасно понимал, что все, чтобы он ни сказал ей — уже не имеет значения, это не поможет им. Старк могла лишь принять его правду, но не поверить в неё. Чтобы он ни сказал и ни сделал сейчас — это будет ложью.
Перебирал ли кто-то столь нежно его волосы, после столь пылкого поцелуя? Его девочкам обычно не было до этого дела. О, они были умелыми, но выполняли свои функции с профессиональной безликостью. Нет, конечно же, они были хороши. Иных он просто не держал, так как вложение должно было оправдывать себя. Однако ни одна из них никогда не осмеливалась на нечто большее. Они прекрасно знали свое место. Что до Лизы Аррен… бедная Лиза, она была просто одержима им. Ее прикосновения всегда были почти лихорадочны, обрывочны. Она будто бы хотела его всего и сразу и поэтому ни на чем не могла задержаться.
Его Пташка так не походила на всех тех, кто побывал в его руках. Это пьянило и лишало разума, на который он так привык полагаться. Она жадно ловила каждое его слово с каким-то невероятным изумлением. Будто бы не верила, даже теперь не верила, что он сходит от нее с ума.
Ее сладкий голос заставлял кровь в жилах кипеть, когда она говорила, что верит, когда она произносила его имя. Хоть оно до сих пор давалось ей не так легко, как ему бы хотелось. Еще никогда он не чувствовал себя настолько браавосийцем, которых называли горячими южанами.
Неспешно снимая с девушки трусики, он ввел вглубь нее палец, с едва заметной улыбкой наблюдая за тем, как она судорожно хватает губами воздух. Некоторое время, неторопливо растягивая ее умелыми движениями, он добавил еще один, в ответ на что волчица застонала и вцепилась в его волосы. Его девочка, для нее это было впервые… не смотря на то, что он не был первым мужчиной, взявшим ее, у него была возможность стать первым, кто дал ей почувствовать нечто большее, чем она испытывала до этого.
Волчица застонала под таким напором, прикрывая глаза, но потом, вспоминая о его просьбе, распахивала их. Если бы она только знала, что с ним делают ее стоны. Пересмешника попросту начинало бросать в жар от них.
Медленно Бейлиш скользил пальцами внутри, растягивая удовольствие, заставляя рыжеволосую невольно подаваться бедрами навстречу его движениям, чтобы через мгновение, скользнув большим по клитору, заставить с невольным стоном выгнуться, впиваясь в его руку. Санса смотрела на него широко раскрытыми глазами, закусив нижнюю губку и… Седьмое пекло! Она вздрагивала и соблазнительно вздыхала приоткрытыми губами, прикрывала глаза не в силах вынести столько наслаждения. Мизинец усмехнулся, ведь он только начал, а она уже забывалась в своем, пока еще неосознанном, желании.
О небо! Когда Санса застонала и, вцепившись в его волосы, развела ножки шире, сделала движение бедрами вперед, неосознанно буквально нанизываясь на пальцы, Бейлиш уже начал сомневаться в том, что девушка не находилась под действием более чем одного бокала вина. Всегда сдержанная миледи с Севера, сейчас она походила на шлюху. Уголок его губ искривила усмешка от такого ее откровенного желания. Вечная ночь! Она очень хотела его.
Если бы его рыжеволосая пташка, которая буквально извивалась, пока он неспешно скользил в ней пальцами, играя с клитором, знала о том, сколько раз он проделывал это с ней, стоило ему лишь на мгновение закрыть глаза. Что бы она сказала, узнай, что вместо двух девочек из его борделя в Королевской гавани, к которым никто не мог больше прикоснуться, кроме него, и с которыми он мог снять только физическое напряжение, Пересмешник представлял ее? Сейчас Лорду Харренхолла на это было наплевать, сейчас, пускай и не надолго, она принадлежала только ему. В глубине души понимая, что лишь безнадежность толкнула волчицу в его руки, заставив ее отдать в качестве «платы» за его помощь единственное, что оставалось у нее, он все же надеялся на, казалось, невозможное. Петир надеялся на то, что было что-то еще, что-то больше.