Страница 42 из 155
Почти три года прошло с тех пор, как добрый полковник Ньюком отбыл в Индию, и за это время в жизни главных героев сей хроники и ее составителя произошли заметные перемены. Что касается последнего, то надлежит сообщить, что старое милое лемб-кортское товарищество распалось, так как младший из компаньонов обзавелся другим другом. Составитель публикуемого жизнеописания перестал быть холостяком. Зиму мы с женой провели в Риме - этом излюбленном пристанище всех новобрачных, - где слышали от художников много похвальных слов о Клайве, о его благородстве и остроумии, о его веселых пирушках и о талантах его приятеля юного Ридли. Когда весной мы возвратились в Лондон, един из первых наших визитов был на Шарлотт-стрит, в квартиру Клайва, куда с восторгом отправилась моя супруга, чтобы пожать руку молодому художнику.
Но Клайв больше не жил в этом тихом уголке. Подъехав к дому, мы увидели на двери блестящую медную дощечку с надписью "Мистер Дж. Дж. Ридли", - и именно ему пожал я свободную руку (в другой он держал огромную палитру и целый пучок кистей), когда мы вступили в это знакомое обиталище. Над камином, где прежде был портрет полковника, теперь висело изображение его сына - прекрасный, тщательно выписанный портрет одетого в бархатную куртку и римскую шляпу юноши с той самой золотистой бородой, которая была принесена в жертву столичной моде. Я показал Лоре эту копию, покуда не имел возможности представить ей сам оригинал. Видя ее восхищение картиной, польщенный художник сказал, по обыкновению, робко и заливаясь румянцем, что охотно написал бы и мою супругу, сюжет, привлекательней коего, по-моему, не сыскал бы ни один живописец.
Полюбовавшись прочими работами мистера Ридли, мы, разумеется, вновь заговорили о его предшественнике. Оказывается, Клайв переселился в более фешенебельный квартал. Разве вы не слышали, что он стал богачом, светским львом?
- Боюсь, что он теперь очень мало времени уделяет живописи, - сказал Джей Джей с грустью, - хотя я его молил и упрашивал остаться верным своей профессии. Он бы в ней преуспел, особенно в портретном жанре. Вот взгляните на это. А это, а это!.. - Ридли протягивал нам отличные и весьма выразительные наброски Клайва. - Он легко схватывает сходство, и притом люди у него облагорожены. Он с каждым днем делал успехи, как вдруг появился этот мерзкий банк, и он перестал работать.
Какой банк? Так вы не знаете про новый индийский банк, членом правления которого стал полковник? Тут я, конечно, догадался, что все эти коммерческие дела связаны с Бунделкундским банком, о котором полковник писал мне из Индии больше года назад, рекомендуя участие в делах этого предприятия как надежный способ разбогатеть и сообщая, что уже отложил для меня несколько акций. Лора была в восторге от всех рисунков Клайва, которые ей показывал его преданный друг и собрат по искусству, за исключением одного, представлявшего собой портрет вашего покорного слуги, каковой миссис Пенденнис почла намного ниже оригинала.
Распрощавшись с милым Джей Джеем и предоставив ему возвратиться к его холстам, над которыми он повседневно трудился молчаливо и усердно, мы отправились по соседству на Фицрой-сквер, где мне предстояло удовольствие показать нашему гостеприимному и доброму старику Джеймсу Бивни молодую особу, носившую мое имя. Однако и тут нас ждало разочарование. Приклеенные на окнах билетики возвещали, что старый дом сдается внаймы. Сторожиха вынесла карточку, на которой размашистым почерком миссис Маккензи был написан нынешний адрес мистера Джеймса Бинни: Пиренеи, город По, до востребования; лондонские его поверенные - господа такие-то. Женщина сказала, что, кажется, джентльмен занедужил. Дом тоже выглядел заметно потускневшим, хмурым и запущенным. Мы уехали огорченные мыслью, что да доброго старого Джеймса навалилась болезнь или другая какая невзгода.
Миссис Пенденнис поехала домой, в нашу новую квартиру на Джермин-стрит, а я поспешил в Сити, где у меня были кое-какие дела. Как уже сообщалось, я держал небольшой вклад у "Братьев Хобсон", и вот я направился в этот банкирский дом и вошел в приемную с тем трепетом, какой испытывает всякий бедняк в присутствии финансовых магнатов и капиталистов Сити. Мистер Хобсон Ньюком весьма дружелюбно и по-свойски пожал мне руку, поздравил меня с женитьбой и прочее, и тут появился сэр Барнс Ньюком, все еще в трауре по своему усопшему родителю.
Сэр Барнс держался с беспредельной любезностью, сердечностью и обходительностью. Он был, видимо, в курсе всех моих дел и поздравил меня с каждой наималейшей удачей; он слышал, что я выставил себя кандидатом в депутаты от родного города; искренне надеялся видеть меня в парламенте и, притом, сторонником правых; горел желанием познакомиться с миссис Пенденнис, о которой слышал много лестного от леди Рокминстер; и осведомился о нашем адресе, дабы леди Клара Ньюком могла иметь удовольствие нанести визит моей супруге. Эта церемония вскоре состоялась, а за ней не замедлило последовать приглашение на обед к сэру Барнсу и леди Кларе Ньюком.
Сэр Барнс Ньюком, баронет и член парламента, разумеется, проживал уже не в том маленьком домике, в котором поселился после женитьбы, а в куда более просторном особняке в Белгрэйвии, где и принимал своих знакомых. Следует заметить, что, воцарившись в своей семье, Барнс перестал быть так несносен, как во дни своей юности, и не без сдержанного сожаления говорил об этом периоде своего духовного развития. Он был саркастичен, важен и сановит, не прятал больше свою плешь (как то делал при жизни отца, зачесывая жидкие пряди волос с затылка на лоб); рассуждал все больше о парламенте, ревниво исполнял свои обязанности там и в Сити и старался жить со всеми в мире и дружбе. Можно было подумать, что все мы - его избиратели, и хотя его усилия быть приятным не ускользали от глаза, они имели явный успех. У Барнса мы встретили мистера и миссис Хобсон Ньюком, Клайва, а также мисс Этель, которая была очень хороша в своем траурном платье. Это был семейный обед, как заметил сэр Барнс с подобающей торжественностью в лице и голосе, давая нам понять, что большие приемы дока невозможны в этом доме, пережившем такую утрату.