Страница 9 из 23
– Здесь есть вещи, с которыми я не знаю, как поступить, – сказала она. – А это что? – она держала в руке пачку скрепленных вместе бумаг. На первой странице был карандашный рисунок, изображавший человека с головой, лежащей на плахе, рядом с ним стоял палач с поднятым топором, готовым опуститься на несчастного. От этой картинки у нее по спине побежали мурашки. Наверху большими печатными буквами было написано ОСКП.
– Что означает ОСКП? – спросила она.
Тим посмотрел на пачку бумаг в ее руке. Он долго не cводил c нее глаз, словно пытаясь вспомнить, где видел ее прежде. Потом их глаза встретились.
– Если я тебе кое-что расскажу, может ли это остаться между нами? – спросил он.
– Тим, – сказала она, словно не веря, что он способен задать ей такой вопрос. – Конечно, – ответила она. – С учетом всего того, о чем я рассказала тебе.
Казалось, он все еще сомневается. Потом Тим встал и протянул ей руку. Она поднялась с пола и вместе с ним вышла из комнаты в коридор, а потом вошла в огромную спальню, которая, как она полагала, принадлежала его родителям. Было приятно находиться в комнате, которую еще не захламил его брат. Огромная кровать была с пологом на четырех столбиках, а на полу лежал персидский ковер в красных и бежевых тонах, доходивший почти до стены.
Присев на край кровати, Тим взял в руки одну из фотографий, стоявших на ночном столике с мраморной столешницей. Она села рядом, и он обнял ее, держа фотографию на коленях. На ней было три подростка – двое юношей и девочка, радостно улыбавшиеся в камеру. В мальчике слева она узнала Тима. Его светлые кудри были длинными и растрепанными, а улыбка была совсем не такой, как теперь. Более открытой. Не такой усталой от времени и обстоятельств.
– Это ты, – сказала Кики.
– Верно. – Тим показал на юношу справа: – А это Марти.
Юный улыбающийся Марти был аккуратно подстрижен, красивое лицо с жесткой линией губ делало его похожим на солдата.
– Ой, я бы не узнала его.
– Здесь ему только что исполнилось восемнадцать, – сказал Тим. – Неделю спустя он вышел в море. Энди… – Тим ткнул пальцем в девушку, стоявшую между ними, – и мне было тогда пятнадцать лет.
– Она твоя… это твоя сестра? – спросила Кики.
В первый раз после того, как она спросила его о том, что такое ОСКП, Тим улыбнулся.
– Мы двойняшки, – сказал он, слегка поглаживая стекло в том месте, где на фотографии была Энди. В его голосе чувствовалось волнение от любви к сестре. – Именно здесь в дело вступает ОСКП.
– Не понимаю, – сказала она.
Тим тяжело вздохнул.
– Около двух лет назад Энди была арестована по обвинению в убийстве.
У Кики перехватило дыхание.
– В убийстве? – переспросила она. – Она действительно кого-то убила?
Тим не ответил на ее вопрос.
– Когда прошлым летом наконец состоялся суд, присяжные пришли к заключению, что она виновна.
Внезапно Кики поняла, почему Тим так интересуется тюремной реформой.
– Почему они решили, что она виновна?
– Потому что они просто не знают ее. Энди не могла никому причинить зла. Дело в том, что… Марти все испортил. Я не осуждаю его за то, что он сделал, но он все еще считает, что все испортил.
– Что же он натворил?
Тим, не отрывая глаз, смотрел на фотографию.
– Понимаешь, случилось так, что сюда должен был прийти фотограф и сделать фотографии нашего дома, которые должны были напечатать в журнале Southern Living Classics. Знаешь этот журнал?
Кики кивнула, хотя совсем не знала, что это за журнал.
– Мои родители были в Европе, – продолжал Тим, – то есть парень просто собирался снять дом снаружи, а остальное – после того, как они вернутся. Энди была дома, но она занималась в своей комнате. Мы оба заканчивали второй курс Каролины. Ей, то есть нам, только что исполнилось девятнадцать лет. Как бы то ни было, она сказала, что не знала, что этот парень приходил делать фотографии, а на следующий день кто-то из наших соседей увидел его мертвым у нас на заднем дворе. Ему было нанесено около дюжины ударов кухонным ножом. Сосед сказал, что видел, как Энди днем раньше разговаривала с ним на улице. – Тим поставил фотографию обратно на ночной столик и встал, поглаживая пальцами ее волосы.
– И так все закрутилось, – сказал он.
Кики пыталась скрыть охвативший ее ужас. На заднем дворе дома, где она сейчас находилась, был убит человек. Ему нанесли двенадцать ножевых ударов. При этой мысли она содрогнулась.
– Копы допрашивали Энди, Марти и меня по отдельности. – Тим лениво перебирал вещи, стоявшие на длинном комоде. Еще одна фотография. Зеркало с ручкой. Серебряная зажигалка. – И все мы говорили разное. Я сказал правду. Я сказал, что приблизительно в то время, когда, по их представлению, был убит этот парень, я был в кампусе и что за ланчем я встретился с Марти. Он как раз только что вернулся из Вьетнама и вроде как валял дурака.
Открыв один из верхних ящиков комода, Тим вытащил нераспечатанную пачку сигарет «Winston». Кики тихо сидела, пока Тим не зажег сигарету и не выпустил струйку дыма. Он протянул ей пачку, но она отрицательно покачала головой.
– Однако Марти солгал, – сказал Тим. – Он сказал, что всю вторую половину дня был дома вместе с Энди и вообще не выходил на улицу. Конечно, он сказал так, чтобы защитить ее. – Он невесело рассмеялся. – Это все испортило, – добавил он.
– А что сказала Энди? – спросила она.
– Что она была дома одна и никогда не видела этого парня. Отпечатки ее пальцев были на ноже, и она сказала, что это оттого, что нож с нашей кухни и она постоянно им пользовалась. Потом Марти был уличен во лжи и отделался легким испугом, а Энди на полтора года отправили в тюрьму, где она ожидала приговор. Родители сразу же вернулись домой и наняли ей приличного адвоката, но история Энди выглядела нелепой, и присяжные понимали это. Обвинение представило дело так, что ее обвинили в предумышленном убийстве. Якобы Энди убила его из-за его фотографического оборудования, несмотря на то что так и не было доказано, что же пропало. Дело в том, что Энди никогда не верила в то, что ее признают виновной, поэтому она так и не сказала никому, что же на самом деле произошло. Она лгала на суде и лгала адвокату, потому что… – он затянулся сигаретой и посмотрел в глаза Кики, – потому что она действительно убила его, но думала, что ей будет еще хуже, если она признается в этом.
– Она убила его? – Мысленно она живо представила себе сцену на заднем дворе. Она видела, как красивая блондинка с фотографии вонзает нож прямо в сердце незнакомца. И так двенадцать раз.
– Она сказала правду после того, как была признана виновной. Это было… потрясением. Мы все сидели в зале суда, когда оглашали приговор. Мама начала рыдать, а Энди встала и закричала: «Я хочу сказать правду! Я хочу сказать правду» – но было уже поздно.
– Что же на самом деле произошло?
– Этот парень изнасиловал ее. – Когда Тим вынимал сигарету изо рта, его рука дрожала. – Он уговорил ее впустить его в дом, чтобы снять интерьеры, а потом… – Тим умолк. – Скажем, он был мерзким сукиным сыном. Она была не в себе после того, как он вышел из дома, схватила нож, побежала за ним во двор и убила его. Отплатила ему за то, что он сделал с ней. Я поверил сестре. Мы все поверили. Но ее адвокат нет, и время было упущено. Если один раз она лжесвидетельствовала против себя, значит, она снова говорит неправду. Вот что все подумали. – Тим склонился над комодом, скрестив руки на груди, и посмотрел в глаза Кики.
– Ее приговорили к смертной казни, – сказал он.
Все встало на место.
– О, – только и выговорила Кики.
– А наша мать не смогла этого вынести. Она всегда страдала от депрессии и считала себя виновной за то, что они с отцом так долго путешествовали и ее не было здесь, рядом с Энди. Несмотря даже на то, что мы были уже довольно взрослыми и могли сами позаботиться о себе. Вот так, – сказал Тим, безнадежно вскинув руки. – Через несколько дней после суда я пришел домой и нашел свою мать мертвой от передозировки лекарств. – Он посмотрел на кровать, где сидела Кики, и она поняла, что именно здесь он и нашел ее. Кики встала.