Чтец

И когда она проталкивала свое тело сквозь этот невообразимый мрак, не зная, сколько она уже проползла, и сколько ей предстоит проползти еще, когда она не слышала ничего, кроме шороха мокрой земли под собственным телом, именно вещественность прямоугольного предмета, который, пробираясь вперед по туннелю, она толкала перед собой, и уверяла Сефию, что она все еще жива, что не погибла в надземном мире вместе со своим отцом.

Наконец, она добралась до конца туннеля. Тот неожиданно заканчивался стальным люком, открывавшимся изнутри. Сефия свернулась под ним, ощупывая земляной потолок в поисках задвижки и раздвигая корни растений, и, наконец, нашла ее. Толкнув люк вверх из последних сил, она зажмурилась от ударившего ей в глаза яркого света.

Она вышла из-под земли в зарослях ежевики, на которой еще дрожали последние летние ягоды, льнущие к веткам. Колючки цеплялись за ее руки, когда она вытащила себя наружу, прижимая к себе прямоугольный предмет.

Вечерело. Туман рассеялся, свежий воздух был чист, а лежащие тени – сиреневыми и пурпурными. Сефия потерла руки. Прошел целый день, высосанный чернотой туннеля. Некоторое время Сефия лежала, вся исцарапанная, с кровоточащей кожей, покрытой землей, в безопасной чаще.

Ее родители дали ей три наставления: используй потайные двери, проползи туннель, найди Нин. Два наставления Сефия выполнила. Когда же она выполнит и последнее, у нее от родителей не останется ничего.

Ничего, кроме этого странного предмета, который она по-прежнему держала в руках.

Предельно осторожно закрывая люк, Сефия поморщилась, когда металл тяжело стукнул о металл, и встала. Она узнала эту чащу. Сюда ее брал отец собирать ягоды. Когда их корзинки наполнялись, они относили одну Нин. Отец всегда говорил, что ежевика – это самый сладкий фрукт, но теперь Сефия понимала, что отец обучал ее, показывал дорогу к дому Нин. При мысли об отце Сефия вновь расплакалась. Прижимая к груди завернутый в кожу предмет так, словно это была мягкая игрушка и, одновременно, щит, Сефия выбралась из кустов и бросилась бежать через сумерки, наклоняясь под ветками, которые норовили схватить ее за волосы. Молодые побеги хлестали ее по лицу. Она перепрыгивала канавы и канавки. И хотя она продолжала рыдать, хотя ноги ее ослабли, а все тело сотрясалось от слез, она бежала и бежала.

К моменту, когда Сефия добралась до задней двери тетушки Нин, она была жива лишь наполовину от горя. Слепая от слез, спотыкаясь, она упала на руки тети Нин так, словно ныряла в море со скалы.

Словно издалека Сефия услышала голос Нин:

– Значит, это случилось.

Она сделала все, что от нее требовалось. Использовала потайные комнаты. Проползла по туннелю. Нашла Нин. Но теперь причиной ее страха было не виденное ею в доме холодное пустое тело, а тишина, та непроницаемая тишина смерти, в которой не будет ни ободряющего слова, ни такого знакомого бурчания в отцовском животе, к которому она прикладывала ухо, ни чихания, ни кашля, ни поскрипывания старых суставов – всех этих обыденных звуков жизни. Она сделала то, что ей велели. Но теперь в ее жизни уже не будет родительских наставлений. Ни одно слово, обращенное к ней, не сорвется с отцовских уст. Он был мертв. Навеки. Навсегда.

Глава 4

Это книга

Проснувшись поутру, Сефия увидела, что дождь кончился, а маленькая палатка была наполнена мягким желтым светом. Ее мешок лежал рядом с ней, как и ее мокрая одежда. Она села и посмотрела на неподвижные стены палатки.

Нин не пришла.

Не было ни костра, ни тушеного мяса, ни чая. Только влажная пустота прогалины да непроходимые джунгли за ней. Вскоре ей придется встать, набрать хвороста, приготовить завтрак и развесить одежду на просушку. Нин теперь с ней нет, и все придется делать самой.

Но к этому она пока была не готова.

Обернув одеялом плечи, Сефия развязала мешок и принялась шарить внутри, натыкаясь на жестянки, свертки, одежду, которую она быстро запихала в мешок накануне, пока, наконец, не добралась до дна.

Глубоко, прерывисто вздохнув, она извлекла из мешка прямоугольный сверток, который носила с собой так долго.

Положив его на колени, Сефия пробежалась пальцами по водонепроницаемой коже, в которую был завернут таинственный предмет, погладила его края и в первый раз за долгое время развернула. Богатая коричневая кода под ее руками сияла как полированное дерево. Эта вещь принадлежала ее родителям. Они касались ее. Их руки лежали там, где теперь лежат руки их дочери.

Может быть, именно они сняли с этого предмета золотые уголки.

Сефия погладила ладонями поверхность. В центре оказалось нечто вроде эмблемы, похожей на чугунные украшения, виденные ею на некоторых магазинах в городе, круг с вписанными в него четырьмя линиями:

Изображение было сперва пропечатано, а затем выжжено, а потому его линии были темными и резкими. Изучая символ, Сефия пыталась представить, что он означает. Цветок? Она покачала головой. Ни ее мать, ни отец не были цветоводами. У них был огород, это верно, но большей частью для овощей и трав, а не для цветов.

Это могло быть облако, а возможно, и солнце – как оно видится сквозь стекла очков. Отец Сефии поставил у окна большой телескоп на треноге, через который он наблюдал за океаном.

Сефия повернула странный ящик на бок и принялась исследовать золотые застежки, на которые тот закрывался. Что бы ни находилось внутри, это было страшно важно. Иначе зачем отцу понадобилось бы хранить все это за потайными дверями? Но эта вещь и опасна – не случайно Нин не хотела иметь с ней никакого дела, хотя и не просила Сефию избавиться от этого ящика.

Сефия вспомнила самые опасные предметы, с которыми ей приходилось иметь дело: ружья, ножи, яды, а также проклятые вещи, такие как топор палача или бриллианты леди Делюн.

А может быть, это ключ! Смерть отца и исчезновение Нин связаны этим металлическим запахом, этими изуродованными телами. Это не может быть простым совпадением. Не исключено, что эти люди – кем бы они ни были – искали именно эту вещь. И, если она откроет этот ящик, не приведет ли он к ним, убийцам отца и похитителям Нин?

Сефия щелкнула застежками и подняла крышку.

Внутри была бумага, самая чудесная из всех, которых когда-либо касались ее руки, – мягкая как тальк и хрустящая как лед. Она стала листать бумагу, переворачивая листы то так, то этак, но потом поняла: как бы далеко она ни листала, ни до начала, ни до конца ей не добраться.

Сефия зарывалась в бумагу, пытаясь добраться до нижней крышки, но каждый раз, когда она думала, что ей это удалось, под ее мятущимися пальцами оказывался очередной лист бумаги.

Она захлопнула ящик и отбросила его в сторону. Закрытый, он выглядел таким обычным. Но стоило его открыть, он превращался в саму… бесконечность. Тысячи листов бумаги шуршали под ее пальцами. Это было волшебство.

В мире существовали и прочие волшебные предметы – Большой Телескоп, с помощью которого можно смотреть сквозь стены, Гонг Грома, серебряные ножницы, находившиеся на корабле «Река Веры»; но эти вещи были частью легенды. А здесь волшебный предмет ты носишь у себя за плечами.

Сефия поежилась. Эта вещь принадлежала ее родителям. Как они ее получили? Знали ли они, что с ней делать? Была ли она опасна?

Сефия вновь осторожно придвинула книгу к себе и подняла крышку. Кончиком пальца провела по рядам странных значков, выведенных на бумаге. Они были связаны друг с другом, как на картинках, но не составляли никакого изображения. Сефия приблизила к ним лицо, словно пыталась вдохнуть их в себя. Бумага пахла чем-то древним – немного плесенью, чуть-чуть лимоном, землей, краской, сеном и, как ни странно, ванилью. Запах обволакивал Сефию как шаль, согревая и успокаивая. Уже нехотя, она вновь отодвинула ящик.

Затем ей пришла в голову идея.