Страница 13 из 33
– Мама, я другого выхода не вижу! Что мы еще можем сделать для Вадима? А будущий мальчик, ведь и он обречен будет. Их обоих спасать надо. И времени совсем не остается!
– А как ты к цветку дорогу найдешь?
– Мы с Дашей сегодня же, немедленно уезжаем к бабушке Полине. Она в Красноярском крае, в селе Еловом живет, там и родня по отцовской линии. Что я в тайге папоротника не найду?
– Так ведь знать надо, как пройти к нему! Далеко не каждый папоротник цветет. Ох, Света, дело это колдовское, нехорошее…
– Деньги у меня есть. Думаю, найду проводника. Главное цветок сорвать, а уж там я свои условия выдвигать стану. Только так с силой бесовской совладать можно.
– Да грех это, Светлана! Нельзя с ними в контакты вступать. Пропадешь!
– Наталья Леонидовна! Ну что делать остается, как Вадима спасти? За меня не беспокойтесь, я всего добьюсь!
– Хоть Дашу-то не бери с собой! Как она там будет? Пусть здесь останется.
– Нет, она со мной будет! А вы тут, с Вадимом. Вам одной придется с ним быть.
– Светочка, береги Дашеньку и себя! – мама заплакала. – Я так боюсь вас всех потерять! Зачем и жить тогда? – она обняла невестку, зарыдала в голос.
– Все будет хорошо! Вы должны верить, Наталья Леонидовна. Вам же батюшка сказал…
– Да, Света, верить. Все, что остается мне!
Поздно вечером она провожала внучку с невесткой на перроне вокзала. Скорым поездом до станции Крутояр, потом на рейсовом автобусе до села Еловое еще семьдесят километров. Как все выйдет, сложится, – неизвестно. Но другого выхода помочь, изменить судьбу Вадима и будущего сына никто из них не видел.
Расцеловались на прощанье, обнялись горячо. Даша не выдержала, заплакала в голос, уезжать не хотела, будто предчувствовала что-то. Наконец поднялись в вагон и долго махали бабушке из открытого окна, пока перрон не скрылся за поворотом.
Ранним утром, немного вздремнув в купе под монотонный стук колес, вышли на нужной станции. В полдень прибыл автобус до Елового и два часа неторопливо пробирался через леса по пыльной проселочной дороге.
Село встретило свежим, настоянным на таежных травах воздухом. От большой когда-то деревни осталось всего несколько десятков домов. Молодежь рвалась в большие города и уезжала сразу после окончания местной школы-восьмилетки. В итоге в селе остались только пожилые жители, да старые дряхлые старухи. Родные с детьми и внуками приезжали ненадолго в отпуска проведать родителей и помочь по хозяйству. Между тем в каждом дворе имелась какая-нибудь живность. Коровы и козы, домашняя птица, село не было бедным, заброшенным. Небольшой магазин и сломанная водонапорная башня, – все, что сохранилось от некогда крупного в прошлые времена пушного центра.
Стояла, весело сверкая луковками на солнце, легкая невысокая церквушка, памятник древнего зодчества. Каменная, изящная с тремя крашеными куполами и стрельчатыми окнами-бойницами, золоченым надглавным крестом, увенчанным витой металлической фигуркой голубя, сотканной, будто из воздуха и символизирующей Духа Святого, она удивляла взгляд гармоничной красотой. Построенный в XVII веке князьями Барятинскими во оставлении каких-то своих тяжких грехов, храм оставался нерушимым и посещаемым даже в лихие годы советской власти. Как памятник искусства поддерживался и содержался государством. Лишь в самом конце восьмидесятых был передан Православной Церкви.
И тогда вновь там начались молебны и службы, был назначен настоятелем энергичный и деятельный протоиерей Паисий. В те годы смог он собрать многолюдную паству, благодетелей и меценатов. Общими усилиями засверкал храм, заискрился молитвами верующих. Со всей округи собирались на богослужения, стояли всенощные. Но время шло, строились в городах новые приходы, народ уезжал из деревни. Постарел Паисий, не так просто стало по церковному хозяйству управляться. Помогали ему прихожане и монахи, что из монастыря в Красных Сопках. Приезжали отроки, служение исполняли, подворье в порядке содержали. Когда и жителям помочь огород вскопать или крышу подлатать получалось. Благодарили яйцами, молоком, сметаной да овощами, иногда птицей битой, таежной охотники делились. Так и жил Свято-Богоявленский храм села Елового.
Родные встретили Светлану с особой теплотой. Дядя Витя с женой давно взяли бабушку к себе. И теперь жили вместе в крепком бревенчатом пятистенке. Дети выросли, разъехались кто куда. На лето привозили малолетних внуков погостить. Даша сразу подружилась с обоими троюродными братьями-погодками, чуть постарше ее. Как вошли в избу, расположились, она, расцеловав прабабушку, тут же умчалась с мальчишками во двор.
Баба Поля, сгорбленная, восьмидесятилетняя, была полна энергии и хорошего настроения. Целыми днями управлялась с коровами и огородом, смотрела за недавно родившимися телятами. Вечером она, утомленная, едва успев умыться и поужинать, мгновенно засыпала, чтобы на рассвете вновь начинать день сначала. Невестка Лариса ухаживала за птицей и полностью вела домашнее хозяйство. Дядя Витя работал на лесопилке с утра до позднего вечера и, придя домой, не мог оторваться от телевизора, который теперь принимал аж семнадцать каналов.
Такой жизненный уклад сохранялся десятилетиями, то есть столько, сколько помнила Светлана, в детстве и юности частенько гостившая с младшим братом в деревне. Она крепко подружилась с теткой Ларисой, тогда еще молодой и красивой женщиной. Вместе играли, ходили в кино, на танцы, смеялись и обсуждали холостых сельских парней. С ней всегда было весело и интересно.
Она сразу заметила ее подавленное настроение, но не подала вида, радостно встречая гостей. Быстро накрыла стол простой деревенской едой, налила крепкого ядреного кваса. Бабушка посидела немного с ними, послушала нарочито радостный рассказ внучки о городской жизни, приняла приветствия от сына и близких. Затем, улыбаясь и вздыхая, ушла до вечера в огород.
– Ну, что случилось, подруга? – тетка с тревогой смотрела в лицо. – Ты сама на себя не похожа!
– Ой, Лариса! – Светлана не выдержала, заплакала в голос. – Такое страшное у нас…
– Ничего, ничего, ты поплачь, не держи в себе. Сейчас легче станет, и расскажешь обо всем, – она обняла племянницу, долго гладила густые пряди волос, вздрагивающие плечи, пытаясь утешить расстроенную девушку.
Немного успокоившись, Светлана долго, со всеми подробностями поведала историю древнего проклятья, и то, что случилось с Вадимом и Максимом Петровичем. Лариса слушала с застывшим ужасом в глазах, беспрерывно охая, принимая близко к сердцу эту тягостную жуткую трагедию. В конце не выдержала, расплакалась сама, смутив и растрогав Светлану до глубины души.
– Наверно это правильное решение, – самой найти и сорвать цветок. Ведь ничего больше не остается. Какой у тебя месяц беременности?
– Третий заканчивается! – она с нежностью поглаживала свой заметно округлившийся живот. – Я уже и имя придумала – Евгений!
– Женя, Женечка… Евгений Вадимович. Красиво!
– Помоги мне, Лариса! Нужен проводник, сама я цветок не смогу найти. Деньги у меня есть…
– О, наши бабки любят деньги! Даже не знаю, Света… – она глубоко и надолго задумалась. – Есть у нас ведунья Власьевна, на другом конце деревни, на отшибе живет. Старая она, старше бабушки нашей, ей, говорят, сто лет давно стукнуло. Я с детства ее помню, она нисколько не изменилась за все эти годы. Живет то ли с внуком, то ли с правнуком. А может, вообще какой прохожий человек к ней прибился. Малахольный он, немой с рождения. Да к тому же хромой и скособоченный. Никто не знает, чьего он рода, ни паспорта у него, ни документа. Василием зовут, на это имя откликается. Мычит что-то невразумительное, улыбается. Пастухом у нас в деревне работает. Слушаются его животные. Он и отел принимает, и болезни всякие у скота лечит. Но видом страшен конечно. И меня в детстве, и я своих детей им пугала, когда слушаться не хотели. Вообще-то он безобидный, в жизни не помню, чтобы кому-нибудь зло причинил.
Вот разве что к Власьевне обратиться? Больше и не к кому. Но она бабка вредная, своенравная, многим отказывала, помогать не хотела. Я, говорит, вам не Иисус Христос, я не всемогущая. Что по силе моей, то сделаю. А нет – так не обессудьте. И никакими уговорами и посулами ее не умолить. Но если возьмется порчу или дурной сглаз снять, навсегда избавляет человека от напасти.