Страница 56 из 65
— Микаэла, — произнес он растерянно, как человек, который не знает, чем он может защитить себя.
Но она снова заговорила серьезно и невинно.
— Мне рассказывали, — говорила она, — что несколько лет тому назад Джела едва не погибла. Все жители ее занимаются виноделием, но на виноградник напала филоксера, и население едва не умерло с голода. Тогда земледельческое общество послало им американские ростки, которых не пожирает филоксера. Жители Джелы посадили их, но растения погибли. Разве народ в Джеле умел ухаживать за американскими лозами? Ну, тогда к ним явился один человек и научил их.
— Микаэла, — жалобно простонал он.
Донна Микаэла нашла, что отцу ее нанесено уже достаточно сильное поражение; но она продолжала, делая вид, что ничего не замечает.
— Пришел один человек, — произнесла она с сильным ударением, — который выписал новые растения и начал их сажать в их виноградник. Народ смеялся над ним и говорил, что он старается по-пустому. Но его растения выросли, окрепли и не погибли. И он спас Джелу!
— Я совсем же нахожу эту историю интересной, Микаэла, — сказал кавальере Пальмери, стараясь перебить ее.
— Она настолько же занимательна, как и изыскание древностей, — спокойно заметила она. — Но послушай, что я тебе скажу: один раз я вошла к тебе в комнату, чтобы взять книгу об изыскании древностей, и тут я нашла, что все полки завалены книгами о филоксере, разведении виноградников и виноделии.
Кавальере вертелся на стуле, как червяк, пойманный на булавку.
— Замолчи, замолчи! — тихо просил он.
Он был потрясен сильнее, чем когда его обвиняли воровстве.
Но в ее глазах снова загорелась веселая шаловливость.
— Иногда я просматриваю адреса твоих писем, — продолжала она. — Мне хотелось знать, с какими учеными ты переписываешься. И я очень удивлялась, что все они адресованы президентам и секретарям земледельческих обществ.
Кавальере Пальмери не был в состоянии произнести ни слова. Донна Микаэла торжествовала, видя его таким беспомощным.
Она смотрела ему прямо в глаза.
— Я не думаю, чтобы Доменико умел узнавать развалины, — многозначительно сказала она. — Но вот грязные ребятишки в Джеле привыкли играть с ним и кормить его травой. Доменико считается чуть ли не божеством в Джеле, не говоря уже об его…
Кавальере Пальмери словно что-то вдруг вспомнил.
— А твоя железная дорога, — сказал он, — что ты о ней говорила? Пожалуй, мне завтра можно будет взглянуть на нее!
Но донна Микаэла не слушала его. Она вынула портмонэ.
— У меня есть фальшивая старинная монета, — сказала она. — Я купила ее, чтобы показать Доменико. Он наверное начнет фыркать!
— Послушай же, дитя!
Она не откликнулась на его попытку умилостивить ее. Теперь сила была на ее стороне. Теперь для примирения мало было ласковых слов.
— Как-то я открыла твой ранец — посмотреть, какие древности ты собрал. Но я нашла там только высохшую виноградную лозу.
Она так и сияла радостью.
— Дитя! Дитя!
— Как же это назвать? Во всяком случае не исследованием древностей. Может быть… благотворительностью… искуплением…
Тут кавальере Пальмери стукнул кулаком по столу так, что зазвенели стаканы и тарелки. Это было уже слишком. Старый, почтенный человек не может позволить таких шуток над собой.
— Помни, что ты моя дочь, и замолчи, наконец!
— Дочь, — произнесла она, и веселость ее сразу исчезла. — Разве я твоя дочь? Дети в Джеле могут ласкать хоть Доменико, а я…
— Что же ты хочешь, Микаэла, чего ты требуешь от меня?
Они смотрели друг на друга, и глаза их наполнились слезами.
— У меня никого нет, кроме тебя, — прошептала она.
Кавальере Пальмери невольным движением раскрыл ей объятия. Она нерешительно поднялась, она не знала, так ли она поняла его.
— Я знаю, что теперь начнется, — ворчливо произнес он, — у меня не будет ни одной свободной минуты.
— Чтобы отыскивать виллу?
— Поди, поцелуй меня, Микаэла! Сегодня ты опять обворожительна, в первый раз с тех пор, как мы оставили Катанию!
Она бросилась ему в объятия с таким страшным криком, что он почти испугался.
Книга третья.
«И у него будет много последователей».
I . Оазис и пустыня.
Весной 1874 года начали строить железную дорогу на Этну, а осенью 1895 она была готова. Она поднималась от берега моря, опоясывала гору широким полукругом и снова спускалась к морю.
Поезда ходят ежедневно, и Монджибелло покорно сносит все это. Иностранцы с изумлением проезжают по черной неровной поверхности лавы, сквозь белые рощи миндалевых деревьев и старинные, мрачные сарацинские города.
— Смотрите, смотрите, какая страна еще существует на земле! — говорят они.
И в вагоне всегда найдется кто-нибудь, кто расскажет о том времени, когда изображение Христа находилось в Диаманте.
Что это было за время! Каждый день изображение творило новые чудеса. Все их невозможно и перечислить; каждая прожитая минута казалась радостью. В Диаманте не было больше места ни горю, ни печали.
Если бы спросить, кто в то время управлял Диаманте, то каждый ответил бы:
— Изображение Христа! Все делалось по его желанию. Никто не женился, не покупал билета в лотерею и не начинал постройки дома, не посоветовавшись с Младенцем Христом.
Много преступлений было избегнуто, благодаря изображению, сколько ссор улажено и сколько злых слов осталось непроизнесенными.
Каждый старался поступать хорошо, потому что было заметно, что изображение помогает только добрым и милосердым. Их оделяло оно радостью и богатством.
Если бы мир был таким, каким он должен быть, то Диаманте скоро стал бы богатым и могущественным городом. A вместо этого часть мира, не верующая в изображение, разрушала все его добрые поступки. Даруя столько счастья, оно не могло ничему помочь.
Частые стачки рабочих разоряли богачей. А тут еще началась война в Африке. Разве может человек быть счастливым, когда его сыновей, его деньги и его мулов — все отправляют в Африку? А война к тому же велась несчастливо. Итальянцы терпели одно поражение за другим. Разве можно быть счастливым, когда на карту поставлена честь отечества?
Со времени постройки железной дороги все замечали, что Диаманте похоже на оазис среди пустыни. Оазису грозят сыпучие пески, разбойники и дикие звери. То же было и с Диаманте. Оазис должен распространиться на всю пустыню, и тогда он будет чувствовать себя в безопасности. В Диаманте начали верить, что счастье наступит только тогда, когда весь мир уверует в изображение Христа.
Но выходило так, что все надежды и стремления Диаманте терпели неудачу.
Страстным желанием донны Микаэлы и всего Диаманте было возвращение Гаэтано. Когда железная дорога была готова, донна Никаэда отправилась в Рим просить о помиловании, но встретила отказ. Король и королева очень бы хотели помочь ей, но они ничего не могли сделать. Известно, кто был тогда первым министром. Он управлял Италией железной рукой. Он никогда бы не допустил короля помиловать «сицилианского бунтовщика».
Другим горячим желанием всего Диаманте было, чтобы на долю Младенца Христа выпала вся та честь и поклонение, каких он заслуживает. И донна Микаэла поехала в Рим просить аудиенции у папы.
— Святой отец, — говорила она, — позвольте мне рассказать вам, что случилось в Диаманте у подножия Этны.
И, перечислив все чудеса святого изображения, она просила святого отца разрешить освятить церковь Сан-Паскале и назначить туда священников для служения младенцу Христу.
Но и в Ватикане донна Микаэла потерпела неудачу.
— Дорогая княгиня Микаэла Алагона, — сказал папа, — случаи, рассказанные вами, церковь не может считать за чудеса. Но вы не отчаивайтесь. Если Младенец Христос в Диаманте чудотворец, то он подаст нам знамение. Он выразит нам свою волю так ясно, что у нас не останется больше никаких сомнений. Простите старому человеку, дочь моя, что он поступает так неосторожно!