Страница 14 из 65
И летний дворец понравился ей. Выцветший столетний ситец, которым была обита мебель, рассказывал ей целые истории. И она находила глубокий смысл в любовных сценах, которые разыгрывались на стенах между пастухами и пастушками.
Она сейчас же открыла и тайну дона Ферранте. Он совсем не был простым купцом в уличке маленькаго города. Это был честолюбивый человек, который копил золото, чтобы скупить владения предков на Этне, дворец в Катании и замок в горах. И если он носил короткую куртку и колпак, как простой крестьянину, то только для того, чтобы скорее выступить испанским грандом и князем Сицилии.
С того дня, как он женился, дон Ферранте каждый вечер надевал бархатную куртку, брал гитару, становился на лестнице, ведущей на хоры в музыкальной зале летнего дворца, и пел канцоны. И, когда он пел, донна Микаэла воображала себе, что она замужем за самым благородным человеком всей прекрасной Сицилии.
Через два месяца после свадьбы донны Микаэлы отец ее вышел из тюрьмы и поселился у дочери в летнем дворце. Ему понравилось в Диаманте, и он скоро сошелся со всеми. Он охотно беседовал с пчеловодами и виноградарями, которых встречал в café Europa, и ему доставляло удовольствие каждый день ездить верхом по склонам Этны «отыскивать древности».
Но дочери своей он все еще не простил. Хотя и жил в ее доме, но обращался с ней как с чужой дамой и не выказывал никакой любви. Донна Микаэла оставляла его в покое и делала вид, что ничего не замечает. Она не могла принимать его гнев серьезно. Этот старик, которого она так любит, думает, что может ненавидеть ее всю жизнь. Ах, он не знал ни ее, ни себя самого! Она любила сидеть и мечтать о той минуте, когда он почувствует себя побежденным, придет к ней и выскажет свою любовь.
Донна Микаэла стояла однажды на балконе и кивала отцу, который выезжал из дома на маленьком гнедом пони; в это время дон Ферранте поднялся наверх из своей лавки, чтобы поговорить с ней. И дон Ферранте сообщил ей, что ему посчастливилось устроить ее отца в «Братство Святого Сердца» в Катании.
И, хотя дон Ферранте выражался вполне ясно, донна Микаэла, казалось, не понимала его.
Он должен был повторить, что ездил накануне в Катанию и что ему удалось устроить кавальере Пальмери в одно Братство. Он должен переехать туда через месяц.
Она только повторяла:
— Что это значит? Что это значит?
— Ну, — сказал дон Ферранте, — разве мне не может надоесть выписывать твоему отцу дорогое вино с материка и разве у меня самого не является иногда желания покататься на Доменико?
Сказав это, он собирался уйти. О чем же еще было говорить…
— Но скажи же мне, что это за братство? — спросила она. — Какое братство?
— Ну, там живет много стариков.
— Бедных стариков?
— Ну, разумеется не богатых!
— И у каждого, наверное, нет отдельной комнаты?
— Нет, но у них большие общие спальни.
— И они едят из жестяной посуды на непокрытых столах?
— Нет, посуда фарфоровая!
— Но без скатертей?
— Боже мой, был бы только стол чистый!
Он прибавил, чтобы успокоить ее:
— Там живет много порядочных людей. И, если хочешь знать, они не без колебания приняли в него кавальере Пальмери.
С этими словами дон Ферранте вышел.
Жена его была очень огорчена и рассержена. Ей казалось, что она вдруг потеряла все свое знатное положение и превратилась в жену обыкновенная купца.
Она говорила громко, хотя никто и не слышал ее, что летний Дворец — большой, безобразный, старый дом, а Диаманте — ничтожная жалкая дыра.
И она, разумеется, не допустит, чтобы отец ее уехал. Дон Ферранте напрасно так уверен в этом!
После обеда дон Ферранте собрался идти в café Europa играть в домино и стал искать шляпу, но донна Микаэла взяла его шляпу и пошла проводить его по галерее, ведущей вокруг двора. Когда они отошли от столовой, так что отец не мог их слышать, она живо спросила:
— Что ты имеешь против моего отца?
— Он мне очень дорого стоит.
— Но ведь ты богат!
— Откуда ты это взяла? Разве ты не видишь, как я тружусь?
— Сократи лучше другие расходы!
— Я так и сделаю. Джианнита уже довольно получила от нас!
— Нет, сократи мои расходы!
— Ты — моя жена, и у тебя все должно остаться по-прежнему.
Она молчала. Она думала, что она может еще сказать, чтобы разубедить его.
— А ты знаешь, почему я вышла за тебя?
— О, да!
— Ты знаешь и то, что обещал мне настоятель?
— Это его дело, я делаю, что могу!
— Ты, может быть, слышал, что я порвала со всеми моими друзьями в Катании, когда я узнала, что мой отец обращался к ним за помощью и они отказали ему?
— Я это знаю!
— И что я переселилась в Диаманте, чтобы избавить его от стыда встречаться с ними?
— Они ведь в братствах не бывают!
— И, зная все это, ты не боишься поступить так с моим отцом?
— Бояться? Нет, жена моя, я не боюсь!
— Разве я не сделала тебя счастливым? — спросила она тогда.
— О, да! — отвечал он равнодушно.
— Разве тебе не нравится петь для меня? Разве тебе неприятно, что я считаю тебя самым благородным человеком в Сицилии? Разве ты не радовался, что мне понравился старый дворец? Почему же все это должно кончиться?
Он положил руку ей на плечо и произнес предостерегающе:
— Помни, что ты вышла замуж не за светского молодчика с Via Aetna в Катании!
— О, нет!
— Здесь у нас в горах другое обыкновение! Здесь жены во всем повинуются мужьям. И красивые фразы для нас ничего не значат! А если нам их захочется послушать, то мы прекрасно знаем, как их получить!
Она испугалась таких слов и бросилась перед ним на колени. Было уже темно, но из освещенной комнаты света падало достаточно, чтобы он мог видеть ее глаза. Сверкающие, как звезды, они с мольбой были обращены к нему.
— Сжалься! Ты не знаешь, как я люблю его!
Дон Ферранте засмеялся:
— С этого и надо было начать! А теперь ты рассердила меня!
Она продолжала стоять на коленях и смотреть на него.
— Это хорошо, — сказал он, — вперед ты будешь знать, как держать себя!
Она все еще не вставала с колен. Тогда он спросил:
— Должен я объявить ему об этом, или ты скажешь сама?
Донне Микаэле стало стыдно, что она так унижалась. Она поднялась и твердо ответила:
— Я сама скажу ему, но только в последний день. И ты должен не дать ему ничего заметить.
— Нет, я ничего не скажу ему, — отвечал он, подделываясь ей в тон. — Чем меньше стонов, тем лучше.
Но когда он ушел, донна Микаэла засмеялась над ним. Он думает, что может обращаться с ее отцом, как ему угодно. Она знает, кто ей поможет…
В соборе в Диаманте была чудотворная статуя Мадонны; история ее следующая:
В давние времена в пещере на Монте Киаро жил один святой отшельник. И однажды приснилось отшельнику, что в гавани Катании стоит судно, нагруженное священными изображениями, и одно среди них было такое святое, что одна страшно богатая англичанка хотела обменять его на вес золота. Проснувшись, отшельник сейчас же отправился в Катанию. Когда он пришел туда, он увидал, что сон его был вещий. В гавани стояло судно, нагруженное изображениями святых, и среди них находилось изображение Мадонны, которое было светлее, чем все другие. Тогда отшельник начал просить капитана не увозить изображение из Сицилии и подарить ему. Но капитан отказался исполнить его просьбу.
— Я отвезу его в Англию, — говорил он, — и англичанка купит его у меня на вес золота.
Отшельник снова начал настойчиво просить его. Наконец, капитан велел своим людям свести его на берег и поднять паруса, чтобы плыть дальше.
Казалось, что святое изображение уже потеряно для Сицилии, но отшельник на берегу опустился на колени и молил Бога не допустить до этого. И что же случилось? Судно не могло выйти из гавани.
Якорь был поднят, паруса распущены, ветер попутный, а судно три дня стояло неподвижно, точно высеченное из скалы. На третий день капитан взял изображение Мадонны и бросил его на берег отшельнику, который продолжал стоять на коленях. И в ту же минуту судно отчалило от берега. А отшельник отнес изображение на Монте Киаро, и оно теперь находится в Диаманте, в соборе, где у него своя часовня и алтарь.