Страница 13 из 19
Обе девушки слушали старого певца, забыв обо всём на свете. Порой вышивание выпадало у них из рук, и разноцветные клубки ниток катились по полу в разные стороны.
Когда старый певец увидел принцессу Ингегерд и заговорил с ней, то тотчас же понял, что она прекрасней и благородней всех других женщин, которых он встречал до сих пор. И тогда у Хьялтэ зародилась мысль, и она мало-помалу завладела им целиком: поселить любовь в сердцах шведской принцессы и норвежского короля.
“Сам Господь Бог создал их друг для друга”, — подумал Хьялтэ.
Прославленный скальд перестал складывать грозные и мрачные песни о безрассудной отваге и гибели. Сердце его смягчилось, будто чудесным образом на каменистом склоне расцвёл хрупкий цветок с тонкими лепестками.
Хьялтэ мучительно хотелось узнать, что же всё-таки думает принцесса о короле Олаве.
“Она слишком благородна, чтобы с ней хитрить и лукавить, — сам себе сказал старый скальд. — Я спрошу её без уловок, напрямик”.
И Хьялтэ спросил Ингегерд:
— Королевская дочь, что ответишь ты, если Олав, сын Гаральда, попросит у отца твоей руки?
Лицо молодой принцессы просияло. И она ответила прямо, не таясь:
— Если он такой король и такой христианин, как ты говоришь, Хьялтэ, то это будет величайшим счастьем для меня!
Но едва она произнесла эти слова, как блеск радости погас в её глазах. Словно туманная завеса печали опустилась между ней и её далёким недостижимым счастьем.
— Ах, Хьялтэ, — с тоской сказала она. — Ты забыл одно, но самое главное. Ведь король Олав наш враг. Мой отец, король Шоскёниг, ждёт от него вызова на смертельный поединок, а не свадебных послов.
— Пусть это тебя не смущает, — ответил Хьялтэ. — Если только ты согласна, то всё будет так, как ты желаешь. Поверь старому Хьялтэ.
— Нет, — сказала она. — Никогда не бывать нашей свадьбе. Никто не смеет при моём отце даже назвать имя короля Олава, так он ненавидит его. Ты не знаешь, что такое ненависть королей. Она глубже, чем бездонная пропасть, и питают её чёрные источники, бьющие со дна души.
При этом глаза принцессы наполнились слезами. Видя эти слезы, старый скальд вскочил со скамьи.
— Такова воля Господа! — с волнением воскликнул он. — И всё совершится по воле его!
При имени Господа принцесса подняла голову и глаза её блеснули.
“Да, она достойна короля Олава”, — подумал Хьялтэ.
Когда старый певец стал спускаться по крутой лестнице Девичьей башни, его догнала белокурая Астрид.
— О Хьялтэ, — сказала она, — почему ты не спрашиваешь меня, а что я отвечу королю Олаву, если он попросит моей руки?
Старик только окинул суровым взглядом девушку и, не ответив ни слова, пошёл дальше.
— Почему ты спрашиваешь только принцессу Ингегерд? — настойчиво продолжала Астрид. — Почему не меня? Разве ты не знаешь, что я тоже дочь шведского короля?
Хьялтэ снова ничего не ответил ей, но Астрид ухватила его за руку и заставила остановиться.
— Да, это правда, моя мать была дочерью рыбака. Но что с того, если король всем сердцем полюбил её? Я играла на коленях короля и забавлялась, дёргая его за бороду. Король звал меня своей любимой дочкой, шутил, что я маленький эльф и живу в чашечке тюльпана у него в саду. Но вот настал чёрный час, и мать моя скончалась. А потом и вовсе над моей головой сгустилась непроглядная ночь. Король Шоскёниг, мой отец, женился на знатной королевне. И тут все сразу вспомнили, что моя мать была не знатного рода, а просто дочь рыбака. Разве это справедливо, Хьялтэ? Пусть мачеха заставила меня пасти гусей и уток, пусть меня не раз наказывали тем же хлыстом, что и слуг. Всё равно я королевская дочь, и в моих жилах течёт благородная кровь. Почему же тогда ты не спрашиваешь меня, старик, хочу ли я выйти замуж за короля Олава, сына Гаральда?
Она бежала за Хьялтэ через весь сад до самого королевского дворца, теребила его за руку, с мольбой заглядывала ему в глаза.
— Выкинь из головы эти глупые бредни, Астрид, — сурово сказал ей наконец старый певец. — Ты красивая девушка, не спорю, и конечно, сыщешь себе богатого жениха. Но не смей даже думать о короле Олаве!
— Ах так!.. — сказала белокурая Астрид и больше не прибавила ни слова.
То, что решил старый скальд, было как глубокая зарубка на дереве, которая никогда не зарастёт.
Получив согласие принцессы, он тут же снарядил корабль и отправился вниз по реке Нордре, на юг, в прекрасный город Кунгахеллу к королю Олаву. В нетерпении он торопил гребцов, и они налегали на вёсла. Хьялтэ кидал им горстями золото и серебро, скопленные за долгие годы странствий. Сам он сидел, уперев ладони в колени на носу корабля. И вот однажды на рассвете сквозь завесу дождя увидел он могучие стены Кунгахеллы и высокую башню королевского дворца.
Король Олав ласково и приветливо встретил старого певца.
Они сидели в богато убранных покоях, отослав слуг, и далеко за полночь длилась их беседа.
Хьялтэ по старой привычке держал в руке еловую ветку и растирал пальцами пахучую хвою. Это всегда помогало ему справиться с волнением. И всё-таки голос его прерывался от восторга и счастья, когда он рассказывал королю Олаву о принцессе Ингегерд.
— Король! — сказал старый скальд. — Моли Бога, чтобы принцесса стала твоей женой. Ты отдал все силы и помыслы, чтоб изгнать язычество из пределов своих владений, чтобы тролли, колдуны, подземные карлики и прочая нечисть не смущали христианские души. Но язычество, подобно зловещему филину, крепко угнездилось в недоступных горах и ущельях. Твоему соколу, король, в одиночку не одолеть косматого филина, если ему не поможет белая голубка из девичьей башни в Упсале. О, если бы ты только мог увидеть принцессу Ингегерд! Лицо её сияет, словно оно из чистого серебра и перламутра. Глаза Ингегерд прозрачны, как горные озёра. А у ног принцессы на низкой скамейке сидит её белокурая прислужница Астрид и… — Тут старый скальд резко оборвал свою речь, сердито нахмурился, отвернулся, будто коря себя за то, что сказал лишнее, о чём лучше промолчать.
И вот наступил день, когда в королевский замок в Упсале прибыл посол с богатыми дарами от норвежского короля Олава, сына Гаральда. Король Шоскёниг принял посла в парадном зале, украшенном старинным оружием и бесценными коврами, привезёнными из стран Востока. Но в глазах его вспыхивал недобрый огонь, а вокруг стояли молчаливые вассалы с обнажёнными боевыми мечами.
Норвежский посол низко склонился перед королём Шоскёнигом и сложил к его ногам ларцы с самоцветами, серебряную и золотую утварь, меха.
— Мой повелитель во имя Бога предлагает тебе мир,! — сказал посол короля Олава. — Довольно литься крови мужчин вперемешку со слезами жён и матерей! А чтоб стал этот священный союз нерушимым и вечным, отдай в жёны королю Олаву свою прекрасную дочь — принцессу Ингегерд!
Но король Шоскёниг вскочил с трона и лицо его стало багровым, как закатное солнце, предвещающее грозовую бурю.
— Заткни свою нечестивую глотку! Горе тебе, если ты скажешь ещё хоть одно слово! — в бешенстве закричал он. — Смертельный удар мечом получит твой повелитель, а не руку моей дочери!
Король Шоскёниг ещё долго изрыгал проклятия и сжимал кулаки, хотя посол и его свита уже спустились по мраморной лестнице и перешли подъёмный мост.
Молча стоял Хьялтэ, сжав побелевшие губы. Он вспомнил слова принцессы, что ненависть королей глубже, чем бездонная пропасть, и питают её чёрные источники, бьющие со дна души.
“И всё же королю придётся уступить, если будет на то Господня воля”, — сказал себе старый певец и немедля отправился в путь.
Стояла глубокая осень, вовсе не подходящее время, чтобы старому человеку отправляться в далёкое странствие.
И всё же Хьялтэ и его верные слуги достигли берега холодного моря. Хьялтэ побывал на плавучем ледяном острове, где викинги заворачивали своих возлюбленных в шкуры, и всё же к утру их ресницы смерзались. И только могучим рывком можно было выдернуть заледенелый меч из ножен. Хьялтэ видел ведьму, сидящую верхом на тюлене. Она пряталась в белой пене морского прибоя, высматривая в воде тела утопленников.