Страница 77 из 79
Травянистая равнина с редкими купами деревьев медленно откатывалась назад. Она нисколько не изменилась. Не изменился и город — по-прежнему, как и миллионы лет назад, он плыл между синью неба и зеленью земли. Но красота опаловых башен уже не была единственным рукотворным чудом этого мира. Над сияющим городом, соперничая с ним переливами светящихся красок, парили двенадцать огромных кораблей. А на низком холме высился тринадцатый — серый, покрытый шрамами восемнадцати лет космических скитаний. Его люки распахнулись, и на свет низкого предзакатного солнца высыпали люди. Рон Тьюл и еще несколько паритян молча смотрели на разноцветные купола под пологом зеленой листвы.
Шор Нун задумчиво сказал:
— Интересно, что тут делается. Ведь прошло столько времени. Сьюна, наверно, уже нет в живых. Тогда я был молод, а теперь уже пожилой человек. И они за это время состарились. А может быть, их просто нет — мало ли что могло случиться.
— Смотри, Шор Нун, к нам кто-то приближается, — сказал Рон Тьюл. — Он парит над землей на этом… забыл, как называется, все было так давно.
Человек, направлявшийся к ним, явно не спешил, словно время для него не существовало.
— Кажется… мне кажется, это Сьюн, — сказал один из участников предыдущей экспедиции, — мы часто работали вместе.
А Сьюн — это действительно был он — уже стоял перед паритянами. Сияющий ореол вокруг него исчез, стало видно лицо: ясная улыбка, как и двенадцать лет назад, та же, может быть, даже более бросающаяся в глаза доброта и гостеприимство. Он был по-прежнему прям и строен. Он не изменился, как не изменились зеленая земля, переливающийся под закатным солнцем город, как не изменилось вечное синее небо.
— Вы вернулись на Рхтс, Шор Нун.
— Да, Сьюн, как и обещали. И с нами прилетело много людей. Здесь будет наша колония, вот здесь, у древнего города. Мы хотим начать все заново: раскрыть их секреты, овладеть пространством. Для начала постараемся вернуть к жизни хотя бы одну башню.
— Постоянную колонию? — переспросил, словно не поняв услышанное, Сьюн.
— Да.
— Но на Рхтс есть много других городов, они ни в чем не уступают этому. Шор Нун, мы очень дорожим тишиной и покоем. А вы можете выбрать любое другое место — около Соу или Дауна, или еще где-нибудь.
Шор Нун отрицательно покачал головой.
— Мне очень жаль, Сьюн. Мы надеялись на жизнь рядом с вами; надеялись, что вместе будем открывать утраченные вами секреты. Это последний из городов, покинутых вашими предками. Именно в нем сосредоточены их главные достижения. Если хотите, мы поможем перенести ваше селение в другое место, хотя бы к морю, где точно такие же деревья и трава. Если вам претит совместная работа. Не все ли равно, где жить? А для нас важен этот город. Нам непременно надо быть именно здесь.
Сьюн вздохнул и внимательно оглядел паритян — как будто уясняя для себя что-то в высшей степени важное. Рон Тьюл видел, как его глаза цвета неба затуманились, а потом вдруг просветлели. Сьюн еще раз взглянул на Шор Нуна. И стал смотреть на Рон Тьюла.
Одно краткое мгновенье — или вечно — Рон Тьюл смотрел в бездонные глаза. Лицо Сьюна менялось: кажущаяся беспечность перешла в напряженнее внимание; обычная приветливость стала иной — она не исчезла, но… астроному показалось, что он наконец что-то понял, прозрел… Но что? Ему стало страшно, страшно, как никогда в жизни, которую он отдал нелегкой доле космического первопроходца.
А Сьюн улыбнулся и кивнул.
— Да, Рон Тьюл. В тебе я не ошибся. Ты понял. Вспомни наш закон: нельзя изменить чужую историю. И тогда тебе станет понятно, что я вынужден сделать.
Шор Нун с недоумением смотрел на Сьюна. Рон Тьюлу, непонятно как, стало ясно, что из восприятия остальных этот момент просто выпал. А он открывшейся ему истиной был поражен, словно ударом молнии.
…мы слишком разные, чтобы жить на одной планете… жаль… я надеялся, что мы найдем общий язык… но мы очень далеки друг от друга… — продолжал звучать в его сознании слова Сьюна.
— Вы не хотите переселяться? — огорченно спросил Шор Нун.
Сьюн поднял глаза к небу, к двенадцати огромным межзвездным кораблям.
— Ответит вам Совет. Но его ответ просто повторит мой — иного быть не может.
В сознании собравшихся замелькали неясные образы — они исходили от Сьюна. С опаловых кораблей паритян он перевел взгляд на ладонь своей руки. Глаза Сьюна вспыхнули, лицо сделалось жестким, сосредоточенным. Пришельцам показалось, что все, даже воздух вокруг них, изменилось.
На раскрытой ладони Сьюна вспыхнул ослепительный свет, сверкнул бесчисленными оттенками всех цветов радуги и с прозрачным кристальным звоном погас. Остался небольшой округлый предмет, похожий на странный кристалл аквамарина; но внутри его струились и пульсировали серебристые нити. Потом краски поблекли, рисунок поблескивающих нитей изменился.
Снова послышался тот же чистый звон, и снова что-то изменилось. Теперь в руке у Сьюна был совсем небольшой, черный, как глухая ночь, шарик… нет, сгусток абсолютной черноты. Внутри него были звезды. Потом они погасли.
Сьюн посмотрел на паритян. Тьма внутри того, что он держал, растаяла, наполнилась огненными извивающимися прожилками. Сьюн поднял руку. Паритяне в ужасе отпрянули — на раскрытой ладони покоилось непостижимое. И только Рон Тьюл, застыв от страха, продолжал смотреть. Паритян окутало голубым туманом, туман подхватил их и перенес внутрь корабля.
Долю секунды назад они были на зеленой равнине под голубым небом. И вот — стальная серость корабля и надрывный вой сигнала тревоги. А там, среди безмятежной зелени, под ясным небом и ласковым солнцем — Рон Тьюл видел это на обзорном экране — в своем золотистом костюме парил в воздухе Сьюн. Заработали атомные двигатели, корабль поднялся над землей и завис в воздухе. В той точке, куда било пламя, стоял Сьюн с шариком в раскрытой ладони. Шарик спокойно светился; потом раздался тихий и мелодичный, но всепроникающий кристальный звон. В ответ на этот звон Вселенная тихо загудела.
Зелень равнины, вечный город, пестрый поселок — все исчезло. На экранах возникла чернота абсолютной пустоты… А звон маленького шарика рос и ширился. Замер, захлебнувшись, рев атомных двигателей. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь чистым кристальным звоном…
Потом чернота сменилась холодным серым светом, в котором проступили контуры остальных кораблей. Атомные двигатели не работали, но какая-то сила перемещала корабли, пока они не образовали подобие кристалла.
Корабль оживал. Вернулись звуки; к людям возвращались обыденные чувства — они снова становились людьми.
— Нас выбросило за пределы пространства, — в ужасе, забыв о командирском достоинстве, крикнул Шор Нун.
— Нет, — сказал Рон Тьюл, — только в наше собственное. Подождите, когда смолкнет то, что в руке у Сьюна. Вот, звук уже стихает.
— Откуда ты можешь хоть что-то знать?
Рон Тьюл не ответил. Он не знал ничего.
На корабле царил не просто беспорядок — паника. Командир Шор Нун не был в состоянии не только командовать людьми, но и управлять собой. Он рыдал от бессилия и унижения.
— Они ничего не утратили… Они владеют оружием, против которого… Они делают с пространством, что хотят… Это все сорган! Сейчас он тянет нас к концу времени? Уже нет звезд! О боги! Мы все умрем! Сын… мой сын…
Но тут Шор Нун взял себя в руки.
В рубку ворвался бледный инженер-механик.
— Командир! Атомы не распадаются! Двигатели… они не будут работать. Что случилось? Что делать?
Шор Нун молчал. Он слушал, как стихает кристальный звон. Наконец звук оборвался на нежной и мелодичной ноте. Действие сил, которые паритяне постигнут еще через сотни и сотни поколений, закончилось.
Шор Нун усмехнулся:
— Теперь это не имеет значения.
В этот момент корабль снова наполнился криками ужаса.