Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 79



— Я тоже, — поддержал его Гибберт. — Хорошо, что никого из нас не переутомляли образованием. Страшно подумать: ведь астролетчик может безвременно сойти в могилу только из-за того, что помнит три-четыре устаревших звука.

Бентон встал.

— Ладно, нечего думать о том, что навсегда исчезло. Пошли, сравним местных бюрократов с нашими — Он посмотрел на Дорку. — Ты готов вести нас в город?

После недолгого колебания Дорка смущенно спросил:

— А приспособление, читающее мысли, у вас с собой?

— Оно намертво закреплено в звездолете, — рассмеялся Бентон и ободряюще хлопнул Дорку по плечу. — Слишком громоздко, чтобы таскать за собой. Думай о чем угодно и веселись, потому что твои мысли останутся для нас тайной.

Выходя, трое землян бросили взгляд на занавеси, скрывающие портрет седого чернокожего человека, косморазведчика Сэмюэла Фрэйзера.

— Поганый ниггер! — повторил Бентон запретные слова. — Непонятно. Какая-то чепуха!

— Просто бессмысленный набор звуков, — согласился Гибберт.

— Набор звуков, — эхом откликнулся Рэндл — Кстати, в старину это называли смешным словом. Я его вычитал в какой-то книге. Сейчас вспомню. — Задумался, просиял — Есть! Это называлось «абракадабра».

Дон А. Стьюард

Забвение

Рон Тьюл стоял у корабля и, оглядывая гряду уходящих вдаль мягко очерченных холмов, полной грудью вдыхал насыщенный чуть резковатыми свежими запахами воздух.

Паритяне приземлились часов пять назад, на рассвете; здешнее золотистое солнце вставало лениво и все еще низко висело над горизонтом. С противоположной стороны небосвода в безмятежной синеве плыл призрачным облачком спутник этой планеты.

Рон Тьюл испытывал противоречивые чувства — радость и досаду. Да, они добились победы, победы после шести лет существования на пределе возможностей и людей, и корабля. Они нашли не просто пригодную для колонизации землю, но и форпост для нового рывка в космос, поскольку корабли Париты могли удаляться от базы всего на парсек.

Но, к сожалению, этот мир был обитаем. Туземцы называли свою планету Рхтс. Рон Тьюл перевел взгляд на небольшое селение, приютившееся в низине меж холмов: десяток беспорядочно разбросанных разноцветных куполообразных жилищ из опалесцирующего, похожего на стекло, материала. Купола поднимались футов на двадцать — голубые, жемчужные, розовые; над ними смыкали кроны мощные деревья. Селение было красиво — цветные купола на фоне темно-зеленой листвы и светло-зеленой, напоминающей мох, травы. Его своеобразную красоту подчеркивали яркие краски палисадников.

Благословенное место, где наконец можно отдохнуть от черной враждебной пустоты, от гула атомных двигателей и вторящей ему стали корпуса, от гигантских серых перекрытий и несущих конструкций, от унылых синтетических полов. Жизнь ста человек больше не зависела от миллионов и миллионов атомных лошадиных сил. Над головой распахнулось небо; звуки уносятся вдаль, а не отдаются мертвым эхом от металла; золотисто-коричневые стволы поддерживают ласково шелестящую листву. Под ногами — живая земля.

Тем временем группа космонавтов во главе с командиром Шор Нуном и местных жителей, беседовавшая у голубого, самого высокого купола, направилась к кораблю — молодые сильные паритяне в строгой серебристо-серой форме Межзвездных экспедиций и жители Рхтс, тоже в одинаковых золотистых костюмах, облегающих тело. Они были выше, стройнее и грациознее паритян. С их плеч ниспадали яркие накидки — синие, темно-красные, зеленые, фиолетовые, которые временами под лучами солнца вспыхивали радужными переливами. Последним шел местный житель Сьюн.

У корабля Шор Нун крикнул:

— Ну как, все готовы?

Из распахнутого переднего люка ответили:

— Все в порядке, командир. Двадцать два человека. Что удалось узнать?



Шор Нун пожал плечами.

— Я их не до конца понимаю. Но мы вольны осматривать все, что угодно. Мы можем выступать?

— Да. Пойдут все начальники отделов, кроме Рон Тьюла. Мы решили, что для астронома там работы не найдется.

— Я могу снимать кроки, — негромко сказал Рон Тьюл, — да и вообще мне просто интересно.

— Хорошо. Отправляемся.

Сьюн улыбнулся. Его улыбка предназначалась астроному. Тем не менее, когда Сьюн смотрел на паритян, на их огромный серый корабль; мрачным призраком поднимавшийся среди зеленых холмов, не уступая им в размерах, во взгляде его голубых глаз, удивительно голубых на загорелом золотистом, почти в тон одежде, лице, проскальзывало недоумение.

Изящной рукой с длинными пальцами он провел по золотистым локонам, вьющимся над высоким спокойным лбом.

— Для астронома работа тоже найдется, — сказал он и снова улыбнулся.

Рон Тьюл очень удивился. Сьюн не произнес ни слова, однако его голос звучал в сознании астронома столь же ясно, словно они вели обычную беседу.

— Я пойду, чтобы побродить по городу, — пояснил он, — все остальные займутся работой по своей специальности, а мне хочется просто посмотреть.

Рон Тьюл перешел поросший мягкой травой луг и стал подниматься на пологий холм. И перед ним постепенно открывался город. Там, где плавные очертания вершины незаметно сливались с небом, начали появляться новые сияющие вершины: одна… десять… сотни.

Город — Титан расы Титанов. Его башни светились под солнцем мягким опаловым блеском. Великие боги великого мира! Сколько же лет этим башням, блистательным сооружениям давным давно умерших великих строителей?

Маленький человек из чужого мира, кружащего у далекой от других миров звезды, стоял и смотрел на город. Но башни в своем величественном равнодушии не замечали его. Они смотрели в небеса.

Рон Тьюл спустился с холма в долину, пересек ее и вошел в город. Исполины невообразимой тяжести плыли — то ли в безоблачном небе, то ли по теплой земле. Что ими двигало? Мечта человека, который много миллионов лет назад ушел из жизни? Его воображение вызвало из небытия гигантские сопрягающиеся линии и поверхности, очертившие объемы плывущих зданий, его руки претворили мечту в громады опалесцирующих масс. Смертное тело человека давно превратилось в прах, но живы его творения.

А потомки этого народа ютятся в домиках-куполах под сенью деревьев. Позади астронома, за холмом, пряталось под ветвями одно из таких селений. А впереди сиял город. И через миллионы лет человек иной расы улавливал мысли и мечты великих созидателей — о великом будущем народа, о вечном движении вперед.

…Он стоял на открытом всем ветрам балконе. Над ним было звездное небо, которое прочерчивали торговые корабли, несущие в родной дом сокровища из мириадов миров — от окраинных солнц до шаровых звездных скоплений. Эго были времена славы планеты Рхтс. Великий строитель видел свою материализованную мечту…

Рон Тьюл стоял на заросшей травой улице. Ее уже давно мостил ветер, сметая с холмов песчинки и складывая их к подножию башен. Ветер не спешил, во за миллионы лет улицы поднялись на сотни футов. Великая мечта была воплощена в материал прочно, и время почта ре трогало ее, а медленно погребало, как некогда погребло ее творца. Но башни не замечали и этого, они смотрели в небо и грезили: вернутся люди, вернутся корабли. Вернется жизнь. И больше ничто не трогало их безмолвного спокойствия. Ливни и ласковые дожди подтачивали стены и арки, прокладывали желобки, расширяли трещины, но городничего не замечал. Его творцы ушли, стали новым народом, но город башен не замечал и этого. Он ждал…

Рон Тьюл чувствовал ожидание города, его надежду на возрождение славы и думал, что мечту, родившуюся так давно, теперь подхватит его народ.

Погруженный в воспоминания, о прошлом чужого народа — или грезы о будущем своего — Рон Тьюл не заметил, как подошли остальные участники экспедиции. Он очнулся, услышав голоса:

— …алмаз не оставляет на нем следа, он тверже берилловой стали, — говорил металлург Ди Лан.