Страница 11 из 12
Однако даже начало работы промышленности и угольных шахт Рура, как выяснилось, само по себе мало что значило, без нормализации финансовой сферы. Начало работы означало, среди прочего, начало поставок угля во Францию в рамках Версальского договора. Оплачивать их все равно должно было германское правительство. И взяться эти деньги могли лишь из одного источника. Безудержная денежная эмиссия продолжалась. К 10 октября фунт официально стоил 7 млрд марок, на черном рынке же – все 18 млрд. К 15 октября уже официальный курс достиг 18,5 млрд, на черном рынке фунт можно было купить за 40 млрд.
Правительство в очередной раз вернулось к попыткам запустить в оборот некую «альтернативную» денежную единицу – на этот раз в этом качестве предлагалась «рентная марка», по каковому случаю было объявлено о создании на основе уже известного нам Земельного банка нового Рентного банка (он должен был начать функционировать через месяц). Надо сказать, что базовая идея была разумной – разгрузить Рейхсбанк, избавив его от необходимости финансировать госрасходы и затыкать дыры в бюджете. Теоретически, введение в оборот новой денежной единицы с хорошим обеспечением могло позволить вернуться к тем принципам, на которых была построена довоенная финансовая система. Однако ключевой момент здесь был именно в обеспечении. Золота в резервах осталось настолько мало, что возникали реальные сомнения, хватит ли его для полноценного обеспечения новой валюты. Рассматривались всевозможные альтернативы, но по состоянию на середину октября рентная марка в глазах значительной части общества выглядела очередной фикцией.
Фикцией во многом оказывалась и пресловутая «жесткая рука» берлинской диктатуры, на которую возлагалось столько надежд. В Баварии отлично сработавшийся тандем комиссаров фон Кара и фон Лоссова успешно игнорировал указания, поступавшие от центрального правительства, и снова играл с идеей баварской независимости и восстановления монархии Виттельсбахов. В Бремене местный Сенат вообще выпустил свои собственные банкноты, достоинством в четверть, половину и один доллар. Они имели золотое обеспечение и могли быть в любой момент обменены на марки Рейхсбанка по официальному курсу Нью-Йоркской биржи. В Аахене 21 октября под защитой и покровительством Бельгии была провозглашена независимая «Рейнская республика». Возмущенной ноты от Великобритании хватило, чтобы Бельгия тихо свернула этот проект, но вслед за этим с помощью уже французских войск сепаратистские городские администрации были установлены в Бонне, Трире, Висбадене и Майнце. Категорический отказ германских чиновников сотрудничать с этой «новой властью» быстро привел ее в тупик, но подогреваемое извне брожение продолжалось. В Дюссельдорфе на улицах происходили вооруженные столкновения, убивали полицейских. Одновременно в Гамбурге вспыхнул коммунистический мятеж, подавить который удалось лишь силами флота. Высадившаяся с кораблей морская пехота арестовала около 800 участников беспорядков.
21 октября курс марки достиг 80 млрд за 1 фунт стерлингов (причем с 24 млрд до 80 млрд он упал за три дня). В Берлине не было хлеба. 26 октября здание Рейхсбанка было осаждено толпой, требовавшей денег. Деньги им выдали – в купюрах по миллиарду марок. Люди увозили эти купюры тачками. 1 ноября в оборот поступили первые купюры по триллиону (как у нас сейчас принято называть этот порядок цифр; в Германии тогда их называли биллионами), 5 и 10 триллионов марок. Цены в общем и целом шли в ногу с курсом, заработная плата, как всегда, сильно отставала – в реальном выражении за октябрь она обесценилась в 10-15 раз. Обычный бизнес стал попросту невозможен. Предприятия вставали, лавки и магазины удавалось держать открытыми только под страхом уголовной ответственности их владельцев. Безработица достигла 18,7 %, причем еще 40 % работников находились на сокращенном рабочем дне (иногда по 4-5 рабочих часов в неделю). В этих условиях было понятно, что массовые волнения неизбежны – вопрос был только в том, кто первый доберется до правительства, разъяренные левые или разочарованные в нем правые.
30 октября курс марки достиг 310 млрд. В Саксонии была провозглашена коммунистическая диктатура, в Тюрингии, по сути, началось вооруженное восстание. В Баварии происходила мобилизация и концентрация нацистских штурмовых отрядов. В Саксонию были введены войска, коммунистические министры были арестованы, но это вызвало бурное возмущение депутатов-социалистов в Рейхстаге и раскол кабинета. 5 ноября войска выдвинулись из Саксонии в Тюрингию. На следующий день в Берлине начали громить продуктовые магазины (в том числе под антисемитскими лозунгами). Нищета и отчаяние к этому времени достигли ужасающего размаха. Есть свидетельства о женщинах, продававших себя на улице за кусок мыла.
8 ноября Гитлер бросил свои силы (собранные изначально, как предполагалось, для похода против коммунистов в Тюрингии, и далее на Берлин) на улицы Мюнхена. Знаменитый «пивной путч» и в историографии, и в массовом сознании, как правило, стоит особняком, как совершенно отдельная, самостоятельная история. Однако мы видим, что на деле он был очень органичной частью общей революционной ситуации, разыгрывавшейся в те дни по всей Германии – собственно, с точки зрения правительства он в тот момент выглядел гораздо менее опасным, чем, к примеру, события в той же Саксонии. В конце концов, с ним удалось справиться местными силами, без привлечения подкреплений из Берлина, да и программа нацистов выглядела гораздо менее радикальной, чем коммунистическая, и к тому же – де факто выступление ведь было направлено все-таки против мюнхенского режима фон Кара и фон Лоссова, в отношение лояльности которых в Берлине питали большие сомнения. С этим в значительной степени и связана та мягкость и лояльность, с которой правительство обошлось с нацистами.
Тем временем, экономика продолжала свое падение в ад. В оборот уже поступила купюра в 100 триллионов (по-нашему, или биллионов, как на ней было написано – 100 плюс еще 12 нулей) марок – самая высокая деноминация из всех, когда-либо где-либо напечатанных. Печатный станок, любимая игрушка доктора Хавенштейна, в это время выдавал 74 миллиона миллионов миллионов марок в неделю, за шесть дней учетверяя полный объем денежного оборота Германии. Теперь правительство, забыв обо всех своих патриотических и гуманитарных соображениях, готовилось свернуть вообще какое-либо централизованное вмешательство в финансовые дела Рура, вплоть до прекращения выплат пенсий по старости. Фирмы и муниципалитеты на оккупированных территориях начинали либо выпускать свои собственные банкноты (обеспеченные, как правило каким-то своим капиталом в иностранной валюте), либо заготавливать продукты. Вопросом, который не на шутку беспокоил всех, было – как пережить наступающую зиму?
На момент, когда 13 ноября 1923 года был назначен новый комиссар по национальной валюте, в Берлине уже три дня не выходили газеты из-за забастовки типографий. За последние 10 дней государственные расходы превысили доходы в 1000 раз – доходы исчислялись в квадриллионах (15 нулей), в то время как расходы составляли 6 квинтиллионов (18 нулей). Один фунт стоил 6 триллионов марок. Отпечатанные, но еще не выпущенные в оборот марки, находившиеся в хранилищах Рейхсбанка, заполнили бы 300 десятитонных железнодорожных вагонов.
Нового комиссара звали Яльмар Шахт, и он был опытным финансистом, долгое время проработавшим управляющим директором в крупных коммерческих банках. Он являлся одним из авторов проекта Рентного банка и рентной марки. Теперь ему предстояло претворить этот проект в жизнь. 15 ноября Рентный банк начал функционировать.
Перед следующим решающим шагом Шахт выждал ровно пять дней. За это время марка упала с 12 до 18 триллионов за один британский фунт, а общий номинальный объем денежного оборота еще раз удвоился. Но Шахт ждал неспроста. Он дождался момента, когда бумажная марка стала стоить ровно одну миллионную миллионной золотой марки – когда для того, чтобы перевести одно в другое, нужно было просто отбросить двенадцать нулей. В этот момент Шахт объявил, что одна рентная марка (которые как раз начинали поступать в оборот) равнялась одной золотой марке или миллиону миллионов обычных марок.