Страница 8 из 32
Настоятель изредка наклонял голову, давая молчаливое согласие иностранцу начать разговор. Но после очередного кивка у Споуна еще более озадачилось лицо, пальцы бессмысленно теребили папку с бумагами.
Неизвестно, сколько еще длилось бы неловкое сидение, если бы настоятель сам не начал тихим, но твердым голосом:
– Мистер Споун, положение вас обязывает начинать не с молчания. Благодаря какой инициативе вы совершили столь длинный и нелегкий путь сюда, в сердце среднего Китая?
– Да, да, господин настоятель, – согласно закивал майор. Он был рад неожиданной поддержке, – дороги в Китае ужасные. Как только вы ими пользуетесь?
– Довольно просто. Ходим пешком, – сухо ответил настоятель. Он не был склонен поддерживать разговор на лишнюю для него тему.
Споун понял намек, но не желал упускать нить.
– Мы потеряли несколько человек. Не могу назвать другой страны, где бы подобное по своей реальности близко подходило к здешней действительности.
Ничего не изменилось в лице монаха. Будто не слыхал, от кого прозвучали слова. Но он также тихо и убедительно пояснил:
– Что делать, не любят у нас иностранцев, особенно на машинах, особенно на военных, особенно не приглашенных.
Узкие щелки глаз без интереса продолжали смотреть мимо американцев.
Маккинрой, видя нервную нерешительность майора, решил вселить уверенность в подавленного Споуна.
– При первом знакомстве кто-то должен приходить первым. Как знать, может это зачатки больших и полезных отношений между поистине великими державами.
– Поднебесная облагораживает свое многочисленное одиночество и, по возможности, защищает свою прихоть.
Эксперт уловил неприязнь, но решил не идти на попятный.
– Все же для тех, в кого стреляют, мотив не становится яснее от видимой предвзятости.
Лица монахов растянула язвительная гримаса. Она хмурила Споуна, но никак не Маккинроя.
Споун проклинал свою неловкость. Но, стараясь сразу смотреть на всех, заговорил:
– Господин Дэ в прошлый раз мы остановились на том, что вы сможете уступить нам воспитанника, если для этого созреют условия. Наше руководство твердо намерено увеличить сумму вознаграждения за него до цифры, названной вами.
– Мистер Споун, прошлое не относится к настоящему, каким бы убеждающим оно ни было.
Майор подавленно уставился мимо монахов. Остальные офицеры непонимающе молчали. Маккинрой покусывал губы.
– Уважаемый господин Дэ, я офицер, выполняю приказ. Я не могу уехать от вас, не получив хоть какого-то утвердительного знака. Меня будут до тех пор присылать сюда, и если не меня, то другого, пока вопрос не найдет ответа. Мне остается выполнять приказ моих боссов и лишний раз отвлекать вас от ваших насущных дел. Поверьте мне, лично я никогда бы к вам не совался.
Приходилось верить любезной физиономии Споуна.
– Охотно одобряю вашу откровенность, – кивнул настоятель.
– Вот-вот, почтеннейший господин Дэ, полмиллиона долларов за мальчика. Устраивает вас такая сумма? Если вы считаете, что мне не подобает так мелко предлагать, то назовите сумму, устраивающую вас. Уверен, наше руководство благосклонно отнесется к вашим требованиям.
– Мне нечего вам ответить, мистер Споун, кроме того, что я говорил ранее.
– Да, – помог майору эксперт, – нерезонно отказываться от гонорара. Ваша страна не богата. Правительство монастыря не субсидирует. Наши деньги для вас большое подспорье в вашей же деятельности. Господин настоятель, мы просим у вас одного человека. Мы не претендуем на ребят китайского происхождения. Ваши воспитанники – ваша гордость, ваше будущее. А русский? К чему он вам? За него мы предлагаем очень большие деньги. Вы сможете подготовить новых ребят, имея такие средства.
– Гладко говорите, если не ошибаюсь, мистер Маккинрой. – Эксперт кивнул. – А вы попробуйте что-нибудь разглядеть в пятилетних малышах, что из кого получится.
– Резонно, но не понимаю, зачем держать так крепко в монастыре европейца. Никаких дивидендов с него вы не снимете. Он мертворожденный для Китая.
– Мы не собираем дивидендов, мистер Маккинрой. Во-вторых, он китаец русского происхождения. И старайтесь помнить сказанное мною раньше.
– Я хорошо помню, – твердо изрек эксперт, – и не вижу серьезных причин повторять так упорно известное вам и нам. Недальновидно вы поступаете, отказываясь от очень выгодного для вас предложения.
– Ну насколько – решать нам.
Внимание монахов незаметно переместилось с поникшего Споуна на уверенного Маккинроя. Их пронзительные глазки недобро ощупывали эксперта.
– На что вам русский? – продолжал настаивать Маккинрой. – Научите вы его, вырастет он и растворится в толпе, ничего не показав и никому в жизни не послужив. Не изведав ни радости, ни печали, ни простого житейского удовлетворения.
Глазки монахов тускло отсвечивали на каждое слово.
– Мистер Маккинрой, у каждого свое понятие счастья и сущности жизни. Мне, как человеку, немало пожившему и много передумавшему, искренне жаль вас. Ваша плотская слабость, которая со временем переходит во вредную для общества болезнь безмерного удовлетворения никчемной плоти, мешает не только совершенствованию человека, но и сдерживает эволюцию общества в целом. Поэтому мне, даже при желании, трудно помочь вам, так как в руки растления и общего упадка своих воспитанников давать я не намерен.
– Расчетливо сказано, но не доказано. И все же зачем он вам? Пустой балласт. Не лучше ли деньги?
Кто знает, не будут ли ваши ученики в будущем вашими же врагами. А это, признайтесь, нередкое явление в ваших странах.
– Мистер, вы претендуете на неплохое знание внутренней действительности.
Эксперт деликатно кивнул.
– Вы живете затворной жизнью и, наверное, потому думаете, что знание местной действительности ведомо только вам. Жизнь не утаишь. Все, что когда-то представляло привилегию немногих, постепенно является перед взором мировой общественности.
До этого отрешенный сквозной взгляд настоятеля, прощупывавший пространство за спиной американца, переместился на эксперта. Последнее резюме, видно, его очень заинтересовало. И оно точно передавало не случайный интерес иностранцев.
Рядом сидящие тоже настроились, глубоко перебирая услышанное. Только Ван, сидевший немного поодаль, в стороне, продолжал безучастно покачиваться. Мозолистые костяшки пальцев монотонно постукивали по утрамбованной земле.
Настоятель медленно обвел взглядом младших офицеров. По их сонным рожам определил: они непричастны к словам Маккинроя.
– Тот мальчик, которого вы так назойливо запрашиваете, предлагая нереальные для нас суммы, не может быть переведен в другое место по существенным причинам. Одна из них та, что он не пригоден к жизни за стенами святилища, незнаком с нею. Второе: он подрастающая гордость монастыря. Готовится к соревнованиям среди молодых. Мы не можем уступать свои позиции.
Настоятель показал рукой на сидящих схимников. Те согласно кивнули.
– Они изъездили весь Китай, присутствовали на многих соревнованиях. Несмотря на то, что наш опекун будет самым молодым среди участников, он выиграет. Для каждой школы самый настоящий и действенный дивиденд – это чемпион, живущий в ее стенах.
Маккинрой был весь внимание. И теперь готов был к новой атаке. Похоже, нащупано уязвимое место у монахов.
Он учтиво, с оттенком укора, галантно заговорил:
– Насколько мне известно, господа, китайцы не допустят к внутренним соревнованиям представителей иной расы. Уважаемый Дэ и вы, господа служители, не мне напоминать то, что вы прекрасно знаете и без меня. Я заинтригован вашим парнем, и не будет угодничеством, если скажу, что я на его стороне. Так вот, разрешите мне предупредить от своего имени, что в дальнейшем жизнь юноши может оказаться под угрозой. Прошу прощения за некоторую указуемость, но Америка здесь уже ни при чем. Это ваш устоявшийся внутренний порядок. Русский не будет допущен к соревнованиям. Он у вас враг под номером один. Я сторонний наблюдатель, и то никогда не решился бы ни подобный шаг. К трону Поднебесной патриархи Китая никогда не допустят мастера иной национальности, какими словами ни прикрывайся, и будь он семи и пядей во лбу.