Шрам на ладони

Резко, злобно опустил трубку на рычаг.

Все планы срываются. Такие лучезарные планы!

Подобного казуса в его прежних мероприятиях не замечалось. С чего это следователь такой заботливый? «Похороны вашей невесты».

Варламов поставил бутылку на откинутую крышку бара. Открывать или не открывать? Означает ли сей звонок, что операция «ограбление обменного пункта» еще не завершена?

Иными словами, воспринимать ли вынужденное присутствие в качестве жениха на предстоящей похоронной церемонии еще одним этапом работы? Хитроумной работы всемогущего джина?

Или можно считать это развлечением?

А почему бы и нет, собственно говоря? Он развлечется. Поглядит наконец-то собственными глазами на бездыханное тело, которое стало таковым по мановению его руки.

Да, по мановению руки!

Варламов, возбудившись, махнул рукой, и заветная бутылка слетела с крышки бара.

Донышко отделилось ровненько, словно срезал его алмазный резец. Пунцовая жидкость потекла по мохнатому ковру, пропитывая пушистый ворс. Ковер набухал влагой, как кровью. Теперь запах этого вина долго не выветрится из помещения.

Остатки отцовской силы не были проглочены сыном. Они пропали втуне.

Это была последняя бутылка из его запаса.

В ритуальный автобус внесли гроб. Погибли двое, но в последний путь Катя отправилась одна. Убитого охранника хоронила его семья — в другое время и на другом кладбище.

Народу собралось немного. Пожилая сменщица Кати из обменного пункта, три сослуживицы с прошлой работы, соседка Тамара Васильевна Чупрыкина, оставившая ради такого случая свою собаку Кристи одну в квартире.

Вот и все. Не считая, конечно, несчастного жениха, скрючившегося на боковом сиденье у изголовья гроба.

Да еще — следователя, который сел спиной к кабине и нарочито угрюмо поглядывал на собравшихся из-под густых кустистых бровей.

Варламову приходилось то и дело придерживать роскошный венок, норовивший упасть на каждом повороте. Это был его последний дар «невесте». Надпись на ленте гласила: «Моей любимой, незабвенной от безутешного…» Конец ленты загнулся, и Дементьев не смог прочесть окончания фразы. Тогда он додумал ее сам: «… убийцы».

Долго ехали до отдаленного Домодедовского кладбища. Потом оформляли бумаги в ритуальном бюро: Дементьев взял это на себя как специалист по всякого рода документам.

Служительница показала Геннадию синенькую книжечку с тисненой надписью «Удостоверение».

— Что это?

— Право собственности на участок земли.

— Какой участок?

— Какой-какой. Где хоронят. На два лица.

— Почему на два? У нас ведь одна…

— А все участки — на два лица, — бесстрастно ответила служительница кладбища. — На чье имя заполнять?

— На Семенову Екатерину Петровну.

Женщина с вежливым укором посмотрела на него сквозь окошечко: мол, ну и бестолочь эти клиенты. Объяснила:

— Семенова Екатерина Петровна — покойная. Это у нас уже записано. Разве мы можем выдать удостоверение ей самой? Я спрашиваю, кто будет собственником могилы? Кто из родственников, близких?

— У нее только сын остался.

— Совершеннолетний?

— Шесть годиков.

— Не разрешено.

— Но поймите, гражданочка, больше нет никого.

— Нельзя. По инструкции. — Отрезала женщина.

Вот уж абсурд!

Дементьев хотел было возмутиться. Однако что-то остановило его. Укол совести, что ли. Ведь он сам привык действовать по инструкции, не отступая от предписанных правил. И сам же теперь готов утверждать, что инструкция может быть абсурдной.

Придется смириться.

Он обернулся. «Жених» стоял поодаль, со страдальческим выражением лица. Он был так озабочен тем, чтобы не выйти из скорбного образа, что не вслушивался в разговор у окошка конторы.

И Дементьев принял решение.

— Есть, правда, еще один близкий человек. Грачев Сергей Николаевич.

— Паспорт давайте.

— Чей?

Служительница даже закатила глаза от его непонятливости. Но голоса не повысила. Инструкция требовала сохранять терпение. Это ведь не прилавок в магазине, а ритуальная служба. Клиенты нуждаются в сострадании.

— Паспорт Грачева. Сергея Николаевича. Правильно я записываю?

Боже мой, какой может быть паспорт у заключенного.

— Понимаете, гражданочка, мы паспорт забыли. Вы пока удостоверение выпишите, а Грачев заберет его потом, попозже.

— Ладно, — вздохнула она. — В виде исключения. Но учтите, это — в последний раз.

«Какой-то юмор у нее профессиональный, — подумал Дементьев. — Как будто мы каждый день кого-нибудь хоронить собираемся. Последний раз…»

Но не прекословил.

— Обещаю. Исправимся.

— Табличку будете ставить или крест? Памятник можно только через год, когда земля просядет.

Табличку или крест? Была ли Екатерина Семенова верующей? В церкви ее не отпевали, но это ничего не значит, ведь хоронит не семья. Как же он не догадался спросить у Сергея? Справляться же у Варламова не хотелось.

— Пока табличку, — сказал он наугад.

— Крестик тоже недорого. Хотя табличка — дешевле.

Интересно, что выбрал бы Сергей? Дело ведь не в деньгах. Дементьеву вспомнилась горница Надежды Егоровны. Иконы в красном углу. Лампадка под ними. А ведь Екатерина, кажется, была Грачевым как родная, как член семьи.

— Я передумал, — сказал он. — Давайте все-таки крестик.

— Правильно, — обрадовалась служительница и протянула ему счет для оплаты. Видимо, получала проценты с каждой услуги. Везде свой бизнес.

Могила была уже подготовлена, но наполовину заполнена водой: участок попался заболоченный. Двое землекопов в грязных спецовках ведрами вычерпывали из ямы бурую жижу.

Бригадир могильщиков наметанным глазом вычленил из группы провожающих главного — им оказался, по его мнению, Варламов.

— Трудный участок, — многозначительно проговорил он.

Варламов понимающе кивнул и полез за бумажником.

«Что ж, пусть немного раскошелится, — не стал вмешиваться Дементьев, хотя предпочел бы взять эти непредвиденные расходы на себя. Не сообщая, естественно, об этих тратах Анжелике. — Поживился этот тип гораздо больше… Если и вправду поживился».

— Прощаться будете? — осведомился бригадир.

— Непременно! — отозвался Варламов.

Гроб выгрузили из автобуса и водрузили на железную раму на ножках.

Екатерина лежала строгая и спокойная. Она уже ничему не удивлялась, хотя тонкие изогнутые брови так и остались слегка приподнятыми. На золотистых волосах сохранилась завивка, и локоны под порывами ветра шевелились, как живые.

Женщины плакали. Дементьев стоял насупившись, с глубокой морщиной на переносице.

Он внимательно наблюдал за тем, как Варламов склонился над убитой, пристально уставившись в ее лицо. Губы Юрия Андреевича беззвучно шевелились Он стоял так довольно долго. Вначале кидал косые взгляды на присутствовавших. Потом, кажется, углубился в собственные мысли и позабыл об окружающих.

И тут… или Дементьеву только показалось? Губы Варламова растянулись в улыбке. Торжествующей.

Дементьева отвлекла старушка в черном платке, приковылявшая от соседней, еще свежей могилки. Тронула следователя за рукав пальто.

— Молоденькая какая. А я вот мужа схоронила…

Геннадий сочувственно кивнул. Но старушка нуждалась в дальнейшем общении.

— А что с ней? Сердце?

Дементьев с минуту подумал и ответил:

— Да. Сердце.

Это было правдой. Именно любящее, доверчивое сердце подвело Екатерину. Не распознало истинной сути Юрия Варламова. Катя Семенова умерла от любви.

— Ну что, пора? — деликатно кашлянул бригадир могильщиков.

Варламов вздрогнул.

И, зажмурившись, приложился губами к холодному Катиному лбу.

Нет, ничего для себя полезного не извлек следователь из этой сцены. Ничем явным жених не выдал себя.

Фактов для следствия не прибавилось.

Глава 42

САМИ С УСАМИ

— Ну и что мы будем делать сегодня? — осведомился Ванечка, покончив с завтраком. — В гости пойдем?