Страница 2 из 4
Я сразу смекнул, в чем дело.
Первое: если кто играет на флейте, тот наверняка простак.
Второе: мистер Блюит - наверняка мошенник.
Третье: если мошенник спознался с простаком, а тот богат, ясно, чем кончится дело.
Я был тогда еще зеленым юнцом, но кое в чем разбирался не хуже хозяина. Неужели же одни только джентльмены знают, что к чему? Да господи! Нас на нашей лестнице было четверо, все молодцы один к одному: слуга мистера Браффи, мистера Докинса, мистера Блюита и я; так мы знали дела наших господ лучше, чем они сами. Скажу хоть про себя: не было у Дьюсэйса в ящиках такой бумажки, счета или там миморанда, чтобы я не прочел. Так же точно у Блюита: мы с его слугой читали у него все подряд. Из каждой бутылки вина нам доставался стакан, из каждого фунта сахара - сколько-то кусков. От всех ящиков у нас были ключи, все письма мы прочитывали, все счета проверяли, и от обеда имели лучший кусок: от дичи - печенку, из бульона - фрикадельки, из салата - яйца. Уголь и свечи мы, так уж и быть, оставляли уборщицам. Скажете, воровство? Ничуть не бывало; мы были в полном своем праве - что слугам положено, то свято; это уж как английский закон.
Коротко говоря, дела у Ричарда Блюита обстояли так: от отца он получал 300 ф. в год; а из них надо было платить 190 ф. по университетским долгам, 70 за квартиру, еще 70 за лошадь, 80 слуге на своих харчах, да еще 350 за квартиру в Риджент-парке; ну, там, карманные деньги, скажем, 100, на стол и вино еще около двухсот. Как видите, к концу года набегала кругленькая сумма.
У моего хозяина дело шло иначе; как он был человек более светский, то и долгов имел поболее.
Вот, к примеру:
У Крокфорда за ним числилось 3711 ф. 0 ш. 0 п.
Векселей и долговых расписок на (хоть он
по ним обычно не платил) 4963 ф. 0 ш. 0 п.
Портному (по 22-м счетам) 1306 ф. 11 ш. 9 п.
За лошадей 402 ф. 0 ш. 0 п.
Каретнику 506 ф. 0 ш. 0 п.
Долги еще с кембриджских времен 2193 ф. 6 ш. 8 п.
Разное 987 ф. 10 ш. 0 п.
-----------------------
Итого: 14 069 ф. 8 ш. 5 п.
Это я привожу для интересу: не всем ведь известны тайны светской жизни; даже про долги настоящего джентльмена знать и поучительно и приятно.
Вернусь, однако, к моему рассказу. В тот самый день, когда мой барин справлялся у меня о мистере Докинсе, он повстречал на лестнице мистера Блюита; и любо было поглядеть, как он его приветствовал; а ведь прежде, бывало, едва замечал. Улыбнулся ему так сладко, как редко кому улыбался. Подал руку в белой лайковой перчатке и говорит как нельзя любезней:
- Ах, это вы, мистер Блюит! Сколько лет, сколько зим! Ну не грех ли, что живем по соседству, а между тем так редко видимся?
Мистер Блюит стоял в дверях в халате горохового цвета, курил сигару и напевал охотничью песню. Сперва он удивился и вроде бы обрадовался, но потом что-то заподозрил.
- Действительно, - говорит, - давно мы с вами не виделись.
- С тех пор, помнится, как вместе обедали у сэра Джорджа Хуки. Что за вечер мы там провели, а, мистер Блюит? Что за вино! Что за песни! Помню, как вы спели нам "Майское утро", - клянусь, не слыхал ничего лучше в комическом роде. Еще вчера я об этом рассказывал герцогу Донкастеру. Вы ведь, кажется, знаете герцога?
- Нет, - говорит угрюмо мистер Блюит. - Не знаю.
- Неужели не знаете? - восклицает мой хозяин. - Зато он вас знает; да кто же из английских спортсменов вас не знает? Весь Ньюмаркет повторяет ваши остроты.
Так вот он и морочил мистера Блюита. Тот сперва только бурчал в ответ, а потом, наслушавшись лести, размяк и всему этому вранью поверил. А там оба прошли к мистеру Блюиту и затворили за собой дверь.
Что уж они там делали - не знаю; через час хозяин вернулся желтый, как горчица, и весь пропахший табаком. Ну и тошнило же его! Оказывается, курил с Блюитом сигары. Я, конечно, молчу, а сколько раз слыхал, что он табаку не выносит, что табак ему хуже отравы. Но не таковский он был, чтобы делать что-нибудь зря; раз курил, значит, так надо.
Я их разговора не слышал, зато слыхал слуга мистера Блюита.
- Ах, мистер Блюит, какие сигары! Не найдется ли хоть одна для друга? (Ох, хитрый лис! Не к сигарам он подбирался!)
- Войдите, - говорит ему мистер Блюит; и заходит у них беседа о том, о сем; а хозяин все больше о молодом человеке, что к ним переехал, о Докинсе, - надо, мол, соседям жить в дружбе; вот он, например, очень рад, что сошелся с мистером Блюитом, и рад бы дружить со всеми его друзьями, и так далее. Мистер Дик, однако ж, почуял ловушку.
- Я, - говорит, - этого Докинса, собственно, и не знаю; так, сын какого-то сыровара. Визит я ему отдал, а продолжать знакомство не имею намерения; это вовсе ни к чему, когда тебе кто не ровня.
И сколько хозяин ни закидывал удочку, мистер Блюит на крючок не шел.
- Черт бы побрал ворюгу, - бормотал потом мой хозяин, лежа на софе и мучась тошнотой. - Травись тут его распроклятым табаком, а дело ни с места. Чертов мошенник! Думает обобрать бедного сыровара? Как бы не так! Я его предостерегу.
А я слушаю и со смеху прямо лопаюсь. Мне-то отлично известно, как он его "предостережет". По пословице: конюшню запрет, а коня прежде сам выведет.
На другой день он подстроил одну штуку, чтобы познакомиться с Докинсом, и очень ловко это у него вышло.
Мистер Докинс, кроме стихов и флейты, любил еще хорошо покушать и выпить. Весь день он сидел за книгами и за флейтой, а вечером шел в трактир обедать и пить вино со своим дружком Блюитом. Сперва-то он был тихоня, и приучил его все тот же мистер Б. (конечно, ради своих целей). А кто хорошо пообедал и выпил лишнее, тому наутро нужна содовая, а может, и жаркое. Так и мистеру Докинсу; ровно в двенадцать по нашей лестнице всегда подымался официант из ресторации Дика с горячим завтраком для мистера Докинса. Никто бы такого пустяка и не приметил, а хозяин мало что приметил - так и накинулся на него, как петух на зерно.
И вот посылает он меня на Пикадилли к Морелю, за Страсбургским паштетом - по-французски "патэ де фуа-гра". Потом берет карточку и прикалывает в коробке (паштеты эти продаются обыкновенно в деревянных круглых коробках наподобие барабанов - и что вы думаете он пишет на ней? "Достопочтенному Элджернону Перси Дьюсэйсу и т. д. и т. п. С приветом от князя Талейрана".