Страница 19 из 20
Никакой бравады.
Слон отдавил мне орган классического восприятия. Извиняясь и суетясь, он начал топтаться, и отдавил мне что-то еще. Поэтому культурная глухота подкрепилась болезненным стимулом.
Однажды в начале 90-х я мирно спал на диване, не снимая костюма.
В бельевой корзине я спрятал "Рояль".
Часов примерно в шесть вечера после войны жена подняла меня пинками.
- Вставай! Вставай! - подгоняла она. - Быстро! Быстро собирайся!
Кругом виноватый, застигнутый врасплох, я оделся. Меня куда-то вели, а всякие присутственные места манили меня буфетными миражами и придорожными оазисами.
Мы петляли, сворачивали, устремлялись в подворотни.
- А куда мы идем? А куда мы идем? - с растущим беспокойством спрашивал я.
- Увидишь, - загадочно отвечала жена.
Наши спутники, успевшие присоединиться, деликатно молчали.
Между тем, мы шли ныне прекрасными, а в те времена погаными Дворами Капеллы. Потом мы вошли в саму Капеллу, которая, конечно, всегда прекрасна.
И там, внутри, очутившись в десятом ряду маленького и сильно камерного пространства, я понял, что угодил в капкан. Двери тут же притворили, но это уже было неважно: я успел рассмотреть, что буфета нет.
На сцену вышли четыре человека, одетые во все чистое. У них были музыкальные инструменты. Следом вышла не то дама, не то ее кавалер. За давностью лет они слились в моей памяти в филармонического андрогина.
- Боске! "Второе время"! - внушительно объявил андрогин.
Когда "Второе время" истекло, я встал. Я знал без зеркала, что бледен, как мел. Жена подалась ко мне, думая задержать, и мы встретились глазами. В моих глазах стояло нечто такое, что даже она, видавшая виды и знавшая, как поступать, отпрянула и села на место.
Я вышел обратно в достопримечательные Дворы.
Вот ведь проказы памяти! Я точно помню, что после этого битый час, пока исполнялись остальные Времена, буфетничал на Васильевском Острове.
Но я не мог уйти так далеко. Капелла-то в другом месте. Странно.
В осаде
Я хочу быть начальником троллейбуса.
А то повсюду тревожно, всякий норовит обидеть.
Сейчас прокатился, так сердце в пятки ушло. Разгорелась борьба за кондукторский престол. На престол, мягкий и чуть теплый, претендовала симпатичная девушка. Она на него села. "Ну, ёп! - закричала на нее местная повелительница билетов. - Стоит, ёп, отойти, как тут же на мое место лезут!"
Девушка уже стояла. "Но я же вам его уступила", - ответила она нервным голосом. "Ну и что! Один сядет, другой сядет, грязный, и будет грязно! "
Вернув и застолбив себе трон властным касанием руки, взбешенная повелительница начала метаться по салону. То справа, то слева слышались сдавленные крики боли. Проездные документы не радовали, но только разъяряли повелительницу. Продажа билета воспринималась как победа над мировым злом, заквашенная на половом удовлетворении неразумного млекопитающего.
Я помню одну такую и даже вставил ее слова в какую-то вещь: "Берите билеты, и вам ничего не будет! "
И на остановке не спастись.
Меня загнал под стеклянный колпак трактор. Он был страшен, он распугал всех. Он летал со скоростью боинга, разбрасывая снег и кружа вокруг хрупкой будки, где я дрожал, следя за его маневрами. Из кабины летела неземная речепродукция с харкотиной пополам.
Будь я начальником троллейбуса, он бы сто раз подумал, не посмел бы пугать.
Апокалипсис сегодня
На днях мой знакомый пересказал мне страшную новость. Не то в Тихом, не то в Атлантическом океане посадили на карантин пассажирский лайнер. Дескать, все пассажиры подцепили неизвестный и очень опасный вирус.
Я нарочно смотрел телевизор, но там хранили молчание. Видно, совсем плохо дело.
Но я уверен, что человеческий гений справится с лайнером.
Не о том беспокоятся.
На дворе - год 2003, месяц февраль.
Вы думаете, Апокалипсис готовит бен Ладен? Строчит корявые анонимки и чихает в конверты? Или, может быть, Хуссейн закачал в бриллиантовый сливной бачок тонну ботулинического токсина, а теперь симулирует понос и кричит проверяльщикам, что занято?
Нет, Апокалипсис творится не здесь. Он подготавливается в инфекционных Боткинских бараках, которые уже давно не бараки, а очень уютное и комфортабельное место, весьма способствующее подготовке Апокалипсиса.
Потому что инфекционные болезни очень трудно лечить.
Мой приятель лежал там с псевдотуберкулезом. Они с соседями по палате как поступили? Играли. Прочитали, наверное, рассказ Эдгара По про Украденное Письмо, где ясно сказано, что легче всего спрятать предмет, если выставить его напоказ. Вот и выставили: залили водку в разрешенный питьевой графин, по самую пробку. И поставили на виду. Профессор и не догадывается, ибо книжник и фарисей, жизни не знает. А те принялись соревноваться: кому сколько таблеток выдадут, тот столько стопочек и выпьет: запьёт, значит. Кому-то давали две таблетки, а кому-то и все восемь, так что получалось весело и непредсказуемо.
Еще один, рассказывали, наигравшись, вышел в полпервого ночи в холл, смотреть телевизор. Сел в одиночестве, опустил штепсель в стакан с чаем и начал смотреть.
Вот так.
Даже компьютер со мной соглашается.
Сейчас заглючил, выхватил из контекста фразу "совсем плохо дело" и выдал мне целый столбик:
совсем плохо дело
совсем плохо дело
совсем плохо дело
совсем плохо дело
совсем плохо дело
совсем плохо дело
совсем плохо дело
совсем плохо дело
Черный пояс
Есть один дохтур, которого называть не хочу, потому что он на самом деле очень хороший. Настоящий, правильный, черный пояс получил. Таких скоро не будет.
Видит насквозь.
Позвали его на дом, к помиравшей бабуле.
Бабулю, естественно, жалко. Но она уже слишком долго помирала, и всем этот процесс приелся. Горе уже стояло комом в горле, и ему не терпелось хлынуть.
Дохтур все у нее посмотрел, развел руками.
А родственничек - зять, по-моему - поймал его в прихожей за рукав и шепчет:
- Ну же, доктор, сколько, сколько еще ей осталось?
Тот печально усмехнулся:
- Ну, откуда же мне знать? Может быть, 20 минут, может быть - две недели...
И ушел.
Проходит день, и родственничек ему звонит домой, захлебывается от восхищения:
- Ну, вы и ас, доктор! Просто мастер! Сказали 20 минут - и точчччна! ...
Ядерная реакция
Есть один такой доктор, у которого в студенческую пору было прозвище "Сто палок, восемь бутылок".
Именно эти цифры он ставил себе в заслугу.
Хороший он был человек, в то далекое время. Да и теперь ничего. На досуге, бывало, расслабится и все-то мечтает сколотить "ядро психиатров".
- У нас будет ядро психиатров! - высвистывал он мне в лицо и тянул на себя за пуговицу. - Мы будем править миром.
Этот настойчивый человек своего добился - пока что наполовину, но какие наши годы. Психиатром он стал.
Гуляли они как-то с коллегой по бульвару. Нажрались так, что подцепили какого-то мужика и пошли к нему на квартиру. Наверно, они сколачивали ядро. Себя они мыслили протонами, а незнакомого мужика - нейтроном; остальные подтянутся. Но вышло не по-задуманному, началась ядерная реакция. Нейтрон отщепился, превратил их самих в электроны и начал гонять двустволкой по квартире - по орбите, получается.
Потом выяснилось, что это был их пациент.
Они его, разумеется, забыли.
А он не забыл. Увидел и затаил злобу.
Слепой музыкант
Вот еще одна история про доктора. Предупреждаю, что в ней есть очень некрасивые слова.
Это был очень почтенный доктор, лет восьмидесяти пяти, работал на Скорой Помощи. Он был совсем слепой. То есть вообще не видел. Его заводили в квартиру, и он шел, выставив перед собой растопыренные руки. А если кто возмущался, то фельдшер объяснял тому, что ничего в этом нет особенного, что бывают же слепые музыканты - почему же доктору нельзя?