Страница 41 из 43
– Твой отец не вернется. Он велит, чтобы дальше ты ехал один.
Охваченный тоской и страхом, раздумывая, как он сможет справиться с делами без отца, он тронул коня…
Проснувшись, Тэмуджин долго думал, рассказать ли отцу про свой сон. По всему выходило, что не ко времени он приснился, и говорить о нем сейчас было лишне, а вскоре за ними пришел Дэй Сэсэн. «Позже расскажу…» – решил он и стал собираться вслед за взрослыми.
Когда хозяин привел их в большую юрту, хонгиратские старейшины уже сидели на вчерашних местах. На этот раз взоры всех скрестились на Тэмуджине. Борясь со смущением, он ловил на себе их придирчивые, щупающие взгляды, читал по лицам: «Тот ли это борджигин, чье племя славится в степи?…А ну, посмотрим, таковы ли внуки, какими были деды?»
Испытания начались с плетения кнута из восьми ремешков. Отец помог Тэмуджину разрезать длинный ремень на тоненькие полоски. Плести Тэмуджин умел давно, этому его и Бэктэра научил дядя Даритай еще позапрошлой зимой, когда они три дня подряд просидели в юрте, пережидая снежный буран.
Быстрыми, уверенными движениями Тэмуджин натягивал ремешки один на другой, и понемногу из-под его рук вырастала тугая плеть из скрученного ремня толщиной в палец. На концах ремешков он сделал прорези и, продевая один ремешок в другой, скрепил их вместе. Растянул готовую плеть во всю длину и, показав налево и направо, с поклоном подал старейшине.
– Очень молод жених, а не каждый взрослый мужчина сумеет стянуть так ровно, – похвалил старик, кривыми коричневыми пальцами ощупывая жесткое плетение. – Окропим первое испытание.
Налив полную чашу архи, он подал его Тэмуджину.
«Неужели напоить хочет? – удивился про себя Тэмуджин, осторожно неся чашу к онгонам. – Если после каждого испытания будут наливать по такой чаше, то и до середины не продержусь…»
Он мелкими каплями угощал онгонов, думая, как избавиться от архи. «Были бы тут младшие братья, Бэктэр или Хасар, можно было пригубить и передать им, а отцу нельзя – старшим не отдают остатки».
Лишь подойдя к очагу, Тэмуджин с облегчением нашел выход. Сделав строгое лицо, он тоненькой струйкой облил три закопченных камня, потом стал лить по краю пепла. Медленно сужая круги по ходу солнца, дошел до середины, когда архи осталось на два глотка. Он мельком покосился на отца, макнул в архи безымянный палец, побрызгал на дымоход и остальное выпил до дна. Старейшина многозначительно посмотрел на сородичей. Те переглядывались между собой.
Остальные шесть испытаний должны были пройти в степи за куренем. На ровном лугу, раскинувшемся на три перестрела от реки до подножия песчаной возвышенности, уже собрался народ из ближайших куреней. От восточных холмов порывисто поддувал легкий тепловатый ветерок. В ожидании зрелищ люди толпились большими и малыми кучками, возбужденно переговаривались, делились между собой тем, что удалось узнать о нежданных сватах, обсуждали:
– Жених-то, говорят, шаманского корня…
– Говорят, когда родился, правая рука была по локоть в крови.
– Отец кровожадный как волк, а сын, видно, и его перегонит.
– К хорошему или к плохому такой жених?
– Смотря по тому, как сваты уживутся…
– С борджигинами хорошо дружить и тяжело враждовать.
– В случае войны помогут…
У берега, среди развесистых кустов краснотала, уже пылали костры. К ним со стороны крайних юрт шестеро рабов вслед друг за другом катили чугунные котлы, оставляя на изъеденной овцами траве свежую копоть. Торопясь, они густо марали сажей свои засаленные штаны и черные от работы руки. Последний, пожилой мужчина с искривленной спиной, остановился, наскоро переводя дух и, вытирая ладонью пот, густо измазал лицо и двинулся дальше под хохот мальчишек, с усилием толкая перед собой котел. Другие суетились в отдалении, расставляли кожаные клубки мишеней для стрельбы, на вбитых в землю кольях укрепляли толстые чучела из плотно связанного камыша – для метания копий.
В сторонке, в тени прибрежных зарослей вяза веселились молодые парни, громко шумели, собравшись вокруг десятка конных подростков, выставленных на состязание с женихом.
Когда Тэмуджин, заседлав отцовского заводного коня, приехал со старейшинами на место состязаний, он быстрым взглядом окинул толпу и в кругу девушек увидел свою невесту. Вновь тревожно и радостно застучало в груди. Его Бортэ, по обычаю окруженная плотным кольцом подруг, крепко взявшихся за руки, на этот раз не скрывала любопытства, приветливо смотрела на него. Тэмуджин, приблизившись, оторвал от нее взгляд, сделав бесстрастное лицо, проехал мимо. Примолкшие люди перед ними отходили в сторону, давая дорогу, молча смотрели на гостей.
Доехав до середины луга, где уже выстроились подростки на конях, сивобородый старейшина взял из рук Тэмуджина повод недоуздка и, проведя вперед, поставил его в середину строя, заставив подростков потесниться. Те, неприязненно кося глазами, оценивающе оглядывали его лошадь, сбрую, оружие. Тэмуджин равнодушно смотрел перед собой.
Сивобородый выехал в круг перед народом и, подняв правую руку, требуя тишины, громко начал:
– К нам приехали люди лучшего из народов нашей степи, из рода кият-борджигин. Перед вами потомок хана Хабула, великого воителя, при наших отцах и дедах дважды разгромившего войско чжурчженей.
Старик надрывно кричал, наклоняясь вперед, поворачиваясь направо и налево. Порывы ветра, то и дело проносясь по травянистой пойме, с шумом раскачивали ветви прибрежных ив, заглушали хрипловатый голос старика, относили его слова в сторону.
Тэмуджин видел, как примолкла толпа, как в дальних рядах мужчины прикладывали ладони к ушам, вслушиваясь, и впервые по-настоящему почувствовал в груди жар гордости за свое племя, за то, что и он есть отпрыск рода великого Хабула.
– Эту плеть, – старик вынул из-за пазухи сплетенный им ремень, потряс им над головой, будто грозя стоявшим перед ним людям, – эту плеть он на наших глазах свил из восьми ремешков за время, за которое вскипает в котле вода. Кто из вас так сможет? – он обернулся к строю подростков. – Молчите?…
Не дождавшись ответа, он снова повернулся к толпе:
– Ну, какое сейчас состязание? Начинайте, – махнув рукой, он отъехал к толпе старейшин.
К тем подходили молодые мужчины, помогали им спешиться и, приняв у них коней, проводили к расстеленным на траве войлочным сиденьям. Старейшины, с трудом распрямляя согбенные спины, важно рассаживались на почетных местах.
Неожиданно где-то позади громко забили барабаны. Тэмуджин едва удержался, чтобы не оглянуться. Толпа всколыхнулась, расстраиваясь, и медленно потянулась к месту стрельбы – к взрытой на земле черте для стрельцов и расставленным в ста алданах от нее длинным рядам ременных клубков величиной с кулак взрослого мужчины.
Тэмуджин спешился вслед за другими подростками и, передав коня подбежавшему слуге Дэй Сэсэна, придерживая тяжелый колчан на поясе, подошел к черте. Народ густыми рядами стоял по обе стороны, растянувшись от стрелков до самых мишеней. Глухой гомон толпы то и дело перекрывался хохотом и руганью спорщиков.
Стрелял Тэмуджин хорошо, и сейчас, стоя под сотнями взоров, устремленных на него, чувствовал себя уверенно. Он знал, что где-то поблизости стоит его Бортэ, смотрит на него, и от этого где-то в груди шевелилось новое, радостное чувство. Было светло и легко на душе оттого, что сейчас он удивит и обрадует ее своей стрельбой.
В борджигинских куренях часто состязались в такой игре – кто больше выбьет мишеней. Еще дядя Мунгету, когда был жив, готовя своих племянников к состязанию с юношами других родов, учил: нельзя спешить, нельзя и медлить, нельзя смотреть, как стреляют другие, нельзя слушать криков толпы – нужно отрешиться от всего и думать, что ты один в голой степи, нужно представлять в уме, как тупой наконечник твоей стрелы направляется прямо в середину лежащего вдали куска мишени.
Но Тэмуджин умел еще и другое. В последнее время он почти не целился глазами, вместо этого он стал чувствовать цель руками – они без него знали, куда и как стрелять, и делали все сами. Выпуская стрелу, Тэмуджин уже знал, что попал. Дед Тодоен этой весной на тайлгане обрезания лошадиных грив заметил его стрельбу и перед всем народом объявил, что такое чутье приходит только к тем, в чьих жилах течет шаманская или дарханская кровь. Тогда же и подарил ему семнадцать заговоренных годоли, не знающих промаха. Тэмуджин до сих пор не трогал их, храня в отцовском сундуке, а теперь все они были в его колчане, на них он и надеялся.