Багровый пик

Ей показалось хорошим предзнаменованием, что на ступеньках ее окликнул Алан Макмайкл, а теперь уже доктор Макмайкл. Он остановился на лестничной площадке и ждал, пока она поднимется. Они не видели друг друга целую вечность – Алан был в Англии, где учился на глазного врача. Она была здорово удивлена, когда увидела, что он стал совсем взрослым: черты его лица стали угловатыми, как это бывает у взрослых мужчин, детский подкожный жирок исчез, и под сюртуком угадывались широкие плечи. Он был без шляпы, и его волосы были почти такими же светлыми, как и у нее.

– Эдит, – было видно, что молодой человек рад встрече, – ты знаешь, что я открываю здесь практику? – То, что она знает, что он вернулся, не вызывало у него никаких сомнений.

А Юнис ведь не сказала мне ни слова, подумала девушка, слегка расстроившись. Но, с другой стороны, Эдит не так уж часто посещала Макмайклов. Она вообще очень редко выходила в свет, а в вежливом обществе это расценивалось как признак грубости. Люди обычно виделись со своими друзьями. Хотя Юнис никак нельзя было назвать подругой, ни в коей мере. Ну, тогда, значит, знакомой. В обществе принято справляться об их здоровье и важных событиях в их жизни. В случае с Юнис это означало выслушивать ее рассказы о мельчайших деталях различных балов, приемов и гала-вечеров.

Как это все невероятно скучно, подумала Эдит. Боже, мне только двадцать четыре, а я уже, кажется, превратилась в стойкую ненавистницу всего легкомысленного и беззаботного.

– В десять часов я встречаюсь с Огилви, – сказала она Алану, стараясь не показывать своего волнения. – Он хочет взглянуть на мою рукопись и решить, нельзя ли ее напечатать.

Писать она начала еще до того, как Алан уехал в свою медицинскую школу, и даже читала ему некоторые отрывки, когда они встречались – а это происходило несколько чаще, чем принято между «просто» друзьями. Он был тем человеком, которому она призналась в том, что ее посетил призрак умершей матери, хотя Юнис, естественно, все подслушала и раззвонила об этом по всему свету. И весь свет смеялся и издевался над Эдит. И тогда Эдит решила использовать странные фантазии десятилетней девочки, сраженной горем от потери матери – а ведь именно так все и было – как метафору Потери в своем романе. И хотя ее до сих пор преследовали воспоминания о том кошмаре, она была благодарна Провидению за этот жутковатый опыт, потому что он обеспечил захватывающие факты для жерновов мельницы ее таланта.

Алан расплылся в улыбке, услышав, что ее роман закончен.

– Но ведь сейчас всего девять часов, – намекнул он девушке.

– Мне надо внести несколько исправлений до этой встречи, – ответила она и мысленно пробежалась по списку этих исправлений. Потом она поняла, что Алан только что пригасил ее зайти в его новый офис и теперь говорил что-то о загадочных картинках, которые он хотел ей показать.

Эдит полностью сосредоточилась на том, что он говорил. Она действительно была рада видеть его. Так что, наверное, она еще не стала старой девой, ненавидящей любое проявление легкомыслия и беззаботности. Может быть, она просто была слишком разборчива в выборе деталей и фактов, которые ее интересовали. Развитие бизнеса отца для нее было во многом интереснее, чем последние моды сезона, хотя она и не считала себя неряхой.

– Мне надо помочь маме, – заметил Алан. – Завтра она устраивает прием в честь одного из поклонников Юнис. А почему бы тебе тоже не прийти?

И в этот момент, как по сигналу, появилась Юнис, в сопровождении толпы своих постоянных поклонников, и ее мать миссис Макмайкл. Они были безукоризненно одеты, и Юнис вся светилась от счастья.

– Мы встретили его в Британском музее[5], – объявила миссис Макмайкл. – Прошлой осенью, когда мы навещали Алана.

– Ты не поверишь, но он восхитительно хорош собой, – добавила Юнис, порозовев от удовольствия.

Эдит была рада за Юнис. Ее мечтой было удачно выйти замуж. И она обязательно осчастливит кого-то в один прекрасный день – в этом не было никаких сомнений.

– И вот теперь он, вместе со своей сестрой, пересек океан только для того, чтобы еще раз увидеть Юнис, – продолжила миссис Макмайкл, сияя.

– Мама, он приехал по делам, – мягко возразила ей Юнис, но слова эти она явно произнесла на публику.

– Или он так говорит, – вмешался в разговор один из подхалимов Юнис, и та залилась краской. Если бы у нее в руках был веер, то он сейчас наверняка бы затрепетал, как крылья бабочки на ветру, чтобы она слегка охладилась.

– Кажется, он баронет[6], – продолжала миссис Макмайкл.

– А что это значит – баронет? – спросил еще один из поклонников Юнис.

– По-моему, это какой-то аристократ….

– Человек, который живет на доходы с земли, которую для него обрабатывают другие. Паразит, но с титулом. – Резкие слова сорвались с губ Эдит прежде, чем она смогла сдержаться. Алан улыбнулся, прикрыв рот ладонью, но миссис Макмайкл только приподняла брови.

– Прошу меня извинить, – начала оправдываться Эдит.

Однако миссис Макмайкл умела постоять за себя, когда дело касалось вещей, которые затрагивали ее сердце. Или гордость, что казалось ей еще более важным.

– Знаете, этот паразит совершенно очарователен и блестящий танцор. Но вас это, наверное, не интересует, не так ли, Эдит? – довольно резко добавила она. – Наша доморощенная Джейн Остин[7].

– Мама, – слегка одернул ее Алан.

– Насколько я помню, эта писательница умерла старой девой, – взгляд женщины посуровел, а губы сложились в кривую, неискреннюю улыбку.

– Мама, прошу тебя, – произнес Алан.

– Все в порядке, Алан, – успокоила его Эдит. Она твердо ответила на взгляд более взрослой женщины.

– Хотя я бы предпочла Мэри Шелли[8], – добавила она снисходительно. – Та умерла вдовой.

И она отошла, наслаждаясь своей победой. В читальном зале библиотеки Эдит нашла свободное место и, усевшись, достала свой манускрипт. Водрузив на кончик носа очки, она поставила перед собой чернильницу с пером и занялась исправлениями. Ручка подтекала и пачкала ей пальцы, поэтому, когда она машинально поправляла волосы, на лбу у нее оставались чернильные отпечатки.

Она не подозревала о своем несколько подпорченном внешнем виде, когда, наконец, добралась до офиса мистера Огилви. Добралась слишком рано, о чем ей и не преминул заявить великий и ужасный издатель, когда она усаживалась в кресло перед его столом. Ее слегка мутило от хорошо скрытого волнения, когда он страницу за страницей читал ее драгоценный magnum opus[9].

Эдит была готова поклясться, что слышала, как тикают часы – или это постукивали ее коленки?

Огилви вздохнул. Плохой признак.

– Рассказ про призрака. Ваш отец мне об этом ничего не сказал, – в каждом его слове слышалось разочарование.

Однако Эдит не собиралась сдаваться без боя.

– Вы ошибаетесь, сэр. Это просто рассказ… в котором появляется призрак. – При этом она указала на рукопись выпачканным в чернилах пальцем. Издатель слегка отодвинулся.

– Понимаете, призрак – это просто метафора, – произнесла девушка, не теряя присутствия духа. – Метафора прошлого.

– Метафора, – трудно было произнести это слово с меньшим энтузиазмом. Он прочитал еще немного. – Красивый почерк. Изящные изгибы.

Только не это. Рассказ ему совсем не понравился.

Огилви положил рукопись и медленно выровнял ее страницы – так няня обычно складывает испачканную детскую салфетку.

– Итак, мисс Кушинг, как поживает ваш отец? – спросил он. – Надеюсь, он в добром здравии?

#

– Ему нужна была история про любовь. Ты можешь себе такое представить? – вновь распалилась Эдит. Она наклонилась в своем кресле, которое стояло по диагонали от кресла ее отца в выкрашенной золотом столовой их дома, когда они ужинали в тот день. Солнце уже садилось, его лучи падали на камчатные обои и алебастровые канделябры. Хорошо начищенное серебро столовых приборов сверкало.

5

Главный историко-архивный музей Британской империи и один из крупнейших музеев мира.

6

Владелец наследуемого титула, выдаваемого Британской короной. Практика награждения баронетством была введена Яковом I Английским в 1611 г. для сбора денег.

7

Джейн Остин (1775–1817) – английская писательница, провозвестница реализма в английской литературе.

8

Мэри Шелли (1797–1851) – английская писательница, автор книги «Франкенштейн, или Современный Прометей».

9

Великая работа (лат.) – в переносном смысле лучшая, наиболее амбициозная работа писателя, художника или композитора.