Страница 8 из 35
– Спартанские условия способствуют умственной деятельности! – Фёдор был в чрезвычайно хорошем расположении духа – неожиданная встреча со старым товарищем подействовала как хороший допинг.
– Тебе деятельности ни у кого не занимать, – усмехнувшись, сказал Степан. – Твоя, Фёдор, деятельность вон сколько народу за собой потянула. Теперь только успевай за ними.
Лиза принесла самовар, щепки и спички, поставила на стол чайник и пряники. Красноречивый взгляд в сторону Фёдора поднял того с места, и хозяин принялся разжигать тульский самовар.
Так посмотреть может только любящая женщина, они уже понимали друг друга без слов и это могло значить только одно – они успели сродниться, притереться, и чувства их были взаимны. Фёдор был старше её на тринадцать лет и для неё, юной и начитанной гимназистки, он стал открытием.
До недавнего времени в её головке, кроме французского и немецкого языков, изученных практически в совершенстве, ещё размещался целый рой разных идей и мыслей, в которые она свято верила и «несла в массы». Лиза имела чёткое представление о том, как должно выглядеть общество справедливости, и была уверена, что это единственно правильный способ существования людей. Образование, умение убеждать и уверенность в собственной правоте делали её востребованным оратором. На этой почве у них с Фёдором было тоже много общего и иногда случалось, что в своих спорах «молодожёны» часто не замечали, как время переваливало за полночь.
Таких товарищей, которые досконально разбирались в революционных теориях, было вокруг неё всегда много – идейные и совершенно нищие студенты, заводские активисты, мужики простые и прямые, – но никто из них не вызывал у неё ни малейшей симпатии как мужчина. Поношенные сюртуки, одинаковые кепки, запах табака – они все были одинаковыми, нафталиновое мужичьё, которое, кроме себя и революции, никого вокруг не признают. Лиза, разговаривая сама с собой по ночам, задавалась вопросом: каким он будет, её любимый? И девичья фантазия, щедро вскормленная романтической литературой, такой образ выносила.
Покоритель Лизы непременно должен быть обаятельным. Ни в коем случае не снобом – надменности Лиза терпеть не могла. Очень неплохо было бы, если ОН сможет разделить дом и работу. Сколько её подружек по гимназии успели выскочить замуж за разного пошиба советников и прочих любителей рангов. И что? Скучно. Родила – и ты уже не нужна, или, по крайней мере, так им казалось. Сонечка Бельская, так та рыдала на плече у Лизы два года назад, когда встретились случайно в кондитерской. Совершенно не поняла Лиза тогда, в чём её беда. Обеспечена, состоятельна… Софья стала избранницей какого-то важного чина из полицейского управления, каталась как сыр в масле – только роди сына. Родила. «Раскоровела!» – кричал ей муж, забирая сыночка на конюшню лошадок погладить. И Соня плакала ночами одинокими, свято поверив в то, что муж несёт службу государеву денно и нощно, позабыв уже давно мужнины ласки. Нет, такое не для меня – решила Лиза. Тем более, как ужиться людям, имеющим разные политические взгляды? Это невозможно. И Лиза продолжала фантазировать… Крепкий, конечно, с сильными руками, чтобы обнял нежно, но так, что уже не отвертеться. Добрый, хороший, справедливый, честный, заботливый, верный, любящий – после таких фантазий никогда не хотелось просыпаться. Со временем Лиза смирилась, что вокруг неё не найдётся ни одного такого принца, но ночные грабители подвернулись как нельзя кстати. Отчасти и от такой долгожданной встречи она тогда «поплыла» прямо к Фёдору в руки. А потом, после того как он проводил её домой, не спала всю оставшуюся ночь, сравнивая вымышленный образ со своим спасителем. Прямых соответствий было более чем достаточно.
Самовар вынесли на порог чёрного входа, чтобы он продымил и закипел, а Лиза в это время собрала на стол всё, что положено гостям. Снедь была нехитрая, но в этом году и картошка была в радость, и по случаю неожиданной встречи Фёдор достал из кухонного шкафа неприкосновенный запас. Пашке испробовать горячительного не дали, да и не очень он хотел: его первый опыт употребления закончился грандиозной дракой посреди родной улицы, после которой отец пригрозил лишить крова и пожизненно отлучить от семьи.
После положенных в таких случаях воспоминаний о бурной молодости Лиза ещё раз убедилась в правильности своего выбора – Фёдор, оказывается, бесстрашный! Не очень-то он с ней был разговорчив – многого не знала о его подвигах: и об участии в мятеже 1905 года в Харькове, об оружии, о слежках; хотя зачем ей это было знать? Другой бы уже расписал в красках свои похождения, тем более было что живописать, а он поскромничал, цену себе не набивал.
Наконец, когда Фёдор и Степан от души посмеялись над филёрами и полицейскими, их беседа стала более серьёзной.
– Времена такие штормовые, Степан, что не успеваем иной раз за ними. Новую страну строим, справедливую!
Степан фирменным движением расправил усы и усмехнулся:
– И много вас? Строителей?
Фёдор даже нахмурился от такой резкой смены тона. Ему показалось, что в словах Степана прозвучала лёгкая насмешка.
– Да уж хватает, дружище! Хватает! Нас пока не так уж много, как хотелось бы, и не успеваем всего – задач сейчас больше, чем проверенных людей, но это временно – я уверен. По мере того как мы будем продвигаться вперёд, к нам примкнёт всё больше и больше людей. Пролетарии сейчас колеблются.
Фёдор встал и, почувствовав себя в родной стихии, продолжил:
– Хозяева заводы бросают, людям есть нечего. И ничего, кроме возмущения, в своих цехах они не высказывают!
– Ты не прав. В депо рабочий комитет принял решение о недоверии управляющему.
Фёдор был в курсе всех волнений и новшеств:
– Сменят и что? Что они будут возить? Воздух? Пока заводы не заработают, ни им, ни самим заводчанам жизни не будет! Только национализация! Исключительно!
– А кто управлять всем этим хозяйством будет?
– Вот! Вот видишь, ты уже задал вопрос, значит, ты задумался! А если ты задумался, ты найдёшь правильный ответ. Хоть методом проб и ошибок, хоть с помощью товарищей, но ты ищешь!
– Да я не ищу, Федя. Я уже устал от всех этих каруселей. Война, революция, работы нет, сколько ж можно? С девятьсот пятого всё ищем. Царь нам не такой был. А что, плохо жили разве? Я тебя спрашиваю?
– Э-э-э-э, дружочек, так ты разуверился? Ещё даже не половина пути, а ты сдрейфил?
Пашка с интересом следил за дядькой – он таким его никогда не видел. Их общение всегда сводилось к застолью на Пасху. Как и Лиза, Пашка открыл для себя много нового.
– Ты не перегибай, Фёдор! Не перегибай! Я такой человек, мне цель нужна. Вижу цель – иду. Не вижу – стою. А сейчас, хоть слепцом меня назови – не вижу! В упор не вижу! Все о народе заботятся, кому не лень, – от попов до большевиков, и чем больше таких заботливых, тем хуже становится! А я жить хочу. Сегодня, а не завтра.
– Вот. Вот ты сейчас сам цель себе и поставил.
– Я тебе сказал, что у меня в башке тупик! Тупик, понимаешь?
– Не-е-ет, Стёпа. – Когда товарищ Артём начинал слегка протягивать слова, это значило, что сейчас он в замечательном, неофициальном расположении духа. Обычно, на публике, он был в своих выражениях резок, оперировал чёткими формулировками и использовал короткие предложения.
– Чё нет? Ты меня, что ли, лучше всех знаешь? Вон сколько годков не виделись. Я уж и подзабыл, как ты выглядишь. Кстати, здоровый ты стал! – Водочка сделала своё дело, и дядька Степан уже слегка захмелел.
– Твой тупик от незнания и нерешительности. Ты себе цель уже поставил, теперь нужно действовать. И вот этих всех благодетелей, как ты говоришь, нужно или на нашу сторону переманить, или от дел отодвинуть.
– Ну ты, Фёдор, знаешь, что делать?
– Я знаю. Промышленность поднимать. Работать до изнеможения.
– Так война же!
– Так проиграем, если не справимся. Думаешь, немец – он что, резиновый? У них ресурсов тоже негусто, а уже сколько потрачено. Тут кто кого.