Болото

– Так маму нельзя оставить.

– Не пускает, ага?

– Батька пошел, сказал, чтоб помогал маме.

– Ну придет батька – ты пойдешь. На смену батьке, ага?

Костя не ответил. Только опечаленным взглядом окинул болотные дали, будто надеясь увидеть там батьку. Туда же добродушно посмотрел Огрызков.

– Хорошо! – сказал он. – Еще бы и пожрать. Котелочек перловки. А, доктор?

– Может, тебе еще и котлет захотелось? – не слишком доброжелательно отозвался Тумаш. – Придем – накормят. У партизан перловка найдется.

– Это еще как сказать! Хотя, конечно, не с пустыми руками придем, правда, командир? – потянуло на разговор старшину. – Интересно, а какие у вас там награды? Медали, наверно?

По-видимому, чтобы придать должную важность разговору, Гусаков выдержал паузу и развязывал лямки вещевого мешка. Большая картонная упаковка с наградами была в полной сохранности, разве слегка примялась с уголков, но с четко обозначенными печатями.

– К твоему сведению, не только медали. Семь штук боевого Красного Знамени, орден Суворова, три ордена Ленина...

– А медали? – продолжал интересоваться старшина.

– Есть и медали. «Партизану Отечественной войны» первой степени – тридцать восемь знаков, второй степени – шестьдесят. Восемь – «За отвагу» и пять – «За боевые заслуги».

– А «За боевые заслуги» – кому? ППЖ, наверно? Или у партизан нет ППЖ? Они там вместе с законными женами воюют?

На это Гусаков не ответил – такой поворот разговора ему не понравился. Что и как у партизан, старшина сможет увидеть, когда придет на базу. А эти расспросы начинали смахивать на провокацию.

– Да-а, будет радости партизанам, – продолжал старшина. – А вы, командир, награждены?

– Награжден, не бойся, – грубовато ответил Гусаков.

– Наверно, не менее чем орденом Ленина?

– Нет, не Ленина. Что заслужил, тем и награжден, товарищ старшина.

Огрызков безмятежно откинулся на мягкий мох кочки.

– А я, знаете, еще нет. Не удостоился. Разве что у партизан получу.

– Получишь. У партизан все получишь, – пробормотал Тумаш. – Может, и Героя получишь.

– Есть такое намерение, – серьезно сказал Огрызков. – Что ж, воевать, да не заслужить награды? Сам же, наверно, нахапал в танковых войсках?

– Где нам! Мы же – медицина, чтоб спасать вас. Вон под Мерефой одного такого героя, комбата правда, тащил под огнем к дороге, а он на дороге умер. Ну, думал, за героя хотя бы медалек дадут – где там! За что же медаль, ежели помер, правда?

– Это смотря как сформулировать, – неохотно вступил в разговор и Гусаков.

– Что сформулировать? – не понял фельдшер.

– Представление. За один и тот же подвиг можно медаль «За отвагу», а можно и «Красную Звезду». Смотря как оформлено.

– Слушай, доктор, учись, – наставительно заметил Огрызков. – Командир знает. Он – спец по формулировкам.

Гусаков прекратил разговор, чтобы не обсуждать с посторонними свои служебные тонкости. Что они понимали, эти армейцы или партизаны, в его штабной специфике, которую и он постиг не сразу. Понадобилось время, труд и терпение, не обошлось без ошибок и промахов, – впрочем, как и во всяком ответственном деле.

В наградном отделе Гусаков служил без малого год – дооформлял присланные из партизанского тыла представления, проверял правильность формулировок и записей, вел картотеку и строгий учет документов на награжденных. Разумеется, все – «секретно» и «совершенно секретно», как и надлежало в его штабной службе. Лишь непосвященному могло показаться, что дело это простое и для грамотного человека не составляет труда. Перепечатывай на хорошей бумаге присланные из частей и соединений рапорты, подкладывай в папку генерала – на подпись и утверждение. И дело с концом. Иногда забывают, что есть еще секретариат Президиума Верховного Совета СССР, есть госпартконтроль, партком, ну и особый отдел, как и полагается, и все контролируют и проверяют с правом аннулировать или возвратить на исправление ошибки. Если, конечно, ошибка незначительная или формальная. В одном документе, например, написали Тихменев, а в другом Тихменёв. Как будто небольшая неточность, а ему, начальнику отдела, влепили за нее выговор. Как раз накануне Дня Красной армии, когда все в штабе получили поздравления и благодарности, он в другом приказе – выговор. Вот вам и мелкая грамматическая ошибка.

Хуже всего, однако, что его служба как-то выпала из военных уставов и почти никак не регламентирована, что дает ему немало возможностей для инициативы, но и вынуждает рисковать. От его мастерства и добросовестности зависит многое, в том числе и решение главного вопроса: наградить или нет. Его предшественник Усачев имел несчастливую руку – что ни оформит, все неудачно, возвращают назад, да еще с резолюцией, за которой, разумеется, следует взыскание. Оно и понятно. Если написать, например, что командир отряда хорошо руководил боем, успешно захватил какой-нибудь населенный пункт, в котором уничтожено 12 полицаев и несколько взято в плен, – кто такому герою даст орден боевого Красного Знамени? Надо поправить – пусть незначительно, но весьма существенно. Прежде всего указать соцпроисхождение командира – то, что он из рабочей семьи, член ВКП/б/. Если беспартийный, этого лучше не указывать вовсе, партийность опустить. Вместо «12 убитых полицаев» желательно написать: «21 гитлеровец». Разница небольшая, но смотрится иначе. Ну и обязательно в конце добавить (с красной строки), что такой-то делу партии Ленина—Сталина предан. Это очень много значит в глазах секретариата ВС, госпартконтроля, особого отдела тоже.

В начале своей службы в отделе, когда Гусаков еще не набрался должного опыта, было несколько случаев, когда награду снижали, и это вызывало законное недовольство партизан. Но случилось и так, что орден повысили сразу на три ступени – это когда вместо «Отечественной войны» партизану-пулеметчику дали орден Ленина. Тогда он, Гусаков, даже испугался, потому что причиной того стал недосмотр машинистки, которая вместо 28 убитых из пулемета фашистов напечатала 82. В отделе был большой, хотя и недолгий, переполох – жалобы с мест не поступило, потому что и командира того счастливого снайпера также неплохо наградили.

Опять же надо учитывать, кого награждают. Если рядовых партизан, ну там подрывников, разведчиков или подпольщиков, можно не слишком стараться – этим что дадут, то и хорошо. А если комбрига или комиссара?.. Не дай бог комиссару бригады оформить орден поменьше, чем командиру. А то пришлют голый текст вроде того, что, мол, проводил огромную политмассовую работу по сплочению масс на выполнение задач товарища Сталина, поставленных в приказе номер... А где конкретика? Начальство требует конкретику. И тогда начальник отдела капитан Гусаков садится за стол и пишет: секретарь подпольного бюро (райкома, обкома, окружкома – нужное подчеркнуть) в критический момент боя личным примером поднял людей в контратаку и при поддержке коммунистов и комсомольцев огнем из станкового (ручного) пулемета уничтожил энное количество эсэсовцев, остальных обратив в бегство. Это нравилось и почти всегда гарантировало награждение высоким орденом. Обычно герой и не подозревал, кому обязан, считал – непосредственному начальнику, который прислал на него малограмотную цидульку. Но Гусаков не претендовал на благодарность и не имел ни к кому претензий – он исполнял свой воинский и партийный долг.

Иногда, правда, становилось немного обидно. Стольким героям он обеспечил высокие правительственные награды, а сам как получил в прошлом году орден Красной Звезды, так с тем и ходил, будто какой-нибудь командир взвода, а не работник Центрального штаба. Может, именно по этой причине и попросился в это десантирование, хотя и понимал, сколько оно таит опасности. И его просьбу учли. Генерал Кругляк из отдела кадров авторитетно заявил: «Езжай! Вернешься – наградим». Что ж, спасибо, товарищ генерал, надо только выполнить задание и вернуться.

Для него в этой командировке была и еще одна надобность – внутренняя необходимость реабилитироваться, что ли? Вполне вероятно, что в одном конкретном случае, оформляя материалы на высокий орден, он перестарался. В общем, все обошлось гладко, офицер получил награду, его поздравляли, а указ даже напечатали в газетах. Но потом... Потом того офицера арестовал особый отдел, а Верховный Совет аннулировал награждение. Началось расследование, Гусакова вызывали, допрашивали. Правда, наложили пустяковое взыскание, но он понимал, что попал под подозрение, и это было хуже всего. Конечно, сам виноват, не надо было спешить. Хотя кто знал, что все так обернется? Все знают только органы...