Страница 15 из 91
Серекан сделал отрицательный жест, и Эврих, протянув руку, взял один из кубиков. Он не любил играть, по крайней мере в те игры, где победу определяло не умение игрока, а слепой случай или же капризы судьбы. Ему очень не хотелось расставаться с Душегубовым перстнем, поскольку это была единственная по-настоящему ценная в его хозяйстве вещь, с помощью которой он рассчитывал купить себе место на корабле, покидавшем Мавуно. И все же, с душевным скрежетом, аррант приготовился отдать его ради спасения жизни чернокожей Афарги. Но делать перстень ставкой в игре... Такого поворота событий он никак не ожидал, а ведь мог бы, глядя на Зепека, догадаться, что бузотер этот стремится не столько выручить за свою рабыню как можно больше денег, сколько заставить говорить о себе. Есть такая порода людей, не способная не мутить вокруг себя воду и жить, не привлекая к себе внимания. Они готовы на любые лишения и неудобства, только бы окружающие оборачивались им вслед, шушукались за спиной, указывали пальцами, словно на заморскую диковинку.
Вероятно, при желании он сумел бы продать ошейник вместе с Афаргой ещё до приезда в Озерную крепость купцов из Города Тысячи Храмов. Но разве это заставило бы болтать о нем соплеменников и всех тех, кто собрался ныне на Торжище? О нет, ему нужны были шум, скандал, удивление, восхищение, порицание, если уж на то пошло - нужно было быть замеченным, и не столь при этом важно, выигрыш или проигрыш его будут обсуждать пересказывающие перипетии Большой игры люди...
- Бросай! Кидай кубик, аррант! Довольно тянуть! Прежде надо было раздумывать!..
Возбужденный гул голосов вывел Эвриха из оцепенения, и он, не глядя, метнул кость на стол. Он знал, что на верхней грани её будут шесть маленьких, зачерненных сажей точек - "мешок", и дружный вздох зрителей подтвердил, что так оно и оказалось.
Разумеется, это было несправедливо по отношению к Зепеку и Серекану, но жизнь вообще штука несправедливая. Лишь детям позволено обиженно пищать: "Это нечестно!" Зрелые мужи не питают иллюзий и не ждут от Богов возмещения за горе и страдания. Не ждут для себя, однако должны, насколько это в их силах, облегчать участь униженных, гонимых и оскорбленных, ежели не хотят видеть мир утонувшим в нечистотах. Вспомнив кизячные лепешки, которые бедняки пришлепывали к стенам своих хижин, дабы использовать их, когда они просохнут на солнце и упадут наземь, вместо дров, аррант ухмыльнулся. О, если бы нашлись искусники, способные использовать испражнения души точно так же, как испражнения тела, воистину им не было бы цены!
- "Башня"! Ранталук бросил "башню"! - дружно завопили зрители, и вновь кубик застучал об стол, кинутый на этот раз рукой Серекана.
- "Ладонь"! Они идут почти без отрыва! Четверка и пятерка. Очень даже неплохо для тех, кто не учился, подобно ему самому, у Тилорна управлять предметами, останавливать кровь и сбивать противника с ног мысленным окриком. Последнее, впрочем, у Эвриха никогда не получалось, но погасить свечу или же заставить кубик лечь нужной гранью на сколоченный из широких досок стол было не в пример легче, чем унять охвативший обезноженного айога жар, означавший, что жить несчастному оставалось совсем недолго.
- Кидай! Кидай кубик! Давай, белокожий, покажи, как это делается у вас в Аррантиаде! - подзадоривали его наиболее нетерпеливые зрители, гулко хлопая ладонями по бедрам, цокая языками и щелкая пальцами.
Они видели во всем происходящем всего лишь игру, забыв о том, что началось-то все из-за чернокожей девчонки, которой не менее чернокожий сумасброд решил отрезать голову. То ли и в самом деле желая продать украшенный самоцветами ошейник, намертво сидящий на её шее, то ли стремясь выпендриться и заставить съехавшихся на Торжище заговорить о нем. Хотя, если бы это могло потрясти их, он, верно, давно бы уже обезглавил Афаргу. Но возможность выигрыша или проигрыша перстня с изумрудом, соляных брусков, цвангов и дакков волновала их неизмеримо больше, нежели жизнь какой-то безродной рабыни. И это было плохо. Очень плохо.
- "Мешок!" Он опять выкинул "мешок"! Проклятому арранту явно благоволит Белгони!..
"Орите. Беснуйтесь. Дерите почем зря глотки. - Эврих сжал зубы, чувствуя, как в висках начинает стучать кровь, а вопли зрителей сливаются в неясный гул, похожий на мерный рокот прибоя. - Почему же вы не орали и не бесновались, когда этот самовлюбленный гад хотел зарезать вашу же землячку и, быть может, соплеменницу? Почему все видят, как богатеют богатые, а бедные нищают и мрут с голоду, - видят и молчат? Почему жители Мванааке, зная о захватнических планах Кешо, не кричат криком? Ведь это их сыновья, мужья, братья и отцы будут гибнуть от ран, хрипеть и корчиться от боли в чужом краю! Почему люди в массе своей так похожи на безмозглый скот и отличаются от него только тем, что помимо жратвы желают ещё и зрелищ?.."
- "Птичья лапа"! О, Зепек, не в добрый час увлекся ты игрой! И это при том, что твоя Афарга научилась в конце концов ублажать нас, как ни одна другая девка!
- Все верно! Ранталуки никогда не имели рабов! Это духи предков пекутся о том, чтобы вековая традиция не нарушалась!
- Полно выть! Игра ещё не кончена! Кидай кубик, Серекан!
"Пусть кидает. Пусть позабавится. И пусть это поскорее кончится". Эврих смахнул со лба пот, чувствуя, что ему нечем дышать. Удушливый запах, источаемый чадными масляными светильниками, вонь множества немытых тел и неровный мигающий свет мешали ему сосредоточиться. Кажется, он все-таки переоценил свои возможности и зря ввязался в эту игру.
- "Мешок"! Имперец наступает на пятки белокожему!
- Вот это игра! Вай-ваг, давненько мне не приходилось такого видеть!
- Смените кости, тут какой-то обман! Эти двое сговорились обобрать Зепека!
"Смените. Только побыстрее, - мысленно воззвал Эврих к заспорившим зрителям. - На один бросок меня ещё должно хватить, но ежели здесь после него начнется свалка, свернуть мне шею сумеет даже младенец".
Он искренне надеялся, что собравшиеся, даже заподозрив и обвинив его в колдовстве, не станут разрывать на куски, но полной уверенности в этом, естественно, быть не могло. А рисковать результатами игры, пуская дело на самотек, он не собирался, ибо сам немало пострадал от шуточек Богов, способных в считанные мгновения превратить победу в поражение.
- Давай, аррант! Кидай! Поглядим, в самом ли деле ты пришелся по душе здешним Богам и духам!
- Поглядим, - пробормотал Эврих, в очередной раз подготавливая себя к выбросу невидимой, неосязаемой силы, которую вполне можно было принять за магическую, ежели не знать, что ею в той или иной степени обладает каждый человек. Содрогнулся, представив, как изменился бы Нижний мир, научись его обитатели высвобождать её по своему желанию, и подивился доверию, оказанному ему Тилорном, потратившим немало времени, дабы научить воздействовать на предметы мысленным усилием.
- Поглядим, - повторил аррант и, отыскав взглядом Тартунга, знаком велел ему приготовиться. "Хорошо бы у парня хватило мозгов заорать в нужный момент что-нибудь о чуде, ниспосланном имперскими Богами для вразумления иноверцев. И да простит меня Всеблагой Отец Созидатель за то, что я пытаюсь спасти рабыню Зепека столь недостойным способом".
Новый кубик ничем не отличался от прежнего и, простучав по столу, лег на скобленые доски так, как ему и предопределил аррант, - шестеркой вверх.
Бросив на черный, пышущий жаром камень предусмотрительно захваченную циновку, Тартунг уселся на неё и принялся терпеливо ждать, когда Афарга решится приступить к омовению в водах Голубого озера. Возиться с полоумной девицей не доставляло ему ни малейшего удовольствия, но отправившийся рано поутру проведать обезноженного айога Эврих вернется теперь неведомо когда, а погонщики ослов, безусловно, сдержат слово и не пустят Афаргу в шатер до тех пор, пока вонявшая, как протухший кусок сала, девица не станет хоть сколько-нибудь походить на человека. Если бы Эврих давеча не пригрозил, что пожалуется Газахлару, они не позволили бы грязной рабыне провести подле себя и эту ночь, и понять их возмущение было совсем не трудно.