Страница 4 из 6
Из всего этого со всей непреклонностью следует, что сочинительница не обязана знать свой родной язык. Литература и политика обладают одной общей привилегией: любой невежда может преуспевать как в одной, так и в другой области. Можно с уверенностью сказать, что никакого предварительного обучения не требуется, всякому же, кто в этом усомнится, мы советуем обратиться к широко известным современным сочинениям, и если он обнаружит в них крупицу знаний, или хотя бы поверхностное знакомство хоть с какими-нибудь книгами на каком-нибудь языке, или если его вдруг покоробит от никчемного, вышедшего из моды строгого соблюдения правил грамматики, мы обязуемся взять свои слова обратно. На днях ко мне зашел один мой друг; он был в весьма расстроенных чувствах. Его бесценный мальчик, некоторое время служивший в конюшнях мистера Тилбери, прельстившись плисовыми панталонами джентльмена, подвизавшегося в том же заведении, присвоил себе упомянутую принадлежность туалета, а затем уступил ее за бесценок одному родственнику, если не ошибаюсь, - своему дяде. За эту безобидную шалость несчастного Сэма схватили, судили и приговорила к шести месяцам бессмысленной черной работы в исправительном доме.
- Несчастный малый и раньше-то был непутевый, - заметил его отец, взывая к моему человеколюбию, - он еще на конюшне набрался разных уличных словечек, а послушали бы вы его теперь, после того как он вернулся с принудительных работ! Он так выражается, хоть святых вон выноси! Боюсь, что он станет самым заправским вором, а ведь он очень смышленый, умеет читать и писать, и такой бойкий да шустрый, но из-за этой истории с панталонами никто не захочет взять его на работу!
- Как! - вскричал ваш покорный слуга, пораженный недалекостью своего друга. - У вас такой сын, и вы не знаете, что с ним делать! Смышленый малый, умеет писать, прошел школу на конном дворе, а потом целых шесть месяцев пополнял свое образование в университете, то есть я хочу сказать, - в тюрьме! Да сделайте из него модного романиста, черт бы вас побрал!
И вот я с гордостью могу сообщить, что этот молодой человек, каждый вечер возвращаясь с работы (днем он подметает улицы, и я советую ему не бросать столь надежный кусок хлеба), - так вот, с гордостью повторяю, что каждый вечер он посвящает литературному сочинительству и уже издал отдельными выпусками самый что ни на есть модный роман.
Я привел этот случай в качестве примера, par example, как сказала бы наша сочинительница, которой доставляет удовольствие выражаться на дурном французском языке. Публике нравится либо самое высшее общество, либо подонки, всякое среднее сословие она считает грубым. От сочинительницы она ждет самой изысканной розовой воды, а от сочинителя - отбросов из сточной канавы. Я прочитал столько романов, написанных ее сиятельством, что, ей же богу, меня привлекают теперь только маркизы. Какого черта нам узнавать об интригах, несчастьях, добродетелях, разговорах каких-нибудь, скажем, графинь, когда за наши деньги мы можем прочитать о герцогинях? Что такое баронет? Тьфу! Меня воротит от грубого красного кулака на его гербе! А барон? Да у него всего только одним шаром больше, чем у ростовщика, и, честное слово, он столь же зауряден. Дражайшая леди Фламмери, заклинаю вас, оставьте этих низких людишек, ради всего святого, не опускайтесь в своем следующем романе ниже герцогского звания! Ну что бы вам написать: "Альберт, или Виндзорские сплетни"? Действие должно происходить в фешенебельных кругах, где неожиданно происходят какие-нибудь разоблачения, захватывающие переживания и т. д. и т. п. Правда, вам придется ввести виконта, что, разумеется, вульгарно, по мы, так и быть, простим это ради его министерского портфеля, - сия благородная деталь послужит некоторым искуплением вульгарного титула. Затем вы могли бы написать "Леопольд, или Невеста Нейи", "Жертва Вюртемберга", "Ольга, или Дочь Самодержца" (великолепное заглавие!), "Анри, или Рим в девятнадцатом столетии". Вообращаю, что это будет за книга и какой прелестный отзыв о ней появится в газете Тимсона.
"Анри" - сочинение леди Фламмери! Анри! Кто бы это мог быть? Нам рассказали под строжайшим секретом, что талантливая и одаренная Сафо нашего полушария открыла некоторые любопытные подробности в жизни некоего молодого шевалье, появление которого в Риме так встревожило двор Тю-ль-ри. Анри де Б-рд-о находится в том возрасте, когда стрелы юного бога попадают в цель с роковой, точностью; и если маркиза делли Шпинати (чей портрет наша милая сочинительница нарисовала столь же высокородной рукой) и в самом деле так хороша, как об этом говорится, а все, кто вращается в избранных кругах Вечного города, утверждают, что это так, не удивительно, что она произвела такое впечатление на принца (Verbum sat {Сокр. от verbum sat sapienti мудрому достаточно слова (лат.).}). Мы слышали, что несколько экземпляров книги еще не распроданы. Предприимчивые издатели Соуп и Дидл объявили о выходе в свет еще нескольких творений, принадлежащих тому же непревзойденному перу".
Такая заметка, набранная петитом, появляется в газете рядом с какой-нибудь скромной рекламой медвежьего сала или сообщением о необыкновенной дешевизне листового железа в Корнхилле. И вот через три-четыре дня мой милый Тимсон, которого за это время успели пригласить на обед, помещает от своего имени и печатает самым крупным шрифтом заметку следующего содержания:
"Анри" - сочинение леди Фламмери.
Еще один прелестный неувядаемый цветок, из тех, что леди Фанни Фламмери непрестанно рассыпает на нашем пути. Произведение проникновенно и язвительно в одно и то же время; правдиво и страстно. Трудно решить, что более пленяет нас: поистине мужское величие ума ее сиятельства или же его поразительная, одним только нимфам свойственная утонченность. Какая удивительная сила воображения! Эта восхитительная волшебница по своей прихоти управляет нашими мыслями; она то подымает со дна души и приводит в смятение затаенные чувства и страсти, то озаряет нас безмятежными и радостными, как лето, улыбками. Как выразился один старинный бард, - чем только не обязаны мы женщине!