Яд персидской сирени

Скрытая угроза, замаскированная лицемерной отеческой улыбкой, ухмылкой вурдалака… о каких секретах идет речь? Они были любовниками? Кого это сейчас колышет? А вот документы – это серьезно. Ее вдруг бросило в жар: он сказал – как собственная дочь! На что он намекал? Что она его дочь?

Вера бросилась к зеркалу, уставилась на свое отражение. Идиотка! Ничего общего. Тем более, вдруг пришло ей в голову, они похожи! Она и Татка. Отец всегда говорил «Сразу видно, что вы сестрички». И Володя тоже сказал. Вот и выходит, что Татка – ее… алиби. Она усмехнулась угрюмо.

Мама знала, на что он способен, потому и держала при себе, а их заставила пообещать, что он останется. Господи, да она же боялась его! Он мог их уничтожить. Бедная мама, у нее не было выбора…

…Голос дяди Вити донесся откуда-то из прихожей, и Вера поняла, что он увидел Татку. Слов было не разобрать, но интонация были умильной, так говорят с детьми. Если Татка ему и отвечала, то очень тихо, и Вера ничего не услышала. Потом с треском захлопнулась дверь Таткиной комнаты, и что-то закричал дядя Витя. Тут же хлопнула входная дверь, и Вера увидела в окно, как дядя Витя побежал со двора. Она поняла, что диалог с Таткой не задался, и подумала мстительно: «Так тебе и надо, подонок!»

…Она не помнила, как добралась до спальни, как улеглась. Проснулась от утренней свежести и поняла, что лежит одетая поверх покрывала. Часы показывали шесть. Ее подташнивало, во рту был отвратительный привкус, ломило в висках. Она с трудом поднялась, чувствуя слабость в коленках, побрела в ванную. Приходила в себя, стоя под горячим душем. От вчерашних посиделок с дядей Витей осталось тревожное чувство непоправимости. Вера помнит, как вздрогнула, когда захлопнулась входная дверь, и как потянулась за бутылкой.

Босая, в халатике, она спустилась вниз. Постояла, прислушиваясь. В доме стояла тишина. Керамическая плитка под ногами была ледяной, и она сразу продрогла. Сделала пару шагов к двери Таткиной комнаты, но остановилась нерешительно. Черт с ней!

На кухонном столе стояла пустая бутылка из-под коньяка и две рюмки. В керамической вазе – букет, принесенный дядей Витей: она забыла налить туда воду. С минуту она рассматривала поникшие головки розовых пионов, потом выхватила цветы из вазы и сунула в пластиковое мусорное ведро. Туда же отправились пустая бутылка и рюмка, из которой пил гость.

Она сварила кофе, уселась за стол, пригубила. Вздрогнула, заслышав трель мобильного телефона. Это была домработница Света.

Глава 8. Трогательное прощание в «Тутси»

Инопланетяне никого не просили их искать.

– Все-таки едешь, Олежка. – Митрич, похожий на пожилого моржа, печально смотрел на Монаха. – Может, передумаешь? Как же мы без тебя?

– Я вернусь, Митрич, не переживай. А может со мной, ребята? Леша собирался, помнишь, Леша?

Добродеев протяжно вздохнул:

– Собирался. Но как-то так получается, то одно, то другое…

– …то третье! Забурели вы, ребята, отяжелели, потеряли форму, давно уже не рысаки. А зря.

– В Ладанке видели летающую тарелку, – забросил удочку Митрич. – Я читал. Это правда? Леша?

– Раз Леша написал, значит, правда, – сказал Монах, ухмыльнувшись.

Добродеев кивнул. Он считался спецом по летающим тарелкам и неоднократно давал о них обширные материалы в «Вечерней лошади», газетке шустрой, всеядной и падкой на сенсации.

– Правда, Митрич. Она появляется там регулярно, каждый четверг в девять вечера. Зависает на полторы минуты и исчезает. Ладанка – вообще странноватое место, там когда-то нашли стоянку первобытного человека.

– А что говорят археологи? – спросил Митрич.

– О чем? О тарелках или о первобытном человеке? – уточнил Монах.

– Ну-у… – протянул Митрич, не определившись.

– Понимаешь, Митрич, тут такое дело… – начал задумчиво Добродеев. – Археологи пытались там копать, но всякий раз это плохо кончалось. То смертью руководителя, то падением в колодец – там полно древних колодцев, – то психическими расстройствами. Лично я считаю, что там где-то база, в смысле, база тарелок, их аэродром, и включена защита, причем с доисторических времен. Говорят, там пропадают люди. Раньше ездили экспедиции, сейчас уже нет.

– Боятся? – догадался Митрич.

– Денег нет, – заметил Монах.

– Вы же понимаете, что всегда найдется отчаянный, которому море по колено. Согласен, банально нет денег, но не только. Иногда собираются черные археологи, стоят лагерем, копают. Я знаю одного, был там, выдержал неделю. Так он рассказывает, что по ночам такой ужас охватывает, что только водкой и спасались – сидели в палатке, пили и тряслись от ужаса. Сбежал. Говорит, ну его на фиг. Это древнее сакральное место, говорит, там до сих пор бродят…

– Кто? – ахнул впечатлительный Митрич.

– Черт его знает кто. Непонятно. Тени. Бродят, трещат кустами, голоса слышны, на валунах руны проступают перед рассветом, а на восходе солнца исчезают.

– Так ничего ценного и не нашли?

– Врут, что не нашли, кто ж тебе признается. Нашли только каменных баб две штуки, тысяч по пять лет, весом в три тонны. Каждая.

– Каменных баб? – поразился Митрич. – Куда же они их дели?

– Никуда не дели, оставили, их же невозможно вывезти. Во-первых, тяжесть страшная, во-вторых, рельеф играет, то вверх, то вниз, если погрузить в кузов, она машину перевернет. А потом, ну вывезешь ты их, а куда потом девать? Продать невозможно, дома поставить страшно, энергетика у них нехорошая. Да и потолок рухнет. Лично я думаю, тут замешаны пришельцы. Надо же им где-то жить, готовить еду, писать отчеты – вот и выбрали Ладанку и поставили защиту. Там и жители странноватые, если честно. Слова не вытянешь, помню, пытался я одного разговорить, а он молчит, только смотрит, а в глазах что-то такое… странное! Чувствуется, знает что-то, но скорее умрет, чем скажет. И видит тебя насквозь. Спрашиваю: летают тарелки? А он молчит. Я иногда думаю, что жители Ладанки и есть пришельцы, только маскируются. Или потомки пришельцев.

– Вряд ли, – сказал Монах. – А то, что смотрел странно, так неудивительно, я бы тоже смотрел странно, если бы меня спросили про тарелки. Он, может, тоже думал, что ты странный.

– Ты не веришь в летающие тарелки? – поразился Добродеев. – Ты же волхв!

– Верю, не верю! Вопрос некорректен, Леша. Это же не религия. Вопрос должен формулироваться иначе, а именно: «Возможны ли летающие тарелки в принципе и что ты как ученый об этом думаешь».

– Ну и?..

– В принципе возможны. Кроме того, уж очень многие их видели. Причем с незапамятных времен. Летописи, эпосы, то-се. Самолеты возможны, значит, возможны и тарелки. В принципе. Правда, это не космические корабли, как ты думаешь.

– А что?

Монах молчал, смотрел загадочно, пропускал через пятерню бороду.

– То есть, ты хочешь сказать, что их запускают с Земли? – уточнил Добродеев. – И нет никаких инопланетян?

– То, что их нет внутри тарелок, однозначно. Как и то, что тарелки из космоса.

– Как это нет? – удивился Митрич. – Если есть тарелки, то есть и пришельцы! Кто-то же ими управляет.

– Кто-то же ими управляет, – повторил Монах, смакуя. – А как по-вашему, ребята, что они здесь у нас делают? Летают, появляются в разных местах, носятся туда-сюда… с какого такого перепугу?

– Разведчики, – сказал Добродеев веско.

– Они и людей умыкают, – добавил Митрич. – Вон Леша писал…

– Зачем?

– Изучают. Хотят переселиться к нам. Опыты всякие делают.

– Ага, составляют карты военных баз и изучают анатомию, – фыркнул Монах.

– А что, по-твоему, они тут делают? – спросил Митрич.

– А что они, по-вашему, тут делают? – в тон ему ответил Монах. – Представьте себе: тысячи лет летают внеземные аппараты, умыкают людей, высматривают, изучают. Тысячи лет! С их технологиями достаточно десяти лет, чтобы изучить самые закрытые места планеты сверху донизу плюс дно океана и недра, а уж изучить человека и всякую тварь со всеми потрохами за глаза хватит двух-трех лет. А они летают как ненормальные уже тысячи лет и никак не могут переселиться. В результате даже у идиота возникает научный вопрос: какого хрена?