Пешком над облаками

Пока пришельцы готовили к взлету свое космическое судно, я позвал своих товарищей по несчастью, которые все это время, волнуясь, ждали рождения моей спасительной идеи, а потом отвел в сторону Машу Фырову и сказал:

— Я прошу тебя, как умную девочку, если Толе вздумается вызвать землетрясение или навлечь другую опасность на лагерь, скажи ему, что это нехорошо.

— Я обещаю! Он больше не будет, — серьезно ответила девочка.

И я, несколько успокоившись, вернулся на стоянку корабля. Его двигатели уже были запущены, уже урчали на малых оборотах, а экипаж ждал меня, высунувшись в иллюминаторы. То есть в иллюминаторах виднелись блестящие пуговицы, козырек фуражки, украшенный золотыми листьями, и расшитые обшлага, а сапог стоял у раскрытого люка и нетерпеливо покачивался с каблука на носок.

Я вступил на борт корабля, вытер о половичок ноги и захлопнул за собой люк.

— Эх, пропадать, так пропадать! — произнес командир, нажимая на газ.

И наша экспедиция отправилась в космос на поиски воды.

«Скромняга» стремительно входил в верхние слои атмосферы. А внизу напутственно махали те, кого мы должны были спасти от жажды. Я машинально обвел оставшихся взглядом и вдруг заметил, что среди них недостает Пыпина. Мне показалось, что я ошибся. Потому что Толик остался в лагере. А он-то как раз больше всего интересовал старого хулигана. И я даже подумал, что зря не взял мальчика с собой и оставил, можно сказать, один на один с пагубным влиянием искусителя. Кто знает, хватит ли у отличницы Маши опыта и душевных сил для дуэли с таким матерым хулиганом?

«Скромняга» между тем углублялся в космическое пространство. Весело гудели машины корабля. Пуговицы, сапог, рукава и лампасы деловито сновали по отсекам судна. Эполет командира сосредоточенно висел над пультом управления в рубке пилота.

И вдруг я увидел в углу кают-компании загадочную личность. Она сидела на корточках и прикрывалась листком бумаги, на котором было начертано безобразными каракулями:

Решив, что передо мной незнакомый мне инопланетянин, я шепотом спросил у командира:

— Как такой откровенный себялюбец мог попасть в ваш экипаж?

— Если бы он был наш земляк, — мечтательно вздохнул командир, — тогда бы мы не знали забот, переложив все нескромные дела на его плечи. Но, к сожалению, этот человек — наш пассажир. Он пришел в ваше короткое отсутствие и, сказав, что ему с нами по пути, попросился на борт звездолета.

— Но мы еще сами не знаем, куда летим. Нам только известно — зачем! — сказал я, ничего не понимая.

— Я тоже об этом подумал. Но скромность помешала мне спросить, почему ему так хочется проникнуть на наш корабль.

И все же я не утерпел и подошел к пассажиру.

— Не сочтите меня навязчивым. Но меня просто разрывает любопытство. Кто вы? — спросил я как можно повежливей.

— Не скажу! — грубо ответил незнакомец, подозрительно знакомым голосом.

— Извините еще раз, — сказал я. — Но по-моему, у вас каким-то образом оказались футболка и джинсы некоего Пыпина. Вы не находите, что это так?

Незнакомец смешался, но затем нахально произнес:

— Нет, не нахожу. Потому что мало что вам может показаться.

Наверное, его тайна так бы и осталась нераскрытой, но в это время в иллюминатор влетел рентгеновский луч какой-то далекой звезды и высветил внутренний мир пассажира. И я сразу узнал человека, с которым боролся уже пятьдесят лет.

— Пыпин! — изумленно воскликнул я. — Что вы делаете здесь?

— Везу себя к воде. Очень желаю пить! — вызывающе ответил Пыпин.

— Остальным тоже хочется пить.) Однако они терпеливо ждут нашего возвращения, — сказал я, стараясь говорить ясно и доходчиво.

— А мне до других дела нет, — отрезал Пыпин. — Вот я и проник на корабль под маской Себялюбца. Все будут искать хулигана. А я — Себялюбец! И еще и Циник! И отъявленный Индивидуалист!

Он потряс меня столь откровенным признанием. Я знал, что за моим вторым «я» числится масса недостатков. Но чтобы он ими гордился, этого я от него никак не ждал.

— Я знаю, — пробурчал Пыпин, — это ты специально отличницу привел. Думаешь, я не узнал? Это она спит в вертолете. Сам-то управиться не можешь, вот и в помощь привел.

— Ох, Пыпин, Пыпин! — сказал я с упреком.

— А ты бы помалкивал!.. Сам бросил меня… тогда на пирсе… как сироту, сварливо напомнил Пыпин.

— Одна-единственная ошибка. Нельзя же за нее все время корить, — прошептал я, краснея.

— А я буду! Мне это выгодно, — отрезал Пыпин.

Мы уже несколько минут рыскали по космосу в поисках питья. Однако первое время нам попадались только отдельные молекулы воды. Я ловил их сачком, высунувшись из люка, и складывал в посуду. Молекул было так мало, что нам еле удалось набрать небольшой стакан. Да в тот, стоило нам отвернуться, сейчас же выпил себялюбивый хулиган.

Но главной целью нашей охоты была комета, вернее, ее хвост, собранный из кусков льда. И искать редкое космическое тело предстояло мне, потому что никто из пришельцев ни за что бы не признался, что первым увидел комету. Поэтому я зорко всматривался в скопище звезд, надеясь только на себя. И в конце концов мое старание было вознаграждено. Совершенно неожиданно почти перед нашим носом появилась комета.

Это был отличный экземпляр, украшенный длинным роскошным хвостом. Комета выскочила из созвездия Пегаса и прытко бросилась к созвездию Ящерицы.

— Я! Я, так и быть, первым вижу комету! Держите ее! — закричал я что было мочи.

Теперь пришельцы не боялись признаться, что тоже видят комету. Командир развернул корабль и, прибавив газу, направил его вдогонку за небесной бегуньей.

Но комета оказалась на редкость резвой. Расстояние между нами, вместо того чтобы сокращаться, катастрофически росло, хотя командир выжимал из «Скромняги» все силы. И вскоре мы поняли, что еще минута — и наша дичь исчезнет в созвездии Ящерицы.

И тут меня осенило. Не то чтоб осенило, просто я вспомнил, что комета все время носится по своей орбите, словно собачка, посаженная на цепь. И, выйдя в скафандре в открытый космос, нащупал эту невидимую цепь. После этого мы, взявшись за нее сообща всем экипажем, подтянули космическую красавицу к себе.

Пойманная комета затрепетала, забилась серебристым ледяным хвостом, подняла столб блестящей пыли. Один кусок ее хвоста казался особенно привлекательным. Он был размером с огромный айсберг и, как айсберг, сверкал при свете звезд.

— Пустите первым меня! Я, чур, без очереди! — закричал Пыпин, бросаясь к выходному люку.

Он нахлобучил наспех скафандр и, растолкав экипаж, выскочил из корабля на айсберг.

Ноги Пыпина разъезжались на льду, он хлопнулся на живот и раскинул руки, желая обнять всю необъятную глыбу льда.

— Она моя! Вся моя! Я ее никому не отдам! — закричал Пыпин и попытался лизнуть айсберг сквозь стекло гермошлема.

Я набросил точно такой же скафандр, занес правую ногу за порог звездолета, и тут у меня мелькнула пронзительная мысль: а не избавиться ли от Пыпина раз и навсегда, оставив на льдине? Комета умчит его на своем хвосте в самые дальние дали, и мне не придется краснеть за допущенную когда-то ошибку.

Искушение было велико. Я представил, как мое второе, нехорошее «я» летит в неведомые миры, попадает в иные цивилизации. И… «Стоп! Нельзя! — сказал я себе. — У тех разумных существ тоже есть дети. И Пыпин им тоже доставит немало хлопот». Я похолодел оттого, что чуть-чуть не смалодушничал и, вместо того чтобы бороться со своими недостатками, собственноручно едва не взвалил эту заботу на далеких разумных существ, населяющих неведомые планеты.

Успешно справившись с малодушием, я вышел на льдину и попробовал увести Пыпина в звездолет. Хулиган поначалу отчаянно сопротивлялся, но потом ему что-то пришло на ум. Он загадочно улыбнулся, отколол себе весомый кусок льда и, крепко прижав добычу к груди, направился в корабль.

Пыпин скрылся в проеме люка. Затем снова вышел и снова вошел и сказал скромнягам, находящимся на своих постах: