Страница 14 из 46
— Вот бы и вправду попасть на буксир «Перепелкино»!
— И чего ты на буксире не видел?
— Мне крайне необходимо прославиться. Чтобы сам юнга Иван Иванович померк рядом со мной. А ты все равно не поймешь! — сказал я, отмахнувшись.
— Ну и за чем дело? Возьми и перенесись на этот буксир, — ответил пес, обижаясь.
«А что, если попробовать? — подумал я. — Терять мне все равно нечего. Даже если и не выйдет».
Пес разгадал мое намерение и напрягся, весь от влажного носа до кончика короткого хвоста.
— Ну, ну, чего же ты медлишь? — зашептал он, дрожа. Я представил огромный многопалубный буксир в открытом море и взял и перенесся!
А вслед мне долетел ликующий голос пса;
— Получилось! Вышло!
ГЛАВА VI, вписывающая новую страницу в историю воздухоплавания
Толик Слонов закончил свой рассказ, и вокруг установилась глубокая тишина. Все замерли; ждали, что скажет капитан. Ждали не только люди, но и птицы, и рыбы, слетевшиеся и приплывшие чуть ли не со всех концов океана, чтобы послушать историю Толика Слонова. Рыбы высунулись из воды, а птицы повисли над палубой, боясь пропустить хотя бы одно слово. Океан застыл, окаменел, пораженный необузданным тщеславием Толика Слонова. Кстати, я в это время выронил за борт свой перочинный нож, и тот даже не ушел на дно, а так и остался лежать в ложбинке между неподвижной зыбью. И я просто перегнулся через борт и поднял его, ничуть не отключившись от происходящего.
Однако спешил я совершенно напрасно. Все живое по-прежнему пребывало в полном оцепенении, пораженное невероятным честолюбием маленького, но явно опасного авантюриста.
Но вот наконец все пришло в движение. Птицы и рыбы, бросив на Толика негодующий взгляд, отправились по своим делам. Мои друзья-моряки озабоченно потерли свои виски и в один голос произнесли глубокомысленное «м-да». А Пыпин потер руки, выражая откровенную радость.
Узнав слабое место в характере мальчика, хулиган уже заранее рассматривал его как удобное орудие для своих интриг.
— Да не бойтесь, — засмеялся Толик. — Все равно бы нас выручал Иван Иванович.
— Толик, я ничего не умею. Учти это в следующий раз, — сказал я ему на ухо умоляющим шепотом.
— А сегодня сумели? — громко возразил Толик.
— Мне просто удивительно повезло, — прошептал я, боясь, что услышат остальные.
— Ну, значит, и в другой раз повезет, — уверенно ответил мальчик.
— Эх, Толик! И куда же смотрел твой класс? — спросил штурман Федя, первым нарушив молчание экипажа.
— А что класс? — загорячился мальчик. — Я им всем покажу, кто такой Толик Слонов! И мальчишкам всем, и всем девчонкам! А то: «Ты портишь нам картину успеваемости в целом», «Ты думаешь только о себе». А о ком еще думать?
— Браво, Толик! Брависсимо! — поддержал его Пыпин, ставя, конечно, неправильное ударение в слове «брависсимо».
А я подумал, что четвертый класс, в котором учился Толик, не нашел к нему тонкого подхода. Видно, среди его одноклассниц не оказалось подходящей отличницы, сумевшей бы взять над Толиком шефство.
Тем временем молвил слово сам капитан, решивший подвести итоги нашей откровенной беседы.
— Послушай, что я скажу, мальчик, от имени всего экипажа, — озабоченно произнес капитан. — Ты можешь ввергнуть и себя, и нас, и других людей в неисчислимые беды. Потому я, как главный на судне, запрещаю тебе, пока мы не придем в ближайший порт, покидать борт нашего корабля.
Пыпин удовлетворенно хихикнул. Он понимал, что решение капитана не понравится избалованному ребенку, и тогда Толика можно будет легко привлечь на свою сторону.
И точно: на лице мальчика появилась кислая гримаса.
— Дяденька капитан, за что? — захныкал Толик.
— В самом деле, за что? — провокационно подхватил Пыпин. — Ребенку уже и поиграть нельзя?
— Я моря не видел четыре года, — продолжал сетовать Толик.
— Это у него присказка такая, — пояснил я всему экипажу.
В душе капитана завязалась мучительная борьба. На одной стороне выступала жалость к ребенку, и он стеснялся крутых принятых мер. Достойным противником жалости был служебный долг. Он настойчиво напоминал капитану, что тот несет ответственность за судьбу мальчика и вообще за весь белый свет.
— Так и быть. Я разрешаю тебе свободу передвижения, но только под присмотром юнги, — сказал капитан, вытирая вспотевший лоб.
Это было мудрое решение. Молодой капитан мужал прямо у нас на глазах.
Но, к несчастью, в эти дни у меня выдалось много работы. Мне пришлось трижды совершенно случайно падать за борт и спасаться от морских хищников, которые уже давно, все эти пятьдесят лет, точили на меня свои зубы, шипы, пилы и молоты. Но я каждый раз проявлял исключительную находчивость и выручал себя еще задолго до подхода спасательной шлюпки. Темные хищники не знали, что, когда я летел за борт, в воде прежде меня появлялось мое отражение, которое казалось и моложе и упитаннее, чем сам оригинал. И пока они гонялись за пустым местом, мне удавалось обезоружить их поодиночке.
Лишенные средств нападения, хищники унылой оравой тащились за буксиром и умоляли меня на морском языке:
«Ванька, отдай оружие! Верни, мы больше не будем, честное слово».
В конце концов я вернул акулам зубы. Но не прежние смертоносные резцы, а безобидные вставные зубы из пластмассы. Чтобы им было чем жевать манную кашу. Потом я отдал остальным хищникам молоты и пилы, взяв у них обещание, что они сейчас же отправятся на ближайшую судоверфь, где строят деревянные баркасы, и наймутся пилить доски и забивать гвозди в обшивку рыбацких лодок.
Кроме этого, мне пришлось выполнять и другие обязанности, отведенные юнге на корабле еще со времен парусного флота. Я по неопытности выводил из строя навигационные приборы, продувал по просьбе бывалых матросов на камбузе макароны и выполнял массу другой крайне нужной корабельной работы. И при всем при том еще ухитрялся следить за Толиком и Пыпиным.
А у них неуклонно зрел тайный сговор. Занимаясь своей важной работой, я одним глазом наблюдал, как они в обнимку гуляют по моему родному юту и хулиган шепчет на ухо мальчику обольстительные слова, указывая рукой куда-то за горизонт. Поначалу Толик покачивал головой, не поддаваясь уговорам Пыпина. Но однажды я увидел, как доверчивый мальчик сдался и согласно кивнул.
Тогда я немедля, путем остроумных умозаключений проник в план, составленный Пыпиным. По коварному замыслу хулигана Толик должен был бежать с буксира, не дожидаясь, пока мы придем в ближайший порт.
Разумеется, Толику ничего не стоило взять и просто перенестись в любую точку земного шара. Для этого нужно было только пренебречь запретом взрослых людей. И Пыпин подбил его на этот некрасивый шаг. Но хулиган меньше всего заботился об интересах своего маленького союзника. Он хотел использовать его побег в своих корыстных целях. И придумал для Толика свой способ бегства.
— Твой способ, конечно, удобен, — нашептывал (как я догадываюсь) мальчику Пыпин в безлюдном закоулке буксира. — Но какой интерес от такого побега? Он же, тьфу, оскорбительно прост! А ты любишь сложности. И я предлагаю тебе…
Тут он зашептал Толику в ухо что-то такое, чего не смог бы услышать даже человек с безукоризненным воображением.
И все же мне каким-то образом удалось то, что непременно бы принесло мировую славу любому сыщику или чтецу мыслей на расстоянии. Я открыл способ, с помощью которого Толик собирался тайно покинуть буксир. По плану, намеченному Пыпиным, заговорщикам следовало сплести из тростника гондолу, а роль воздушного шара отводилась при этом нашему ничего не подозревающему и мирно летящему за нами баллону.
А вскоре у меня в руках оказался документ, подтверждающий мои логические выводы. Подметая палубу, я наткнулся на листок бумаги, подозрительно сложенный вчетверо. Я развернул его, и тотчас мне в глаза бросился следующий огромной важности текст: