Искатель, 1996 №5

— Я не мог этого сделать. Ведь он исчез в концлагере.

— Потому что вы предали его!

Ван Кунген еле сдвинулся с места. Стараясь держаться поближе к стене он, тяжело переставляя ноги, вышел на улицу. Гиллель шел следом за ним, прислушиваясь к тяжелому дыханию Ван Кунгена и не испытывая ни милости, ни сострадания к этому человеку. У Гиллеля было такое чувство, будто он достиг наконец того, к чему стремился много лет, и в то же время он сознавал себя наблюдателем, фиксирующим результаты эксперимента. И старался быть объективным как исследователь, изучающий в лабораторных опытах поведение животных. Сознание как будто раздвоилось в нем, и Гиллель снова и снова повторял про себя: «Ничего не забывать. Я должен вести наблюдение, я должен отчитаться перед Кори».

— Мне надо увидеть Анну. Где она живет? Вы знаете ее адрес? — задыхаясь, спросил Ван Кунген. — Я все улажу, еще не поздно. Анна была дорога мне. Не думайте, будто я притворяюсь, что забыл ее.

Гиллель не отвечал, он молча шел следом за Ван Кунгеном. Они поравнялись с тем банком, где Гиллель получил деньги по своему чеку.

— Я возьму деньги для Анны, — сказал Ван Кунген. — Скажите, где найти Анну, я поеду туда, найду ее и чем смогу — помогу ей.

Медленно, как будто из последних сил, Ван Кунген одолел несколько ступеней лестницы и вошел в банк.

— Позовите Линдтквиста, — сказал он кассиру и оперся на конторку.

Кассир удивленно взглянул на Гиллеля и ненадолго исчез. Вскоре он вернулся вместе с менеджером.

— Мне необходимо получить двадцать тысяч германских марок, но не в чеках, а наличными, — сказал Ван Кунген Линдтквисту.

— Не знаю, есть ли у нас в данный момент такая сумма. — ответил менеджер, подозрительно погладывая на Гиллеля: не принуждает ли этот человек угрозой клиента их банка снимать со счета деньги?

— Тогда выдайте мне остальное в долларах или фунтах, в чем угодно, кроме датской валюты, — сказал Ван Кунген.

— Вам действительно эти деньги необходимы немедленно? — пытался остановить Ван Кунгена Линдтквист. — А этот человек с вами?

— Да! — теряя терпение, повысил голос Ван Кунген. — Рассчитайтесь же со мной, наконец!

— Да-да, разумеется, — Линдтквист кивнул кассиру, который открыл выдвижной ящик с иностранными банкнотами и принялся за подсчеты с помощью счетной машинки. — Я выпишу вам квитанцию. Двадцать тысяч германских марок или их эквивалент в соответствии с действующими курсами валют.

— Это надо сохранить для Анны, пока я не узнаю от вас, где она, — сказал Ван Кунген Гиллелю, подавляя одышку.

Линдтквист отсчитывал на конторке банкноты.

— Вложите деньги в конверт и дайте мне поскорее уйти отсюда, — открыв маленькую серебряную коробочку, Ван Кунген достал из нее несколько таблеток и положил их на язык.

Все еще недоумевающий Линдтквист придвинул квитанцию поближе к нему.

— Возьмите это для нее, — сказал Ван Кунген, отдавая конверт Гиллелю, — и как можно быстрее сообщите мне ее адрес.

— Хорошо, — кивнул Гиллель, пряча конверт в карман и направляясь к выходу.

Он не знал, где живет Анна Хаузер, но не сомневался, что сумеет найти ее, как только для этого представится удобный момент. В дверях банка перед Гиллелем возник Кренски.

Гиллель уже спустился по ступенькам на улицу, и тут до нега донесся звук от падения на пол грузного тела Ван Кунгена. Крик, суета, беготня и голос Линдгквиста:

— Врача! Скорую помощь!

Гиллель пошел по Гаммаль-стрит и свернул в сторону церкви. Улица расширилась, перейдя в сквер с естественной оградой. «Но в о»[9] — так называлась эта улица. Полицейский в белых манжетах поверх рукавов управлял уличным движением.

— Что вы сделали с этим человеком? — спросил Кренски, идя рядом с Гиллелем.

— Вы еще здесь? — обернулся к нему Гиллель, приходя в ярость. — Я же сказал вам, чтобы вы убирались с моих глаз!

— Зачем вы отняли у него все его деньги?

— Так вот что вас больше всего волнует — деньги! За них вы продаетесь кому угодно, да? Сколько дать вам, чтобы вы оставили меня в покое?

Взгляд Гиллеля был направлен в сторону церкви. Как буди самому ему неведомые ответвления сознания разрастались в его памяти, и он вспомнил название церкви: «Церковь святого Николая на Площади Николая». Как часто эта церковь вспоминалась ему? Ему ли? Или Хаузеру? Два сознания сплелись в нем, но он чувствовал глубокое удовлетворение: наконец-то он сделал то, что так долго не давало ему покоя, тревожило и мучило его память и душу. Смерть Ван Кунгена была совершившимся фактом.

Воодушевление охватило Гиллеля. Исчезла депрессия, так тяжко угнетавшая его. Давно уже, казалось ему, не был он так счастлив «Маниакально-депрессивный психоз», — отметил он про себя. Но чьи эмоции живут в нем? Его ли собственные?

Глава 15[10]

— Я не могу вернуться с вами в Калифорнию прямо сейчас, — сказал Гиллель. — Не могу. Я должен закончить…

Несмотря на приближающиеся сумерки, Кори не включал свет в своем номере. В свете огромного вечернего солнца на лазурном небе лицо Гиллеля казалось призрачным.

— Что вы должны закончить? — спросил Кори.

Гиллель, похоже, был на грани нервного истощения.

— Чуждое влияние на мою психику лишает меня возможности быть судьей, способным отличать собственные мысли от мыслей Хаузера.

— Позвольте мне быть этим судьей, — сказал Кори — Мы должны лететь в Калифорнию ночным самолетом.

— Нет! — отказ Гиллеля прозвучал злобно и даже угрожающе.

Кори включил свет.

— Знаете, в какой-то момент мне показалось, что вы собираетесь напасть на меня. Однако ничто не угрожает вам, пока мы вместе. А если вы хотите остаться в Европе еще на несколько дней, то и я останусь с вами Но как мы объясним Карен, почему не вернулись ближайшим самолетом?

Кори старался казаться как можно более убедительным, но правда состояла в том, что все шло отлично. Он хотел и дальше получать от Гиллеля данные о влиянии РНК Хаузера вдали от Карен и от Слотера с его расспросами.

— Карен передайте, что мне необходимо ехать в Берлин, — сказал Гиллель.

— В Берлин? Зачем?

Гиллель вынул из кармана конверт с деньгами, полученными от Ван Кунгена, и высыпал содержимое на постель Кори.

— Я должен отдать эти деньги.

— Кому?

— Жене Хаузера. — Гиллель сел на постель. — Он хотел увидеться с ней. Теперь, когда его нет в живых, мой долг — сделать это за него. Карен это абсолютно не касается, вас — тоже. И к эксперименту это отношения не имеет. Я стал причиной смерти Ван Кунгена и обязан отдать эти деньги Анне Хаузер.

— Вы никого не убивали и никому ничего не должны. Можете отравить эти деньги почтой и перестать играть роль Хаузера. — Кори внимательно присматривался к Гиллелю. — Или существуют какие-то другие причины, в силу которых вы хотели бы отправиться в Германию?

— Я не хочу обсуждать это, — холодно сказал Гиллель. — Я еду. Не важно, если я задержусь еще на день или на два, так? Или вы стремитесь к тому, чтобы я снова был только в вашем распоряжении?

Прежнее взаимопонимание между ними, кажется, уже нельзя было восстановить.

— Многое ли вы помните о Хаузере?

Гиллель поджал губы и отвернулся к окну, избегая взгляда Кори.

— Понятно, — тон Кори стал подчеркнуто суровым. — Вам следовало бы откровенно признаться, что вы намерены прекратить сотрудничество со мной и собираетесь продолжить разработку идей Хаузера — каковы бы они ни были — как своих собственных. Почему вы отказываетесь сотрудничать со мной? Может быть, существуют какие-то причины, из-за которых вы отказываетесь говорить о Хаузере?

— Нет.

— Хорошо. Что он делал в России?

— Он был математиком и экспериментировал в области электромагнетизма, разрабатывая методы управления и контроля энергии водорода. Это была его идея, и он очень далеко продвинулся в ее реализации.

— Вам известно, что ему уже удалось сделать? Можете ли вы воспроизвести формулы, выведенные им?