Трагедии моря

В конце 1970-х годов один министерский эксперт вдруг обнаружил, что в канадских водах значительно восстановилась численность финвалов, а также существуют стада сейвалов, не утративших промыслового значения. И хотя другой ученый-рыбохозяйственник опроверг оба эти утверждения, последовала «инициатива» по снятию запрета, чтобы позволить японской китобойной компании возобновить «эксплуатацию недоиспользуемых ресурсов». Однако один из почитателей китов пустил слух о том, что затевается, и боязнь широкого общественного осуждения заставила заинтересованные круги если не отказаться, то по крайней мере повременить с предложением о снятии запрета по политическим соображениям.

В 1980 году министерство пустило еще один пробный шар, инспирировав жалобы ньюфаундлендских рыбаков на то, что киты наносят непоправимый вред сетям и сетным ловушкам, используемым в промысле трески, поэтому численность китов, дескать, следует «регулировать». Однако к тому времени общественное мнение стало почти полностью на сторону китов и предложенный проект регулирования их численности с помощью финансируемого японцами «сбора урожая» пришлось отложить до лучших времен.

Не менее показательным в позиции консервативного руководства министерства было то, что вплоть до 1982 года оно назначало уполномоченным Канады в Международной комиссии по промыслу китов представителя незначительного, но упорного меньшинства, которое в течение десяти лет упрямо отказывалось подчиниться рекомендации Генеральной Ассамблеи ООН о всемирном моратории на китобойный промысел.

Подобная позиция и действия вызывают сомнения в обоснованности и пригодности научных данных, а также в объективности (если не искренности) основанной на них политики правительства и отрасли по «регулированию» численности морских животных. Только благодаря тому, что в Канаде удалось отстоять запрет на добычу полосатиков, небольшие стада финвалов снова появились на юго-восточном побережье Ньюфаундленда и в заливе Св. Лаврентия. Теперь семейные стаи горбачей опять встречаются от Кейп-Кода до южного Лабрадора. В водах северо-восточного побережья можно встретить дюжины три синих китов. Малые полосатики и сейвалы резвятся в заливе Фанди и в заливе Св. Лаврентия до самой реки Сагеней.

Пока действует запрет, есть надежда, что полосатики выживут. Однако те, что сегодня живы, представляют собой жалкие остатки от легионов им подобных, которые вместе со сгинувшим множеством черных гладких, гренландских и серых китов, белух и мелких китов когда-то вполне оправдывали данное водам Северо-Западной Атлантики название Моря Китов.

Глава 15

Мелкие киты

Весной 1954 года мы с отцом шли на его добротном старом кече из Монреаля вниз по реке к заливу Святого Лаврентия, направляясь в Атлантику через узкий пролив Кансо. Это был последний год, когда в океан еще можно было пройти через «Гат»[102], как фамильярно называют здесь этот пролив: рядом с ним разрушали гранитную скалу, чтобы построить массивную дамбу, соединяющую остров Кейп-Бретон с материком через Новую Шотландию. Когда мы подошли к проливу, от него оставалась узкая щель шириной около тридцати метров, через которую прорывались во время прилива воды океана. Ни одно судно не могло бы преодолеть этот грохочущий и пенящийся поток, бешено рвущийся внутрь пролива.

Мы бросили якорь, чтобы переждать время между приливом и отливом. Утренний воздух был наполнен свежестью, леса по обеим сторонам Гата отливали нежно-зеленым светом новой листвы. Наблюдая с благоговейным страхом за грохочущим водопадом, я вдруг заметил, как из вспененной воды выскочили блестящие, черные как смоль существа. Вынырнув, они тут же исчезли с такой быстротой, что я даже не успел понять, что это было. Я встал со своего места, чтобы лучше видеть происходящее, и в этот момент прямо у борта нашего судна вырвалась из воды дюжина белобрюхих коричневых торпед, каждая величиной с низкорослого человека, и, описав в воздухе дугу на высоте полутора метров, они снова нырнули в воду, войдя в нее с плавностью пули, проходящей сквозь масло.

То были обыкновенные морские свиньи{104} — одни из самых мелких членов отряда китообразных. Зачарованный, я следил, как они одна за другой прорывались через ревущую брешь и принимались описывать круги на спокойной воде затона, где мы стояли на якоре. Неожиданно десятка два этих животных, резко развернувшись на восток, направились обратно, навстречу бурному потоку ниспадающей воды.

Даже лососю — самому опытному специалисту по преодолению быстрин из всех полупроходных рыб — было бы трудно взобраться по бешеному каскаду, и я ожидал, что эти маленькие киты будут в беспорядке отброшены напором падающей воды. Ничего подобного — ускорив движение, словно включив реактивные двигатели, они врезались в водяной каскад, и через мгновение, вырвавшись из него, описали в воздухе дугу и снова погрузились в быстро, но спокойно текущую воду по другую сторону стремнины. А затем, что совершенно меня ошеломило, одним плавным движением они развернулись в обратном направлении и снова ринулись вниз по стремнине.

Я увлеченно наблюдал, как они группа за группой взлетали над каскадом, делали быстрый круг, и снова устремлялись вниз. И только когда начался отлив и сила падения воды ослабла, они потеряли интерес к этой игре. И стая за стаей поплыли на запад к выходу из Гата.

Более шестидесяти видов морских свиней и дельфинов (названия, нередко взаимозаменяемые) населяют воды Мирового океана и нескольких пресноводных озер и рек. Большая часть тех, что обитают в водах северо-восточного побережья Америки, представлена пелагическими видами[103], предпочитающими прибрежные воды, где они в течение многих веков были известны местным племенам, которые охотились на них, добывая себе пропитание.

В далекие исторические времена морские свиньи встречались в этом регионе в большом количестве. В середине 1530-х годов Жак Картье отмечал их изобилие в заливе Св. Лаврентия. В 1542 году Роберваль сообщал об «огромных стаях морских свиней» в нижнем течении одноименной реки. В 1605 году Шамплейн видел «такую массу морских свиней [у побережья Акадии], что я могу дать голову на

отсечение — не было дня или ночи, чтобы тысячи их не проплывали вдоль борта нашей пинассы[104]». Николя Дени писал о poursille[105]: «Они всегда ходят большими стаями и встречаются в море повсюду. В погоне за рыбой подходят к берегу. Они хороши на вкус. Из их внутренностей готовят черную колбасу и требуху; мясо с головы вкуснее баранины, но похуже телятины».

Пока местные жители или европейцы убивали их только для того, чтобы прокормиться, это не отражалось заметно на их популяциях. Однако, поскольку крупных китов становилось все меньше, цепкий и расчетливый взгляд дельцов неизбежно привлекали мелкие киты.

Коммерческий промысел морских свиней ради добычи жира начался в районе мыса Хаттерас, по-видимому, еще в 1780 году. С этого времени все больше и больше жителей побережья нападали с небольших лодок на стаи морских свиней, поливая их огнем из гладкоствольных ружей. Процент добычи был крайне низок — одно из каждого десятка или дюжины попадавших под обстрел животных, но их было так много, что даже при столь колоссальных потерях охота на них считалась выгодным делом.

К 1820-м годам уже сотни рыбопромысловых общин от Северной и Южной Каролин до Лабрадора занимались «ловом» морских свиней, часто в дополнение к рыбному промыслу. А в ряде мест этот промысел стал основным. Так, в установленные у Кейп-Кода и Гранд-Манана сети ежегодно попадались тысячи этих животных; еще больше погибали, когда, преследуемые небольшими лодками, они целыми стаями выбрасывались на берег, где их насмерть забивали копьями, чтобы содрать с них тонкий слой жира и отправить его на перетопку.

102

Gut (англ.) — кишка. — Прим. перев.

103

Виды, населяющие толщу воды озер, морей и океанов. — Прим. ред.

104

Легкое парусное судно (исп.). — Прим. перев.

105

Морская свинья (фр.). — Прим. перев.