Страница 78 из 137
«Около шести вечера мы неожиданно встретили крайних китов из большого стада финвалов, чьи фонтаны виднелись со всех сторон. Мы долго гонялись то за одним, то за другим китом, но все они казались пугаными, за исключением одного чудовища, которое прямо-таки прилепилось к нашему борту, не давая возможности выстрелить в него из пушки. Около семи часов вечера помощник капитана все же решился выстрелить, но промахнулся. Удрученный неудачей, он отправился в камбуз, чтобы подкрепить свои силы порцией картофеля и кружкой горячего кофе. В семь тридцать, когда холод пробирал до костей, капитан Стоккен вновь занял пост у гарпунной пушки, и мы опять пустились в погоню, на этот раз за большой самкой финвала, казавшейся спокойнее других китов. В конце концов на последнем «выныривании» китиха всплыла в десяти ярдах от нашего орудия, и китобой, направив ствол вниз, выстрелил и поразил жертву под позвоночник.
Сначала китиха отнеслась к этому довольно спокойно, но затем пустилась прочь со скоростью около 15 узлов, унося за собой прочный линь. Когда с носа судна ушли под воду примерно две мили линя, я спросил капитана:
«Какой длины у вас линь?»
«Около трех миль», — последовал короткий ответ.
«Ну, а если уйдет весь, что тогда?»
«Что ж, тогда я застопорю линь и посмотрим, кто крепче — кит или трос», — невозмутимо ответил капитан.
Не прошло и минуты, как он приказал застопорить линь. Теперь двух дюймовый линь стонал от предельного напряжения, и казалось, вот-вот лопнет. В тот же момент небольшой китобоец рвануло вперед, и он пошел на буксире у кита со скоростью около двенадцати миль в час. Чувство острого возбуждения охватило всех находившихся на борту китобойца, который, вспенивая носом тяжелые волны, несся вслед за китом на север. Мне приходилось испытывать радость борьбы с храбрыми тридцати- и даже сорокафунтовыми лососями в бурных водах реки Тей[96] — незабываемые моменты в жизни рыбака, — но то были детские забавы в сравнении с чувством крайнего волнения, владевшего нами в течение трех часов. Быть на буксире у обезумевшего кита — такое не забудешь до конца своих дней. Ощущаешь себя живым участником поистине королевской охоты. Не удивительно, что норвежцы полны жизни и вся команда от капитана до кока, помимо своих прямых обязанностей, выполняет и другие, делая это с горящими глазами и горячими сердцами. Профессия китобоя, способная взбудоражить кровь самого скучного олуха, является самой жизнью и сущностью натуры этих викингов, которые все вместе и каждый в отдельности — лучшие в мире моряки.
Через три часа этой бешеной гонки, когда мужественный финвал, казалось, еще не подавал признаков усталости, капитан скомандовал «малый назад». Новое огромное напряжение троса, вспенившаяся вода за кормой — и скорость падает до десяти узлов. Сила животного просто удивительна: идут минуты и даже часы, а огромный кит, не останавливаясь, продолжает тащить нас своим курсом на север. Еще через три часа последовала команда «средний назад», и скорость нашего хода замедлилась до шести узлов, но битва кита с китобойцем еще продолжалась. Через час кит наконец обнаружил явные признаки усталости, и тогда команда «полный назад!» застопорила ход.
Примерно час после этого механическая сила людей и природная сила животного боролись на равных, пока мы не почувствовали, что китобоец движется назад — с китом было покончено, он нас больше не тащил.
Теперь трос вытравили, посадили на «подающий» блок и затем на барабан мощной паровой лебедки, которая, подобно катушке рыболовной снасти, сразу же начала «выбирать слабину». Целый час слышался лишь монотонный стук паровой машины и скрежет лебедки, но вот наконец ярдах в трехстах с наветренной стороны на гребне волны показался огромный финвал, переваливающийся с боку на бок и пускающий фонтаны, но уже не способный из-за потери сил двигаться ни вперед, ни назад, ни нырнуть под воду.
Капитан скомандовал: «Тали травить[97], гарпун приготовить!» На море было довольно сильное волнение, но никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь так ловко, как эти норвежцы, спускал на воду свою плоскодонку и прыгал в нее с фальшборта. Оставшиеся матросы передали двум гребцам заранее приготовленные весла, помощник схватил длинный пятнадцатифутовый «убойный» ручной гарпун, и небольшой отряд быстро направился к раненому киту.
Гребцы, развернув лодку кормой, на которой стоял с гарпуном в руках помощник капитана Ганс Андерсен, медленно подвели ее к великану. Временами тяжелая волна скрывала их из виду, потом они снова появлялись рядом с морским чудищем, чьи замедленные движения тут же сменялись пенившим воду судорожным рывком: кит, восстановив равновесие, бросался на своих преследователей, которые сразу же пускались наутек. Смелый помощник, чтобы нанести смертельный удар, пытался подойти к киту то с одной, то с другой стороны, но все безрезультатно. Всякий раз измученный кит собирался с последними силами, чтобы поменяться местами с противником и перенести войну на его территорию. На море усиливалось волнение, над водой опускалась вечерняя мгла, а дуэль нападающей и обороняющейся сторон все не прекращалась. Когда наступившая темнота скрыла участников сражения, капитан Стоккен, обратившись ко мне, сказал: «Это очень дикий кит. Придется выстрелить по нему еще разок, иначе Андерсену не сдобровать».
Потянувшись к паровому гудку, он дал троекратный сигнал, приказывающий лодке возвращаться на судно. Через несколько минут мы увидели в лодке весело улыбающегося Андерсена: с гарпуна, зажатого в его руке, струилась кровь.
«Ба! Ты все-таки проткнул его», — заметил Стоккец.
«Ну да, как только вы дали гудок», — улыбаясь ответил помощник.
Плоскодонку вместе с командой быстро подняли на судно, а кита привалили к борту и привязали за хвост. Вся охота заняла семь часов».
Так исчезли из Ньюфаундлендских вод огромные полосатики, но не удрав в какое-то отдаленное убежище, как уверяли сторонники этой версии их исчезновения, а угодив прямо в жи-ротопенные котлы, скороварки и мучные установки китобойной промышленности.
Первая мировая война дала китам передышку, пока люди направляли свою разрушительную энергию на уничтожение себе подобных. Особенно остро нуждались в такой передышке большие полосатики Северо-Западной Атлантики. С начала наступления на китов в 1898 году норвежцами было «добыто» свыше 1700 синих китов, 6000 финвалов и 1200 горбачей — таков был «урожай» в Море Китов. Не следует забывать, что в эти сведения вошли только те киты, которых доставили на перерабатывающие заводы. Они не включают потерянных смертельно раненных китов, умерших от голода детенышей и раненых животных, погибших затем от инфекций.
Я обращаю особое внимание на эту последнюю причину потому, что киты, по-видимому, крайне восприимчивы к инфекциям, вызванным земными бактериями и вирусами, против которых у них нет или почти нет природного иммунитета. Этот фактор смертности редко упоминается в дискуссиях о китобойной практике и обычно игнорируется официальной статистикой, свидетельствующей о причиняемом китобоями ущербе. В то же время сами китобои прекрасно знали о факторе инфекции и издавна им пользовались.
Еще в IX веке жители норвежских фиордов загоняли стаи малых полосатиков в глубину своих узких и длинных заливов, перегораживая затем выход из них сетями. Оказавшихся в ловушке китов они атаковали не гарпунами или копьями, а стреляли в них из самострелов специальными стрелами, которые они предварительно выдерживали в чанах с гнилым мясом. Микробы, занесенные в организм китов с помощью таких «инъекций», были настолько опасными, что кит умирал в течение трех-четырех дней, и его раздувшаяся туша, казалось, клокотала от гангрены и сепсиса. Мясо такого кита было, естественно, непригодно для использования, но китовый жир не портился и шел на изготовление лампового масла, дегтя и т. п. продукции. В фиордах близ Бергена сейвалов убивали примерно таким же варварским способом вплоть до начала XX века[98].
96
В Шотландии. — Прим. перев.
97
Спустить лодку — Прим. перев.
98
В моей самой первой книге «Кит на заклание» (1972) описана гибель от сепсиса крупной самки финвала, которую заманили в небольшую лагуну на южном берегу Ньюфаундленда и использовали в качестве мишени для ружейного огня.