Трагедии моря

Поскольку устричники встречались все реже и реже, ученые-коллекционеры вторгались в несколько оставшихся колоний и, не довольствуясь сбором яиц для своих «кабинетов», занимались «сбором» и взрослых птиц, причем так энергично, что сейчас эта редко встречающаяся в жизни птица очень хорошо представлена в «учебных» коллекциях североамериканских музеев.

Отдельные пары устричников и даже несколько маленьких колоний выжили и гнездятся южнее Виргинии, однако, за исключением природных заповедников, во всех других местах им приходится переживать трудные времена в связи с возрастающим посягательством современного человека на берега их предков. Вездеходы, суда на воздушной подушке и другие виды транспорта, а с ними целые орды отдыхающих захватили большинство мест их бывших гнездовий. Поэтому у этой птицы мало шансов вновь стать нечто большим, чем экзотической редкостью на Атлантическом побережье Северной Америки.

Примерно до 1800 года охотники не слишком донимали меньших по величине прибрежных («береговых», как их обычно называют) птиц. Их малые размеры не оправдывали затрат дроби и пороха, пока можно было добывать в требуемых количествах их более крупных родственников. Но к концу XVIII века ситуация стала быстро меняться. Большие длинноногие болотные птицы попадались все реже, а народонаселение, а следовательно, и товарный рынок росли быстрыми темпами; одновременно снижались цены на ружья, дробь и патроны.

С наступлением нового века к беде, готовой разразиться и поглотить сообщество береговых птиц, добавился еще один элемент. Североамериканцы богатели, а богатство развивает праздность и спортивный азарт. Для многих, если не для большинства, американцев «спорт» означал убийство животных.

Так было положено начало «спортивно-развлекательному» кровопусканию, продолжающемуся по сей день. В отношении береговых птиц оно приобрело в XIX веке невиданный размах, который невозможно повторить по той простой причине, что большинство мишеней уже расстреляно.

Поселенец на Кейп-Коде в XVII столетии имел возможность дважды в год любоваться величественным зрелищем появления береговых, птиц. В начале апреля бесконечные пески Кейп-Кода начинали исчезать под белым покровом перьев, который ширился с каждым уходящим днем, принимая самые причудливые очертания. Пестрые птичьи нити на бледном весеннем небе постепенно сворачивались в запутанный клубок; все новые и новые массы прибывающих птиц от горизонта до горизонта застилали небо, как «дымы лесных пожаров», по выражению одного из первых колонистов Нантакета.

Береговые птицы устремлялись на север, и не меньше месяца над песками бушевал крылатый ураган; даже летом берега колыхались от взмахов крыльев некоторых видов птиц, оставшихся на месте, чтобы устраивать гнезда. Конечно, оставшихся было меньше, чем улетевших на север, но все же достаточно, чтобы устойчиво снабжать яйцами и мясом поколение за поколением прибрежных жителей Массачусетского залива.

А что творилось осенью! Начиная с середины августа, сюда возвращались стая за стаей, растворяясь среди народившегося молодняка и их родителей, не принимавших участия в весеннем перелете. Судя по рассказам современников, в сентябрьские дни 1780 года при восточном ветре шум крыльев и крики миллионов качающихся на воде птиц заглушали даже грохот разбивающихся о берег волн.

Грандиозный наплыв птиц отмечали не только на Кейп-Коде. Песчаные бары в Тадуссаке на реке Св. Лаврей-тия не являются и никогда не являлись обязательным местом отдыха пролетающих птиц, тем не менее Шамплейн еще в начале 1600-х годов видел там огромные скопления перелетных птиц.

«Здесь такое обилие ржанок, кроншнепов, бекасов, вальдшнепов и прочих видов, что бывали дни, когда три-четыре охотника убивали больше трехсот дюжин этих очень жирных и вкусных птиц… вместе с другими я увлекался охотой на бекасов, ржанок, кроншнепов и песочников, которых мы настреляли более двадцати тысяч». К сему следовало дополнение иезуита отца Сагарда: «Одним выстрелом из аркебузы можно убить очень большое количество птиц, особенно когда стреляешь на уровне земли: песок убивает их больше, чем порох и дробь; это подтвердил мне человек, который одним выстрелом убивал по триста и более птиц».

Живое покрывало из птичьих перьев струилось по всем берегам Северной Америки до тех пор, пока пришлые европейцы не разорвали его в кровавые клочья. Ниже следуют чисто конспективные выписки, касающиеся лишь нескольких видов птиц, вовлеченных в одно из самых отвратительных зверств нашего времени. Многие цитаты взяты непосредственно из монументального труда д-ра Бента «Цикл развития североамериканских птиц».

Начнем с красноспинного песочника (называемого ныне чернозобиком{25}) — птицы со скворца величиной, гнездящейся в Арктике и зимующей, как многие другие прибрежные птицы, в Южной Америке.

«Эти птицы вместе с несколькими другими временами собираются в такие большие стаи, что на расстоянии они кажутся огромной тучей густого дыма… создавая великолепное захватывающее зрелище. В это время охотники устраивают поистине чудовищную бойню: нередко вслед за падающими дождем убитыми товарищами опускается на землю вся остальная стая, оставаясь на ней до тех пор, пока охотник не настреляется до пресыщения.

В сумятице беспорядочных движений в воздухе птицы сбиваются в такую плотную кучу, что многих убивают с одного выстрела… По словам Брашера, он убил выстрелом из обоих стволов 52 штуки… и я слышал о случае, когда один армейский офицер одним выстрелом сразил 96 птиц.

По рассказам современников, в прежние годы грандиозных перелетов (на южных берегах озера Эри) из одноствольного ружья можно было настрелять несколько бушелей этой птицы… 29 октября 1897 года мне самому удалось убить 53 птицы из двух пролетавших стай… это был самый большой перелет за последние годы».

Большинство охотников отказывались верить тому, что исчезновение береговых птиц каким-то образом связано с охотой на них. Типичным в этом смысле было мнение охотников из Торонто, объяснивших исчезновение ранее огромных стай тем, что их «распугали паровозы».

В XIX веке вдоль всего Атлантического побережья Северной Америки мигрировали большие стаи исландского песочника{26}, которого охотники называли «береговым дроздом» или «зарянкой». До 1850 года, писал Джордж Маккей, «огромные стаи, пытаться подсчитать которые было бы пустым занятием, собирались в Чатеме, Наусете, Уэлфлите, на Кейп-Коде… островах Такернак и Маскигет. Нередко на Кейп-Коде можно было наблюдать из дилижанса, как с земли поднимались тучи птиц. Именно в те времена получила распространение порочная практика ночной охоты с фонарем, когда на отмелях было убито множество птиц… С наступлением ночной темноты люди по двое отправлялись на отмель в половину прилива; один, держа в руках зажженный фонарь, ослеплял птицу его светом, другой тут же подбирал ее, перекусывал ей шею и бросал в мешок… они подкрадывались к птицам на четвереньках… Один человек, которому можно верить, рассказывал, как однажды весной на борт пакетбота, следовавшего в Бостон, погрузили шесть бочек птиц, добытых за один раз указанным способом. Он видел также, как протухшие тушки птиц выбрасывали за борт в бостонской гавани. В то время цена этой птице была 10 центов за дюжину. Вперемежку с песочниками попадались камнешарки и ржанки. Ни одна из птиц не была застрелена, все они были добыты с помощью охоты с фонарем».

Подвергался преследованию и американский бекасовидный веретенник{27}, которого профессиональные охотники и «спортивная» братия называют «буроспинкой». Д-р Бент писал: «В прошлом было убито огромное число этих птиц… наименее пугливых из всех прибрежных видов… они легко идут на манок… и держатся плотной массой. Они садятся тесной кучей, и многие погибают от первого выстрела; уцелевшие отлетают на небольшое расстояние, но, услышав свист, который они принимают за зов покинутого товарища, поворачивают назад и смело несутся навстречу гибели… выстрел следует за выстрелом… в оставшихся птиц, не пожелавших покинуть погибших и умирающих сородичей, [пока] одной-двум не удается улететь от смерти.