Страница 33 из 155
- Она, как я слышала, ужасно богомольная и, наверно, постарается тебя обратить. Но ты, разумеется, ей не поддашься и будешь благоразумно избегать разговоров о религии. Ни в Англии, ни в Шотландии сейчас нет среди католиков ни одного достойного жениха. Вот увидишь, они женят молодого лорда Дервентуотера на какой-нибудь итальянской принцессе; а пока что ему семнадцать и его духовные отцы глаз с него не спускают. Сэр Бартоломью Фокс получит большое состояние, когда скончается лорд Кэмпион, если тот не завещает своих денег монастырю, в котором живет его дочь, а больше и говорить не о ком. Я специально наводила справки, - ведь обо всех надо знать и о католиках тоже, - и этот коротышка мистер Руд, что был одним из поверенных моего бедного брата лорда Стайна, сообщил мне, что в настоящее время среди католиков нет ни одного завидного жениха. Будь возможно любезнее с мадам де Флорак, она дружит со старыми легитимистами, а я, как ты знаешь, не очень-то с ними в ладу последнее время.
- Но есть еще маркиз Монлюк; его здесь считают весьма богатым, - мрачно заметила Этель. - Правда, он горбун, но очень возвышенного образа мыслей. Кстати, мосье де Кадийан сделал мне давеча несколько комплиментов и даже осведомился у Джорджа Барнса о моем приданом. Он - вдовец, носит парик и имеет двух дочек. Что, по-вашему, хуже, бабушка: горб или парик и две дочки? Мне нравится мадам де Флорак. Постараюсь, чтоб и бедная мадам де Монконтур тоже мне понравилась, раз это в интересах семьи, так что я поеду к ним с визитом, когда вы пожелаете.
И Этель отправилась к мадам де Флорак. Она была очень ласкова с детьми мадам Превиль, внучатами мадам де Флорак, любезна и весела с мадам де Монконтур. И она все чаще и чаще посещала Hotel de Florac, пренебрегая кругом друзей леди Кью, всякими сановниками и дипломатами, русскими, французскими, испанскими, чьи разговоры о европейских дворах, - о том, кто в чести в Санкт-Петербурге, а кого не жалуют в Шенбрунне, - естественно, не очень-то занимали это молодое, полное жизни создание. Благородный образ жизни мадам де Флорак, спокойное достоинство и грустная доброта, с какой француженка принимала ее, радовали и умиротворяли мисс Этель. Она приходила и отдыхала душой в тихой комнате мадам де Флорак, или сидела в тени безмятежного старого сада, окружавшего дом, вдали от сутолоки и болтовни салонов, от дипломатических сплетен, от торопливых формальных визитов нарядных парижанок, от пошлостей щеголеватых бальных кавалеров и от торжественной загадочности старых сановников, посещавших гостиную ее бабушки. Светская жизнь начиналась для нее поздним вечером, когда она в свите старой графини переезжала из дома в дом и танцевала вальс за вальсом с прусскими и неаполитанскими дипломатами, князьями и адъютантами и даже, возможно, еще более высокими персонами, ибо двор короля-буржуа находился тогда в зените славы и при нем, наверное, было много всяких молодых высочеств, которые охотно танцевали с такой красавицей, как мисс Ньюком. Маркиз Фаринтош тоже принимал участие в этих светских развлечениях. Его английский разговор по-прежнему не отличался блеском, зато французская речь была весьма необычной, и когда он появлялся на придворных балах в мундире шотландских стрелков или в родном гленливатском пледе через плечо, то и в собственных глазах и в глазах всего света был красивейшим из молодых аристократов, проводивших сезон в Париже. Как уже сообщалось, он весьма усовершенствовался в танцах, и усы у него для его лет были на редкость длинные и пышные.
Принимая в расчет странную неприязнь леди Кью к некоему юноше по имени Клайв, мисс Ньюком не рассказывала бабушке о том, что порой он заходит с визитом в Hotel de Florac. Мадам де Флорак, воспитанная во французских понятиях, сначала и помыслить не могла о том, чтобы разрешить кузенам встречаться в ее доме; но ведь в Англии все по-иному. Поль заверил ее, что les mees {Мисс, барышни (искаж. англ.).} в английских chateaux {Замках (франц.).} часами прогуливаются с молодыми людьми по парку, удят с ними рыбу и катаются верхом - и все с дозволения матерей.
- Когда я гостил в Ньюкоме, - рассказывал Поль, - мисс Этель не однажды каталась и со мной; a preuve {Например (франц.).}, мы ездили навестить одну старушку, их родственницу, которая просто боготворит Клайва и его батюшку.
Когда мадам де Флорак спросила сына о юном маркизе, с которым, как она слышала, обручена мисс Этель, Флорак рассмеялся ее словам.
- Что вы, маменька! Этот юный маркиз обручен со всем Theatre des Varietes {Театром "Варьете" (франц.).}. Ему смешна даже мысль о помолвке. Давеча в клубе, когда речь зашла об этом и его спросили про мадемуазель Луксор (это его odalisque obelisque, ma mere {Грандиозная одалиска, матушка (франц.).}, такая верзила, что ее прозвали Луксором), - так вот, когда его спросили, простит ли ему Луксор, что он охотится за мисс Ньюком, mon Ecossais {Мой шотландец (франц.).} позволил себе во всеуслышанье объявить, что не он за ней охотится, а она за ним. Нет, подумайте - эта Диана, эта нимфа, это бесподобное и обворожительное создание! При этих словах все рассмеялись, а его приятель, мосье Уолай, зааплодировал; тут я не выдержал и сказал: "Господин маркиз, будучи не в ладу с нашим языком, вы изволили употребить не то выражение, то есть, к счастью, поступили непредумышленно. Я имею честь причислять к своим друзьям родителей молодой особы, о которой сейчас шла речь. Не хотите же вы сказать, что девица, живущая под опекой родителей и во всем им послушная, девица, которую вы ежевечерне встречаете в свете и у дома которой можно изо дня в день видеть ваш экипаж, способна на то, в чем вы так легкомысленно ее обвинили. Такие вещи, сударь мой, говорят за кулисами театра, к примеру, о женщинах, у которых вы обучаетесь нашему языку, а вовсе не о порядочных и целомудренных девушках! Учитесь уважать своих соплеменников, мосье де Фаринтош, всегда чтить юность и невинность! А если вы забываетесь, сударь мой, позвольте вас поправить тому, кто вам годится в отцы".
- Что же он на это ответил? - спросила графиня.
- Я ожидал пощечины, - продолжал Флорак, - но ответ его был куда приятней. Молодой островитянин, сильно краснея и отпуская, по своему милому обыкновению, крепкие словечки, проговорил, что не хотел сказать ничего худого об этой особе... "Даже имя которой, - добавил я, - не должно произноситься в этих стенах". На сем и кончилось наше маленькое препирательство.