Империя должна умереть

Он вскинул брови: явно не ожидал меня увидеть.

– Привет!

– Я не вовремя? – спросил я, разглядывая белоснежные манжеты его рубашки, которые были расшиты крошечными красно-алыми символами, буквицы такие мелкие и затейливые, что их почти и не было видно.

– Вовсе нет. По правде сказать, я надеялся, что ты к нам заглянешь. – На нем был красного цвета галстук с бледно-желтыми фигурками, черные броги-оксфорды и великолепно пошитый темно-синий костюм. – Заходи! Прошу!

– Вы куда-то собирались? – спросил я, застенчиво глядя на него.

Костюм превратил его в совершенно другого человека, пособраннее, не такого рассеянного и меланхоличного, как тот, предыдущий Хоби, в котором было что-то жалкое, что-то от элегантного белого медведя, с которым, однако, плохо обращались.

– Ну да. Но не прямо сейчас. Сказать честно, у нас тут все вверх дном. Ну да неважно.

И как это понимать? Я прошел за ним в дом – сквозь заросли из ножек столов и пружин, торчащих из стульев, через мрачную гостиную на кухню, где терьер Космо, поскуливая, нервно метался из стороны в сторону, щелкал когтями по плиткам. Когда мы вошли, он отступил назад и грозно уставился на меня.

– А почему он здесь? – спросил я, нагнувшись было, чтобы погладить его по голове, и отдернув руку, когда он отпрянул.

– Ммм? – пробормотал Хоби. Казалось, голова у него была занята чем-то другим.

– Ну, Космо. Он ведь с ней сидеть любит.

– А. Это из-за ее тетки. Не хочет, чтоб он там был.

Он наливал чайник водой из-под крана, и я заметил, что чайник подрагивает у него в руках.

– Тетка?

– Ну да, – сказал он, поставил чайник на огонь и нагнулся, чтобы почесать собаку под подбородком. – Ах ты, бедный жабкин, ничегошеньки не понимаешь, правда? Маргарет очень строга насчет собак в спальне у больного ребенка. Она, конечно, права. А теперь вот и ты появился, – он глянул на меня через плечо чудным ярким взглядом. – Снова прибило к нашим берегам. Пиппа с тех пор только о тебе и говорит.

– Правда? – обрадовался я.

– “А где тот мальчик?”, “Ко мне приходил мальчик”. Она мне вчера сказала, что ты еще к нам вернешься, и гляньте-ка, – сказал он с теплым и молодо прозвучавшим смехом, – ты и вернулся.

Он встал, хрустнув коленями, и утер запястьем бугристый белый лоб.

– Если немножко подождешь, то сможешь к ней зайти.

– Как она?

– Гораздо лучше, – бодро сказал он, не глядя на меня. – Столько всего случилось. Тетка увозит ее в Техас.

– В Техас? – повторил я после остолбенелого молчания.

– Боюсь, что так.

– Когда?

– Послезавтра.

– Нет!

Он скривился, но я и глазом моргнуть не успел, как лицо его снова разгладилось.

– Да, я собираю ее в дорогу, – сказал он веселым голосом, который совсем не вязался с той вспышкой горя, которую я увидел. – Сколько у нас было гостей! Ее школьные друзья – честно сказать, только сейчас полегче стало. Тяжелая выдалась неделька.

– А когда она вернется?

– Ну, если честно, нескоро. Маргарет забирает ее туда жить.

– Насовсем?

– О, нет! Не насовсем, – ответил он таким тоном, что я понял: как раз насовсем. – С планеты-то никто не улетает, – прибавил он, поглядев на мое лицо. – Конечно, я к ней буду ездить. И, конечно, она будет приезжать в гости.

– Но… – Такое чувство, что на меня потолок рухнул. – Я думал, она тут живет. С вами.

– Ну, она и жила. До сих пор. И я уверен, там ей будет гораздо лучше, – неубедительно добавил он. – Большие перемены для нас, конечно, но в сухом остатке, уверен, все выйдет только к лучшему.

Я видел, что он сам не верит в то, что говорит.

– Но почему она тут не может остаться?

– Маргарет – единокровная сестра Велти, – сказал он. – Вторая. И ближайшая родственница Пиппы. Кровная родственница, не то что я. Она думает, что теперь, когда Пиппа достаточно окрепла для переезда, ей будет лучше в Техасе.

– Я бы не хотел жить в Техасе, – растерянно сказал я. – Там же жарко.

– Думаю, и доктора там похуже, – сказал Хоби, отряхнув руки. – Хоть Маргарет со мной и не согласна.

Он уселся и поглядел на меня.

– Какие очки, – сказал он. – Они мне нравятся.

– Спасибо.

Мне про новые очки говорить не хотелось – нежеланная обновка, хоть в них я и вправду лучше видел. Оправу после того, как я провалил проверку зрения в школьном медпункте, выбрала миссис Барбур – у “Э.Б. Мейровица”. Она была круглая, черепаховая, на вид – чуть слишком серьезная и дорогая, и взрослые как-то уж совсем из кожи вон лезли, чтобы заверить меня, что она мне идет.

– Как там дела в вашем районе? – спросил Хоби. – Ты и не представляешь, сколько эмоций вызвал твой визит. Я даже думал – не съездить ли мне к тебе самому. Не поехал только потому, что не хотел оставлять Пиппу, раз она так скоро уезжает. Видишь ли, все случилось очень быстро. Эти все дела с Маргарет. Она похожа на их отца, старого мистера Блэквелла – что-то в голову втемяшит и не успокоится, пока не сделает.

– И он в Техас поедет? Космо?

– Ну нет, уж ему тут лучше. Он в этом доме с трехмесячного возраста.

– А ему не будет грустно?

– Надеюсь, не будет. Ну, если честно, он будет по ней скучать. Мы с Космо неплохо ладим, он так ужасно сдал после смерти Велти. Это вообще собака Велти, к Пиппе он привязался совсем недавно. Такие терьерчики, каких Велти всегда держал, детей не жалуют – мать Космо, Чесси, была сущим кошмаром.

– Но зачем Пиппе уезжать туда?

– Ну, – сказал он, потирая глаза, – это самая логичная вещь. Технически Маргарет ее ближайшая родственница. Хоть при жизни Велти они с Маргарет почти и не общались, по крайней мере в последние годы.

– А почему?

– Ну-у… – видно было, что объяснять ему не хочется. – Тут все сложно. Понимаешь, Маргарет была очень настроена против матери Пиппы.

Едва он договорил, как в кухню вошла высокая, остроносая, решительного вида женщина в возрасте моложавой бабушки – лицо у нее было сварливо-породистое, в ржаво-медных волосах – седина. Ее туфли и костюм могла бы надеть и миссис Барбур, разве что цвет был совсем не ее: ядрено-зеленый.

Она поглядела на меня. Она поглядела на Хоби.

– Это еще что такое? – холодно спросила она.

Хоби с шумом выдохнул, было видно, что он чертовски зол.

– Все в порядке, Маргарет. Это тот мальчик, который был с Велти, когда он умер.

Она оглядела меня сквозь свои очки-половинки и рассмеялась – резким, пронзительным, нервным смехом.

– Ах, ну здравствуй, – сказала она, вся вдруг такая приветливая, протягивая мне свои тонкие красные руки, унизанные бриллиантами. – Я Маргарет Блэквелл Пирс. Сестра Велти. Наполовину, – поправилась она, бросив через плечо взгляд на Хоби, заметив, как у меня сомкнулись брови. – У нас с Велти был общий отец. А моей матерью была Сюзи Делафилд.

Она так это имя произнесла, будто оно должно было мне что-то сказать. Я взглянул на Хоби, чтобы понять, что он-то обо всем этом думает. Она это увидела и строго на него зыркнула, а потом снова устремила все свое внимание – все свое очарование – на меня.

– До чего же ты замечательный мальчик, – сказала она мне. Кончик ее длинного носа внезапно порозовел. – Как же я рада с тобой познакомиться. Джеймс и Пиппа столько мне рассказывали про твой приход – совершенно невероятный случай. Мы только об этом и говорим. И еще, – она цапнула меня за руку, – от всей души хочу тебя поблагодарить за то, что вернул мне дедушкино кольцо. Оно так много для меня значит.

Вернул ей кольцо? Я снова в замешательстве посмотрел на Хоби.

– И для папы оно бы много значило. – У ее дружелюбия был какой-то нарочитый, отрепетированный привкус (“обаяние – ведрами”, как выразился бы мистер Барбур), но медный налет сходства с мистером Блэквеллом и Пиппой все равно, помимо моей воли, притягивал меня к ней. – Ты ведь знаешь, что мы его и до этого теряли, правда?

Засвистел чайник.

– Чаю, Маргарет? – спросил Хоби.

– Да, пожалуйста, – бросила она. – С медом и лимоном. И капни самую малость скотча.