Сказания о нартах

— Пойди-ка взгляни, бежит ли он по косогору или тихонько крадется по лощине?

Взглянула сестра и увидела, что брат ее неподвижно лежит в лощине. И когда сказала она об этом отцу, нетрудно было понять старому уаигу, что случилось с его сыном. Послал Афсарон пару быков за Алафом, и полуживым-полумертвым приволокли его домой.

— Ведь предупреждал я тебя, сын мой, что нет такого силача, которому хватило бы сил одолеть нартов! — сказал отец.

Прошло несколько дней, пришел Алаф в себя и спросил отца своего:

— Скажи мне: в чем сила Батрадза?

— А в том его сила, что закалился он в горне небожителя Курдалагона.

— Эх ты, кривой осел! — закричал Алаф на отца. — А почему ты не догадался закалить меня у Курдалагона?

Встал он с постели и направился к Курдалагону. Вошел Алаф к нему в кузницу и сказал:

— Закали меня, Курдалагон, так же, как закалил ты нарта Батрадза. Я богато заплачу тебе за это.

И он насыпал золота Курдалагону.

— Батрадз весь был из стали, — ответил ему Курдалагон, — а ты сразу сгоришь.

— Закали меня, нет у меня другого выхода, — продолжал требовать Алаф.

Не любил Курдалагон по-пустому тратить слова, положил Алафа в горн, развел огонь и начал мехами раздувать его. Но только огонь коснулся Алафа, как заорал он во все горло:

— Ой, горе, сгораю! Тащи меня скорее отсюда! Раздумал я закаляться!

Схватил Курдалагон большие щипцы и сунул их в горн, чтобы выхватить из пламени спесивого Алафа. Но тот весь уже сгорел, и остался от него только пепел. Вымел Курдалагон пепел из горна и, не говоря ни слова, выкинул его в мусор.

После гибели сына обозлился кривой уаиг Афсарон. Так обозлился, что синее пламя источали его бока. Все придумывал он, как бы отомстить за сына. Но не осмелился он затронуть Батрадза и решил погубить самых близких родичей его — стариков нартских Урызмага и Хамыца.

Вот пригласил он их к себе в гости, а сыновьям своим дал такой наказ:

— Припасите оружие и спрячьтесь возле дома. Когда охмелеют нартские старики, тогда я запою песню — и вы поймете, что надо делать.

Не пожалел Афсарон хлеба-соли для гостей. Под тяжестью кушаний, приготовленных из мяса диких зверей, до земли гнулись столы. Афсарон сам угощал гостей. То за старших поднимал он здравицы, то за младших. И нартские старики, не ожидая ничего худого, с веселой душой принимали его здравицы. Почему бы им было не выпить крепкого ронга? Захмелели нартские старики, и сыновья Афсарона, услышав их веселые возгласы, подошли к самому дому. А старый уаиг в это время поднял большую чашу ронга и с улыбкой обратился к Урызмагу:

— Будь милостив ко мне, Урызмаг. Скажи, что тебе спеть: песни наших отцов или новые наши песни?

— Я знаю, хозяин, что ты хорошо поешь, — ответил Урызмаг. — И если хочешь ты показать нам всю нежность своего голоса, то спой нам какую-нибудь новую песню. Старые песни мы, наверное, слышали.

И запел тут во весь голос кривой уаиг:

— В туманный день осени в густой камыш загнали собаки двух кабанов. Куда ни кинутся кабаны, везде их встречают, ощерив клыки, свирепые псы. Нет, не уйти этим двум кабанам, нет, не уйти… Разорвут их собачьи клыки на клочки, на клочки…

Сразу поняли тут Урызмаг и Хамыц грозный смысл этой песни. Слетел с них весь хмель, и они готовы были даже бесславно бежать. Но преграждали выход свирепые псы — сыновья Афсарона.

Но эта громкая, торжествующая песнь кривого уаига долетела до слуха Батрадза, который находился совсем неподалеку, на вершине горы. Сразу он понял ее и прыгнул с высоты прямо во двор уаига, и, когда ударилось о камни двора его стальное тело, звон пошел повсюду.

И по этому стальному звону узнали старые нарты, что Батрадз пришел им на помощь. Как же не обрадоваться было старикам? И громко запел Урызмаг, отвечая хозяину:

— Ой, да продлятся дни твоей жизни, щедрый хозяин! Славно угостил ты нас мясом лесных зверей и не пожалел своего золотого голоса, чтобы развеселить нас. Но не до конца допел ты свою песню, наше солнце, щедрый наш хозяин. Слышал ведь я эту песню и знаю, как дальше она поется. Пришла помощь старым кабанам. Сбежал с горной высоты искроглазый львенок. Наверное, ни одной клыкастой собаке не спастись от него. Сдерет с них шкуры львенок своими когтями.

Допел Урызмаг эту песню, и в этот миг ворвался Батрадз в жилище уаига, сорвал он косяк двери и — пусть с врагом твоим будет так, как стало со старым уаигом и его сыновьями! — избил Батрадз уаигов, а нартских стариков с честью довел до дому.

Именитые нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан отправились однажды на охоту. Семь дней и ночей бродили они по ущельям, и ни один зверь не попался им на их пути. Съели они все свои запасы, поистерлась их одежда, и решили они вернуться домой. Только повернули они, как на опушке темного леса белый олень пробежал перед ними. Выхватили нарты свои тугие луки и погнались за оленем. Дразнит их олень: побежит — и остановится, подпустит на полет стрелы — и опять убегает. А нарты, конечно, скачут за ним следом. За семь гор увел их олень и там вдруг исчез, точно растаял. Потерял день свои права, распластала ночь свои черные крылья над миром, голод стал беспокоить нартов. В нерешительности остановились они. Повернуть домой? Уже поздно. Ночевать там, где застала тьма? Не хочется ложиться спать голодными.

Вдруг вдалеке увидели они свет. Направили нарты своих коней на этот свет. Вот из тьмы ночной поднялась перед ними башня, сложенная из громадных валунов. И стали именитые нарты вызывать хозяев.

А в башне той жили семеро уаигов. Услышав зов нартов, выбежали они и обрадовались: горная мелкота, как называли они людей, сама явилась к ним. Пригласили они нартов в свое жилище, усадили их в ряд возле очага, сами же переглянулись, и трое принялись строгать шампуры, а четверо начали разводить огонь.

Нарты подумали, что уаиги беспокоятся о них как о гостях, собираются их шашлыками попотчевать, и они весело перемигнулись: здесь, мол, поедим на славу, а потом пойдем дальше своей дорогой.

Но вот услышали они, о чем говорят уаиги. Один из них сказал:

— Не выйдет из наших гостей больше, чем три шашлыка. Хорошо, если каждому из наших старших достанется по одному шашлыку. Значит, изготовим мы угощение только для трех наших старших, а младшим придется рассчитывать на то, что горные человечки попадутся нам еще как-нибудь.

А другой уаиг ему ответил:

— Нет, ты неправильно рассудил. Наши старшие и раньше лакомились мясом горных человечков, а нам, младшим, прожившим совсем мало, никогда еще не доводилось отведать этого сладкого мяса.

Тогда третий уаиг, средний их брат, не сдержался и сказал:

— Неправильно говорите вы оба! Когда нам перепадают лакомые куски, то их присваивают себе то старшие, то младшие. На этот раз все они попадут мне одному, среднему!

Напугались, конечно, именитые нарты, видя, что пришел им конец, и тут Хамыц сказал уаигам:

— Видим мы, что пришла наша погибель. Но перед смертью хотим мы спеть песню. У нас обычай такой, что перед смертью непременно запеваем мы песню.

Расхохотались уаиги, и, подобно совкам, оттопырились их толстые нижние губы.

— Пойте, пойте, горная мелюзга, мелкие людишки!.. Все равно мы съедим вас! — ответили они нартам.

Во весь голос запели нарты свою песню, до неба поднялась она, и услышал ее из булата скованный нарт Батрадз. Спрыгнул с неба, ударился о каменную гору, и стальной этот звон громовым эхом разнесся по ущельям, лесам и равнинам. Поняли тут нарты, что это Батрадз спешит к ним на помощь, и засмеялись.

— Смейтесь, смейтесь, горная мелюзга!.. — сказали уаиги.

Но только собрались они нанизать нартов на шампуры, как зашаталась башня, и камни посыпались в жилище уаигов. В пролом стены впрыгнул сын Хамыца булатный Батрадз. Стальным своим кулаком принялся он избивать уаигов. Кого ударит кулаком — тому не суждено больше ни рукой махнуть, ни ногой шевельнуть, и душа его быстро покидает тело.