Страница 9 из 10
Степанов вздохнул.
– Да брось ты. Никуда она не попадет. Я друзей не подставляю. А вообще – самого бы тебя… в извращенной форме!
30.
Кравец примчался наутро. В кабинет ввалился разгоряченный.
– Привет, господа детективы! Дырки для орденов на кителях провертели?
– Какие дырки? – проворчал Матвиенко. – Курочка в гнезде, а яичко…
Но Кравец его не слушал.
– Это ты, Костя, нарочно все подстроил! Потому что чокнулся на своих «Москвичах»! Как же вы его сразу не зацепили?
– Он себе подготовил убедительное алиби, – скупо объяснил Степанов.
– Да черт с ним! Главное, что в цвет, я чувствую, в цвет! – Кравец довольно потирал руки. – Как реализуем разработку?
– Тут ничего не намудришь. – Константин пожал плечами. – Надо слегка обсосать и брать за жабры.
«Обсасывание» начали с родственников и знакомых подозреваемого. Матвиенко, тихо страдавший из-за своего «не может быть», беседу с женой Кислицина взял на себя. Степанов усмехнулся:
– Тебе, как старому знакомому да еще шефу такого внештатничка, и карты в руки.
Где и как обрабатывал Игорь супругу фигуранта, неизвестно. Но через пару часов он явился серьезный и загадочный. Информацию, и вправду, добыл весьма значимую. Душевному Матвиенко женщина поведала семейную тайну.
Год назад из Удачинска к ней приезжала погостить сестра. Как-то, вернувшись с работы, жена Кислицина обнаружила в доме погром. Окровавленный муж пребывал в странном состоянии: будто никак не мог очнуться от какого-то транса. Сестры вместе с чемоданом и след простыл. Криками и расспросами супруга от Григория ничего не добилась и не на шутку перепугалась. Хотела даже звонить Матвиенко, но муж, словно проснувшись, вырвал у нее телефон и разбил его об пол. Потом, слегка придя в себя, рассказал, что произошла ссора и обиженная гостья скоропалительно уехала.
Не удовлетворившись объяснениями, жена на следующий день позвонила сестре – та должна была уже добраться до дому. И услышала такое!..
Оставшись с гостьей наедине, Григорий сперва бесцельно слонялся по квартире, все больше напоминая сомнамбулу. На вопросы не отвечал и сам на себя становился не похож. Гостья встревожилась. А, взглянув в глаза хозяина, попятилась к двери. Но Григорий, метнувшись через комнату, преградил ей дорогу. Его пальцы вцепились в жертву. Блузка затрещала, на пол посыпались пуговицы.
Женщина отбивалась, как могла. Теряя сознание от сыпавшихся на нее ударов, она увидела перед собой не шурина Гришку, а безумное существо с мертвыми глазами. Вид монстра, проглянувшего сквозь знакомое обличие, напугал до смерти и придал сил. Оторвав от горла сдавившие его пальцы чудовища, жертва вырвалась и вскочила на ноги. Под руку подвернулась табуретка. От удара по голове Кислицин рухнул на пол.
Из-за этого случая у Кислицина чуть не случился развод. Но он ползал перед женой на коленях, и она осталась – ради детей…
– Ну, что, завтра с утречка и вяжем тепленького? – предложил Кравец. – Часов этак в пять. Спозаранку психологический эффект сильнее.
– Годится, – согласился Степанов.
31.
Кислицын ни о чем не спросил нагрянувших к нему в неурочный час милиционеров, молча собрался и пошел к двери. Встрепанная со сна супруга, кутаясь в халат, жалась в углу и тоже не проронила ни слова.
32.
– Ничего не знаю, никого не трогал. – Задержанный твердил это снова и снова, почти без интонации, как машина. Он сидел на стуле, сгорбившись и глядя в пол. Слова оперативников будто не касались его сознания. Кравец подошел и навис над ним.
– Вышака решил намотать?
Кислицын на мгновение будто проснулся, быстро ответил: – Вышака сейчас не дают.
– Соображаешь! Значит – есть за что?
Но задержанный опять погрузился в сон наяву. С ним творилось непонятное. Кожа лица темнела на глазах, приобретая густой коричневый оттенок, губы исчезли, превратившись в две едва различимые белые нитки.
– Ни-че-го не зна-ю, ни-ко-го не тро-гал…
Степанов вдруг вспомнил рассказ Кати и понял, кого видит перед собой. По ее словам, в тот роковой вечер она оказалась в руках странной и страшной механической куклы, глядящей словно вовнутрь собственного отключившегося сознания. Вот этого самого существа, скорчившегося сейчас на стуле.
33.
– То, что вы его вычислили – очень замечательно! – Следователь Бочарников раскрыл папку уголовного дела. – А как будем доказывать? Изнасилование и покушение на убийство Катерины еще как-то привязывается. Потерпевшая запомнила номер мотоцикла, на опознании указала на нашего подопечного. Со школьницей хуже. Улик никаких. Про нападение в сквере я и не говорю. Какие будут соображения, товарищи сыщики?
– Сын Кислицына пояснил, что отец уехал из дома около шести, – сказал Матвиенко. – А жена говорит, что на работу за ней он заехал в половине восьмого, дожидаться пришлось. Где полтора часа мотался? Это раз. Труп девочки обнаружен точно на том же месте, куда он привозил Катю убивать. Это два...
– Знаю, – перебил Бочарников. – Но на умозаключениях обвинение не построишь. – Он перелистал дело. – Черт, не за что зацепиться! Есть тут, правда, один нюансик, но тоже… вилами по воде. Я на допросе допытывался у жены нашего героя про всякие подозрительные мелочи. И когда я ее сильно допек, она вспомнила, что зимой у супружника пропала перчатка. Перчатки она сама ему покупала – хорошие, меховые. А тут одной нет. Стала спрашивать – буркнул, дескать, потерял. И все. И получается, что пропажа обнаружилась буквально через пару дней, после того, как нашли труп девочки. Логично предположить, что где-то там он перчатку и посеял. Например, когда тащил труп от дороги в кусты.
Кравец хмыкнул.
– Да уж, точно – вилами по воде.
– А другого у нас все равно ничего нет.
– Перчатку при осмотре места происшествия могли не найти, потому что ночью пурга была, ее и замело, – вставил Матвиенко.
– Так, значит, он ее потом увел от греха, – заключил Кравец. – Дурак, что ли, вещдок оставлять!
– Э-эх, вот бы нам эту перчаточку отыскать, – помечтал Бочарников..
– Так она нас там и дожидается, – отмахнулся Кравец.
– Найдем, не найдем, а попробовать стоит, – сказал Степанов. – Взять солдат в военной комендатуре и весь тот квадрат шаг за шагом…
34.
Лес изменился неузнаваемо. Снег сошел, и заросли теперь стояли сиротливо-прозрачные, насквозь продуваемые зябким апрельским ветром. Земля под ними еще не проросла первой травой.
Воины попрыгали с комендантского грузовика. Кравец построил их в шеренгу и начал инструктаж.
– Рассредоточиваемся на два метра друг от друга. Движемся цепью – нос в землю. Каждый сантиметр обнюхивать. Перчатка из коричневой кожи, с насечками на тыльной стороне…
Сержант на правах «куска» присоединяться к остальным не спешил, торчал в кузове, заткнув пальцы за приспущенный ремень и лениво оглядывая окрестности.
– Чего ее искать-то? – подал он голос с высоты. – Вон ваша перчатка валяется.
Матвиенко чертыхнулся, шагнул в кусты и поднял находку.
– Понятые! Сюда!
– Я ж тебе говорил, что чудеса случаются, – подмигнул Степанов Кравцу. – А ты не верил.
– Просто чудакам везет. Что и обидно.
35.
Бочарников поморщился. Комната для допросов в ИВС Приреченского ГОВД провоняла перегаром паршивого табака и немытым человеческим телом.
Сержант ввел арестованного и удалился. Лицо у Кислицына окончательно почернело, щеки ввалились, а глаза оставались стеклянными и пустыми. Его приходилось содержать в отдельной камере, потому что другие арестованные, прослышав по «тюремному радио» о том, за что закрыли нового сидельца, орали, не переставая: «Дай его нам, начальник! Дай!»