Страница 14 из 20
—Почему?
—Потому что я спрашивал их о том, чего они не знают. Их никто не обучал настоящей охранной деятельности. А значит, такой охранник может охранять объект только от случайно заглянувшего туда пьяного. Спецы в такой школе не нужны.
—Хорошее у вас варенье. Ароматное…
—Жена варила.
—Вы руку в Ичкерии потеряли?
—Нет. В Чечне.
— Вы видите в этих названиях разницу?
Он посмотрел на нее совсем нехорошо.
— Естественно. Чечня — это республика в составе России. А Ичкерия — это название выдумано теми, кто не хочет знать Россию.
— Не любите чеченцев? — Вопрос прозвучал почти как укор. Но — очень важный вопрос. Он обратил внимание на тон, которым его задавали. Только не понял, почему этот вопрос важный. На чеченку девушка не похожа. Или просто такая вот интернационалистка по характеру?
—Вовсе нет. Со мной в училище чеченцы служили. Мы даже друзьями были. Они и сейчас, насколько я знаю, в Российской Армии. Оба уже в полковниках ходят.
—Вы заканчивали Новосибирское училище спецназа?
—Нет. Рязанское десантное.
—А все-таки, Леонид Игоревич, какой осадок оставила в вас та чеченская война? Поражение всегда больно бьет по самолюбию военного человека.
Он нахмурился. Задела-таки за больное. Хотя это-то как раз и не сложно. Наверное, это у всех журналистов профессиональное — задавать больные вопросы. Впрочем, если говорить только о гладком да мягком, то получится никому не интересная статья.
— Я и до армии и в армии занимался спортом. И знаю, что от поражения никто не застрахован. Но та война сначала была сплошной глупостью, а потом сплошным предательством. Политики развязали ее, не понимая, что армия не готова, а потом эту же армию предали.
—Но ведь говорят, что армия всегда должна быть готова… К любым неожиданностям…
—Для неожиданностей есть специальные части. Те, которые находятся на постоянной службе. Скажем, пограничники, или ПВО, или войска стратегического назначения. А в остальном армия является только продолжением и частицей общества, которое она обязана защищать. Каково состояние общества, таково и состояние армии. Если вы вот отправляетесь в поездку на поезде, вы же не забудете что-нибудь взять с собой в вагон перекусить, потому что в ресторане слишком дорого. Вы приготовитесь. А нас послали в Чечню абсолютно не подготовленными. А потом еще и предали.
—И вы за это злитесь на чеченцев?
А в ее голосе он уловил сарказм. Она берется рассуждать. Но чтобы рассуждать, надо испытать.
—При чем здесь чеченцы… Чеченцы, ангольцы, афганцы, никарагуанцы — какое мне дело до того, с кем воевать. Я солдат, которому приказывают. А противник — он всегда остается противником, как его ни называй и какой национальности он ни будь. Я злюсь на предателей. А предают, как известно, только свои.
—Хорошо, тогда, извините уж, еще один острый вопрос. О нынешней чеченской войне.
—Я в ней не участвую.
—Я понимаю, — характера Марии тоже не занимать, и она умеет на своем настоять. — Но к этому вопросу мы вернемся чуть попозже… Сейчас вышло уже много книг о ваших войсках — о спецназе ГРУ. И каждый автор старается показать, что спецназ ГРУ — это супервойска, но, случись что-то с бойцом во время операции, его добивают свои же. То есть спецназовцы ГРУ, по сути дела, — почти смертники.
—Девушка, миленькая, — рассмеялся Проханов. — Плюньте в глаза тому автору, который это пишет. Начитались вы всяких «Аквариумов», написанных хитрецом для идиотов. И не только о спецназе ГРУ, о любых войсках специального назначения. Как правило, это пишет человек, который к войне и к спецназу никакого отношения не имеет. И просто рассчитывает поживиться на сенсации. По сути, как вы говорите, дела — он просто глуп. При таких условиях ни один боец не захочет воевать, поверьте уж мне. Я много войн прошел. И много раненых видел. И многих на своем горбу вытаскивал. И меня вытаскивали. Тащили однажды, кстати, тридцать километров по колумбийской сельве, где и одному-то пройти — уже проблема.
—Вы воевали и в Колумбии?
—Я много где воевал, но об этом я разговаривать не буду. В отличие от тех писателей, которые все знают. А то недавно вот открываю книгу, боевик. Главный герой, естественно, спецназовец. А автора представляют как офицера. И на первых же страницах читаю, как кто-то там достал револьвер и начал размахивать пистолетом. Автор не видит разницы между пистолетом и револьвером. Извините, я не могу поверить, что это офицер. И такие псевдоофицеры врут про спецназ черт-те что…
Мария улыбнулась. Почти торжествующе улыбнулась. И Проханов понял, что она услышала именно то, что хотела услышать.
—Тогда — обратите внимание на мой вопрос! — возникает понятие воинского братства. Спецназ ГРУ воюет в сверхсложных условиях. Следовательно, если быть логичным, то у спецназовцев это чувство братства развито особенно сильно? Сверхсильно…
—Да. Согласен.
—Но, когда с нашей армией проводили эксперименты, многих боевых офицеров сократили. И сейчас судьба разбросала их по свету. Кто-то в Югославии, кто-то в Абхазии, кто-то во французском иностранном легионе, кто-то в Ичкерии… В чеченских, заметьте, отрядах, которые называются нашей пропагандой бандформированиями.
—В чеченских отрядах? — переспросил Леня, чуть растерявшись от провокации. Но быстро взял себя в руки. — Может и такое быть, потому что все мы люди и стараемся делать то, что умеем делать лучше всего. Значит, те, кто воюет на стороне чеченцев, нашли там применение своим способностям.
—Вы их осуждаете?
Он горько усмехнулся и сказал не совсем уверенно:
— Нет. Они работают по своей профессии. И они сами сделали свой выбор. Не сумели приспособиться к нашей жизни и пошли туда, где они что-то могут. Может быть, даже, ценят. Это тоже немаловажный фактор. Особенно для специалиста высокой квалификации. Вы поймите… Если музыканту где-то не дают играть, если где-то не признают его талант, то он ищет себе другую публику. Точно также и высококлассный солдат. Точно также…
Ее глаза вдруг резко сузились. Мария посмотрела прямо и жестко. Она почти ударила взглядом.
—А вы смогли бы так?