Страница 29 из 31
Его музыку я никогда не воспринимала всерьез. Он говорил, что написал новую песню, а я думала: надо же, потрясающе, кто-то умеет писать музыку, но я не понимала, хорошая она или плохая. Ясно же, что пробиться куда-то, сочиняя музыку, – это просто чудо из чудес; ну и что тогда толку?
Я знала, что он мог стать кем-то знаменитым, только не знала, кем именно. Он был очень оригинален, ни на кого не похож. Но чем он мог прославиться, я не знала. Думала, может, он станет комиком».
Джон подтверждает достоверность большинства воспоминаний Телмы о его учебе в Художественном колледже. Сам он рассказывает об этом сухо, без ностальгии, без смеха. Что было, то было. «Приходилось брать взаймы или воровать, потому что в колледже я сидел без гроша», – говорит он. Мими утверждает, что выдавала ему по 30 шиллингов в неделю, и не понимает, на что он их просаживал. «Я постоянно тянул деньги с подхалимов – вот с Телмы, например… Пожалуй, мои шутки и впрямь были жестокими. Началось еще в школе. Однажды мы возвращались из школы и немного выпили по дороге… В Ливерпуле полным-полно увечных, как и в Глазго, – трехфутовые люди, торговавшие газетами. Раньше я их как-то не замечал, а в тот день они нам попадались на каждом шагу. И это нас все сильнее смешило, мы ржали – остановиться не могли. Видимо, это такой способ скрывать чувства, маскировать их. Я бы никогда не обидел калеку. Просто у нас были такие шутки, такой образ жизни».
В Художественном колледже в жизни Джона появились два новых человека. Первым был Стюарт Сатклифф. Они учились на одном курсе, но в отличие от Джона Стю взаправду подавал большие надежды и обладал мастерством. Стю был хрупким и стройным, артистичным и вспыльчивым, а во взглядах своих – очень яростным и самостоятельным. Они с Джоном мигом подружились. Стю восхищался тем, как Джон одевается, как он царит среди людей, как эта сильная личность творит вокруг себя собственную атмосферу. Джон в свою очередь восхищался обширными познаниями и вкусом Стю, а также его художественным талантом, который превосходил его собственные способности.
Стю ни на чем не умел играть и мало что знал о поп-музыке, но был потрясен, услышав, как Джон с группой играют в Художественном колледже в обеденные перерывы. Постоянно твердил, до чего группа хороша, даже когда больше никто этого мнения не разделял.
Похоже, Джордж и Пол слегка ревновали Джона к Стю, хотя мало кто догадывался, до чего Джон им восхищается. Джон его вечно подкалывал, не упускал случая обидеть. По его примеру Пол тоже стал подкалывать Стю, хотя интересовался живописью и, как и Джон, много чего перенял у Стю в смысле идей и моды.
В Художественном колледже у Джона завелся еще один важный друг – Синтия Пауэлл, ныне его жена.
«Синтия была тихоней, – говорит Телма. – Совершенно на нас не походила. Жила за рекой, в богатом квартале, где окопался средний класс. Носила „двойки“. Очень приятная девушка, но у меня в голове не укладывалось, что она может быть с Джоном. Он вечно распространялся, какая она прекрасная. Я этого не понимала… Потом я на год ушла из колледжа, и мне рассказали, что они встречаются. Я думала, теперь он угомонится, остепенится, но не тут-то было».
Синтия Пауэлл училась с Джоном на одном курсе, в той же шрифтовой группе. Весь первый курс они друг друга не замечали и вращались в разных кругах: она – утонченная застенчивая девушка из респектабельной семьи, он – горластый ливерпульский «тедди».
«Я от него была в ужасе. Помню, впервые я обратила на него внимание на лекции – Хелен Андерсон сидела позади него и гладила его по волосам. И во мне что-то проснулось. Я сначала подумала – неприязнь. А потом сообразила, что это ревность. Но мы никогда с ним не общались – разве что он таскал у меня линейки или кисти… Выглядел он тогда чудовищно. Длинное твидовое пальто дяди Джорджа, набриолиненные волосы зачесаны назад. Он мне совсем не нравился. Он был неряха. Но у меня все равно не было возможности узнать его поближе. Я не входила в его окружение. Я была вся такая благовоспитанная – ну, мне так казалось».
«Она была воображалой, – говорит Джон. – Снобка чистой воды. Мы с приятелем Джеффом Мохамедом вечно подшучивали над ней, поднимали на смех. „Тише, пожалуйста! – кричали мы. – Никаких непристойностей. К нам пожаловала Синтия“».
Впервые они разговорились на занятии по шрифтам. «Оказалось, мы оба близорукие. Поговорили про это. Джон этого совсем не помнит. Весьма прискорбно. Зато я помню. После этого я стала приходить пораньше, чтобы сесть рядом с ним. А после занятий слонялась перед колледжем, надеялась с ним столкнуться… Я к нему не клеилась. Просто я что-то чувствовала, а Джон об этом не догадывался. Я не давила. Я бы не смогла. По-моему, он и сейчас не представляет, сколько времени я тратила, чтобы увидеть его».
По-настоящему они познакомились на втором курсе, под Рождество 1958 года.
«На курсе устроили танцы, – говорит Джон. – Я был пьян и пригласил ее танцевать. Джефф Мохамед мне все уши прожужжал: „Между прочим, Синтия к тебе неравнодушна…“ Когда танцевали, я ее позвал завтра на вечеринку. Она сказала, что не может. Она помолвлена».
«Я была помолвлена, – говорит Синтия. – Ну, почти. Я три года встречалась с парнем, и мы вот-вот должны были обручиться. Джон разозлился, когда я отказалась. Он сказал: ладно, пошли тогда после танцев в „Крэк“, выпьем. Я сначала отказалась, а потом пошла. Я, вообще-то, очень долго ждала этого приглашения».
«Я торжествовал, – вспоминает Джон. – Я ее все-таки уломал. Мы выпили и пошли к Стю, по дороге купили рыбы с картошкой».
После этого они встречались каждый вечер, нередко днем вместо лекций ходили в кино.
«Я боялась его. Он был такой грубиян. Никогда не уступал. Мы постоянно ссорились. Я думала: если уступлю сейчас, то так оно и пойдет. А он меня просто испытывал. Я не имею в виду секс – он просто проверял, можно ли мне доверять, ждал, когда я докажу, что можно».
«Я просто был в истерике, – говорит Джон. – В этом загвоздка. Я ревновал ее ко всем подряд. Требовал от нее безоговорочного доверия, потому что его не заслуживал. Я был неврастеник, вымещал на ней свое раздражение… Один раз она от меня ушла. Это было ужасно».
«Я была сыта по горло, – говорит Синтия. – Сил уже никаких не было. Он взял и стал целоваться с другой девушкой».
«Но я без нее не мог. И я ей позвонил».
«Я сидела у телефона и ждала его звонка».
Знакомить Джона со своей матерью Синтия не торопилась. Хотела подготовить мать к этому потрясению. «Джон был не очень-то обходителен, на вид ужасный неряха. Мама и бровью не повела. Она вообще молодец, хотя наверняка надеялась, что вся эта история как-нибудь прекратится сама собой. Но мама никогда не вмешивалась… Учителя меня предупреждали: будешь встречаться с Джоном – с учебой можешь попрощаться. Учеба действительно пошла прахом, и они вечно меня пилили. Уборщица Молли однажды увидела, как Джон меня ударил, прямо затрещину отвесил. Дурочка, сказала, зачем ты с ним связалась?»
«Я два года провел в каком-то исступлении, – говорит Джон. – Либо пил, либо дрался. С другими девушками вел себя так же. Что-то со мной было не в порядке».
«Я все надеялась, он перебесится, но не знала, хватит ли у меня терпения дождаться. Я винила его окружение, семью, Мими и колледж. Джону было не место в колледже. Учебные заведения не для него».
8
От The Quarrymen до The Moondogs
Кконцу 1959 года название The Quarrymen отошло в историю. Пол и Джордж учились в институте и вообще не имели отношения к средней школе «Куорри-Бэнк», а Джон занимался в Художественном колледже. Группу называли то так, то этак, зачастую выдумывали названия экспромтом. На одном выступлении назвались The Rainbows[57], потому что все вышли на сцену в рубашках разных цветов.
По словам Джорджа, после его прихода группа с год топталась на месте; впрочем, сам Джордж играл все лучше.
57
«Радуги» (англ.).