Страница 5 из 65
— Хочешь пойти на собрание, где об этом будут говорить? — предложил Жак товарищу.
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Не могу, старина. У меня свидание с Сюзанной. И вообще я политикой не занимаюсь.
Жак не стал настаивать, равнодушие товарища отбило и у него охоту идти, но вечером, когда он вернулся домой, консьержка спросила:
— Так вы идете на собрание?
— А откуда вы о нем знаете?
— Я получила такой же конверт, как и вы.
— Не знаю, я еще подумаю.
Теперь он все обдумал и решил, что не пойдет. Во-первых, он может там задержаться и пропустить Жаклину. А кроме того — и это основное, — ему было страшно оказаться среди совсем незнакомых людей. И вот он твердой походкой вернулся назад, проходя мимо кафе, он заглянул в дверь и чуть не сбил с ног консьержку Томасен.
— Правильно, мсье Жак, сюда.
Он растерялся и, словно бросаясь в воду, решительно вошел вслед за нею…
У стойки прилично одетый господин допивал чашку кофе и хозяин наливал стакан красного вина пареньку в рабочем костюме.
Жак чувствовал себя так, будто попал в западню. Он попытался оттянуть время:
— Я вас угощаю, мадам Томасен.
— Потом, мы и так, наверное, опоздали.
Они прошли в заднюю комнату. За столиками сидело человек двадцать. Томасен заняла место, явно оставленное ей, рядом с пожилой женщиной. Жак, смущенный устремленными на него взглядами, поклонился и облегченно вздохнул, когда ему предложили стул. Прилично одетый господин и паренек в рабочем костюме вскоре сели за один с ним столик.
— Какая тяжелая утрата, — сказал паренек, пожимая руки некоторым из собравшихся.
— Какое несчастье, — произнесла какая-то женщина, утирая слезы.
Видимо, собрание еще не началось, все продолжали перешептываться, и Жак, воспользовавшись этим, снял плащ, закурил и стал разглядывать окружающих…
Его внимание привлекла молодая женщина, одиноко сидевшая в глубине комнаты. Он вспомнил, что видел ее на улице с портфелем под мышкой. Она улыбнулась Жаку, и он ответил ей, слегка покраснев. Женщина разбирала какие-то бумаги, и Жак догадался, что это и есть секретарь комитета, та самая Ирэн Фурнье, которая подписала приглашение.
Кроме Ирэн Фурнье, здесь были и другие хорошенькие женщины. Жак с удовольствием обнаружил как раз напротив себя двух девушек, которые негромко болтали между собой. Он смутился при мысли, что они могут шушукаться по его адресу, и перевел взгляд на соседку Томасен — пожилую женщину, одетую во все черное. Ее красивые седые волосы и изборожденное морщинами лицо выражали одновременно благородство и доброту матери семейства. Среди собравшихся были очень разные люди: преобладали женщины почтенного возраста, но было также несколько мужчин, четверо молодых людей — один из них, высокий юноша в очках, нервничая, просматривал газеты. Какой-то человек лет сорока, с несколькими орденскими ленточками в петлице, уселся рядом с секретарем комитета и принялся вместе с ней изучать листки с выписками.
Судя по выражению лиц и по разговорам, все были чем-то опечалены.
Вошли еще четверо, и среди них опять хорошенькая женщина; присутствующие потеснились и освободили им место. Последним появился смуглый человек, по-видимому алжирец, в потрепанном костюме; он примостился у самой двери. Было уже четверть десятого. Многие стали поглядывать на часы…
— Профессор Ренгэ не сможет прийти, поэтому мы предлагаем, чтобы вел собрание аббат Дюбрей, — сказала Ирэн Фурнье.
— Хорошо, — раздались голоса.
К удивлению Жака, за стол сел молодой человек в очках.
— Мы просим также мадам Флери занять место в президиуме.
В ответ на это приглашение встала пожилая женщина, сидевшая рядом с Томасен. Молодой человек в очках посоветовался о чем-то со своими соседями, торопливо записал что-то и не спеша поднялся с места. «Он скорее похож на пастора», — подумал Жак.
— Господа, — сказал аббат, — вы уже знаете о постигшем нас страшном несчастье. Погиб наш друг Ив Фарж. Предлагаю, прежде чем открыть собрание…
Собравшиеся встали и молчанием почтили память Фаржа. Жак последовал общему примеру, не понимая толком, что происходит. Он слышал, как эту фамилию называли сегодня в связи с автомобильной катастрофой. По-видимому, об этой тяжелой утрате и говорил паренек, который показался Жаку забавным. Сейчас он стоял с убитым видом. Среди полной тишины доносился отдаленный шум улицы, слышно было, как хлещет дождь, проехала машина…
— Благодарю вас, сказал аббат, жестом предлагая всем сесть.
Жак взволнованно, с большим вниманием слушал рассказ о заслугах человека, о котором он еще несколько минут назад ничего не знал.
— Он был основатель объединяющего нас с вами движения за мир… председатель Национального комитета мира… горячий патриот, выдающийся французский деятель…
В Жаке проснулось неведомое до сих пор чувство. Его взволновало не столько то, что здесь говорилось, сколько скорбное выражение лиц окружающих. Мадам Флери сидела бледная как полотно, а девушки-подружки даже не пытались скрыть слезы.
Да, если, вспоминая об Иве Фарже, люди так искренне горюют, значит, он и в самом деле был очень хороший человек. Аббат говорил о нем как о своем друге, но большинство присутствующих, наверное, никогда не видели его и все же горевали о нем, как о близком человеке. Есть же на свете такие люди! Ведь о существовании Ива Фаржа Жак даже не подозревал, его гибель еще совсем недавно была ему безразлична, а теперь он вошел в жизнь Жака… Вот это человек!
Аббат передал слово господину с орденскими ленточками и сказал, что тот сделает сообщение о ЕОС.
Докладчик достал какие-то листки и начал… Вскоре его голос зазвучал уверенно и даже слишком громко для такого маленького зала, как показалось Жаку, но ему понравился перигорский акцент оратора, и он тихонько спросил у сидевшего рядом паренька:
— Откуда он?
— Из АРАС[1].
Жак решил больше не задавать вопросов. Первая часть доклада была понятна, в ней говорилось о двух последних войнах, но когда оратор перешел, как он выразился, к анализу ЕОС, все стало очень туманным; по словам оратора, ЕОС было сообществом так называемой европейской защиты и оно же являлось результатом соглашений, подписанных в Бонне и Париже… Жак упрекнул себя в невежестве, из-за которого он не мог понять то, что остальным было совершенно ясно. Но он заметил, что подружки и консьержка тоже с трудом следят за объяснениями. Жак перестал слушать, тем более что стрелки часов неумолимо двигались, а он все еще не мог придумать, как выйти отсюда, чтобы успеть зайти за Жаклиной. К счастью, докладчик перешел к более конкретным данным. Он назвал количество вооружения, которое по условиям ЕОС получит Германия. Эти цифры произвели на Жака тяжелое впечатление, и он обрадовался, что ЕОС вступит в силу только после того, как подписанные соглашения будут ратифицированы французским парламентом… «Сорвать ратификацию в нашей власти», — сказал в заключение оратор. Ему зааплодировали. Было уже двадцать пять минут одиннадцатого.
Аббат спросил, нет ли вопросов, но все молчали, и он предоставил слово Ирэн Фурнье.
Жак испугался, что сейчас начнется еще один доклад, но тут же успокоился. Молодая женщина, казалось, говорила специально для него. Ссылаясь на сказанное докладчиком, она изложила все гораздо понятнее и предложила выпустить воззвание против перевооружения Германии… «Каждый из вас сможет собрать подписи среди окружающих, хотя бы под одним экземпляром воззвания. И мы поможем тем самым сорвать ЕОС… Это лучшее, что мы можем сделать в память о нашем дорогом Иве Фарже».
Только она кончила говорить, как кто-то поднял руку.
— Слово имеет Огюст Пибаль, — объявил аббат.
Паренек в рабочем костюме предложил составить бригаду для сбора подписей по домам.
— Было бы великолепно, между прочим, если бы вон те две девушки согласились ходить со мной, — добавил он, рассмешив подружек.
Жак вместе со всеми подошел к столу, ради приличия взял два экземпляра воззвания и заодно сказал, что вынужден уйти.