Страница 6 из 33
'Вот бы это кольцо было у меня! Некоторые арабские шейхи или латиноамериканские диктаторы заплатили бы мне миллиарды за то, чтобы я оживил их родных', - думал Новиков.
Эта мысль не давала ему спать. Он встал и подошёл к палатке Недашкова. Оттуда раздавался задорный храп молодого революционного организма.
'Дрыхнет, как сурок. Дался ему этот Ленин! Что если переубедить его, предложить вместе заняться бизнесом. Но нет! Он не захочет! У него же ведь в голове одна революция. Он же на ней повернут'.
Новиков стал ходить вокруг палатки, скрестив руки за головой.
Рассвет так и застал его в этой позе. Но первые лучи солнца придали ему решимости, наконец-то осветили то решение, которое ещё час назад, в сумерках, казалось страшным и невозможным, а теперь практически единственно верным.
- Кто не рискует, тот не пьёт шампанское, - наконец проговорил он вслух и пошёл будить Недашкова.
- Товарищ, товарищ! - расталкивал он Недашкова. - Прошу прощения, у меня появился один революционный вопрос. Можете ли Вы мне на него ответить?
- Да, конечно, товарищ, я весь к Вашим услугам, - говорил Недашков, протирая пыльные стекла очков, перед тем как их надеть.
- Когда Владимир Ильич вернётся, он устроит новую революцию, ведь так?
- Без сомнения, товарищ! Я надеюсь на это.
- И деньги будут отобраны у богатых и розданы бедным?
- Точно так. Это называется экспроприация, как Вы помните, товарищ.
- И богатых не будет совсем?
- Совершенно. Деньги потеряют свою ценность. Думаю, что они даже будут отменены. Все настоящие марксисты-ленинцы были скромными людьми, даже товарищ Сталин. Богатых не будет совсем.
- И даже в высшем руководстве страны?
- Нет, совсем не будет. А что это Вас так беспокоит вопрос с богатством? - нахмурился Недашков. - Ведь Вы меня уже несколько раз переспрашиваете. У вас есть какие-то накопления? Если так, то они будут экспроприированы.
'Какие там накопления, я беден как церковная мышь', - подумал Новиков.
- Нет, совсем нет, товарищ. Я это спрашивал только с теоретической точки зрения.
- Теоритической...хм...Я давно хотел спросить у Вас, товарищ, а почему у Вас такая странная фамилия? Новиков? Не было ли у вас в роду белогвардейцев?
- Господь с Вами, то есть тьфу...- осёкся Новиков, мысли у него начинали путаться, а в голове ворочалось всё то же, как теперь казалось, идеальное решение.
- Мой прапрадед был из священников.
- Из поповства значит? - глаза Недашкова сверкнули.
- Да нет...ну что Вы...один мой прапрадед был крестьянин, другой священником, но потом тот, который был попом, даже в партию вступил, лекции читал по атеизму.
-А, ну если так...
- Давайте, лучше поговорим о том, какой у нас сегодня план на день. Самолёт у нас, кажется, только в 21:30, а сейчас только 6 часов. Чем бы нам заняться? Может, отпразднуем окончание археологического сезона? У меня и бутылка коньячка есть.
- Хорошо, товарищ, отпразднуем. Но вначале мне нужно съездить в город, отправить письмо матери.
- Давайте, я поеду с Вами!
- Ну, что Вы, товарищ! Зачем такие труды? Я всё сделаю сам.
Он уехал из лагеря, а Новиков не находил себе места от волнения.
'Сбежал, сбежал с кольцом! Вишь, как ему этот вопрос про богатых не понравился! И зачем только я его задал! Ещё говорит, фамилия белогвардейская, да если б она была белогвардейская, я бы сейчас здесь, в этой пыльной дыре, не сидел, а шампанское бы попивал в Париже'.
Но Недашков удивительно быстро вернулся.
Приехав, он приветливо хлопнул Новикова по плечу.
- Не обижайтесь, товарищ, в нашем деле никому нельзя до конца доверять. Даже самый преданный марксист-ленинист может оказаться вражеским шпиком. Но Вам я верю, пойдёмте, попробуем Ваш коньяк.
Они выпили, и Недашков ещё подобрел больше. Он говорил о том, как они вместе оживят Ленина, как будут делать новую революцию, как построят Дворец Советов, проведут новую коллективизацию, как молодые доярки будут приветствовать их и бросать им белые чепчики и... белые бюстгальтеры.
'Парень совершенно не умеет пить, - решил Новиков. - Всего пару рюмок, а уже смотри-ка как нарезался. Да, действительно, куда ему. Ведь ботан, каких свет не видывал. Лучше бы с девушками встречался, а не 'Капитал' читал.
- Товарищ, - сказал он вслух, - Давайте напоследок сходим на место раскопок, где Вы нашли это кольцо. После того, как мы всё осуществим, уверен, там будет установлен памятник.
- Да, да! Ведь именно оттуда начнётся новая, 'мировая революция'! Пойдёмте, товарищ, помогите мне стать!
Новиков с трудом поднял своё тяжелое захмелелое тело, положил руку Недашкова себе на плечо, и они пошли.
Расстояние до раскопок было приличное, идти надо было через пустыню, а Новикову к тому же пришлось практически тащить на себе пьяного марксиста-лениниста. Пот катился с него Ниагарой. Но место, куда он его вел, было единственным в округе, где не было людей, и можно было сделать то, на что он решился. Недашков совершенно ничего уже не соображал. Он то впадал в дрёму, то снова просыпался, то начинал петь революционные песни.
- Тише, тише, товарищ! - цыкал на него Новиков.
- А что, Вы боитесь злых империалистов, товарищ? И правильно делаете..ик..ик...они повсюду...даже в этой пустыне...ик...ик...Вставай, проклятьем угнетённый! Голодный угнетённый люд...Ик..Ик...
- Потише, потише, товарищ, - Новиков дышал как старый локомотив, - Вас услышат!
- Пусть слышат все! Все пусть слышат зов пролетариата! - заорал Недашков.
- Да, тише Вы!
К счастью они уже пришли. Это были желтые, облупившиеся развалины, со страшными звероподобными чудищами - крылатыми львами с человеческими головами. Новикову казалось, что они все смотрят на него своими азиатскими, взглядами. Они зашли внутрь храма без крыши и одной оставшейся, полуобвалившейся лестницы из желтого камня. Новиков потащил студента наверх по этой лестнице.
- Куда мы?
- Наверх, наверх, товарищ, на трибуну. Эта лестница будет вам трибуной.
- Да, да, трибуной! Я как раз хотел произнести горячую революционную речь. Поставьте меня, товарищ, я готов.
Новиков водрузил пьяного на площадку на самом верху лестницы, а сам стал сзади.
Недашков еле стоял на ногах. Они не слушались его, и выплясывали безудержный демонический танец. Стены храма прыгали перед ним и кружились в сумасшедшем хороводе. Но ему, в его состоянии, казалось, что повсюду, на этом маленьком пятачке, есть зрители, что они хлопают ему и ждут его выступления. Он открыл рот, чтобы произнести свою главную, историческую речь, и вдруг почувствовал небольшой толчок в спину. Совсем маленький, но достаточный для него, чтобы потерять хрупкое равновесие. Одна нога его поехала в одну сторону, другая осталась на месте, он хотел закричать, скомандовать ей, чтобы не бунтовала, чтобы одумалась пока не поздно, но предательская нога продолжала скользить. Он замахал руками в последней попытке удержаться, ему показалось, что ему уже это удалось, но тут последовал ещё более сильный, энергичный толчок в спину. Зрители разом захлопали. Теперь он понял, что они считают его клоуном, только клоуном, а не крупным революционером, что они ждут когда же он упадёт, хлопнется оземь как забавный комедиант. Это были злые зрители, империалистические зрители. Он снова замахал руками, но на этот раз тщетно, лестница вырвалась из-под ног, и тогда он прыгнул, сам прыгнул в пропасть. Ведь они хотели этого. Хотели посмотреть как он упадёт. Он полетел головой вперёд. Он ударился головой и хрясь! Шея сломалась.
Новиков устал. Он смотрел на распростертое тело внизу под лестницей, и чувствовал только усталость. Он не думал, что этот паяц окажется таким сильным. Он полчаса стоял на этой лестнице, пьяный в дрова, совершенно никакой, что-то разглагольствовал, но, удивительно, не падал. Ноги его плясали гопака, но, странное дело, каждый раз останавливались уже на самом краю. И тогда, когда Новикову, надоело ждать он толкнул этого безмозглого сопляка. Сначала легко, потом энергичнее. Тот упал как мешок картошки.