Страница 63 из 89
— Пошли.
За столом сидели знакомые мне журналисты — майор Корин, начальник отдела боевой подготовки, и фотокорреспондент Лиевуцис. Оба были уже сытые, веселые, с маслено поблескивающими глазками.
— Ну вот, а ты говорил, к девочкам, в Нижнереченск, укатил, — толкнул в бок фотокорреспондента Корин и расхохотался непонятно почему.
— Я? — удивленно пожал плечами Лиевуцис. — Что-то не припомню.
— Это вы напрасно, — заступилась за меня Светлана. — Он у нас однолюб. Да и такую красавицу и умницу, как Инна, поискать.
— А знаете, один мой знакомый утверждает, что женщин плохих не бывает, бывает мало водки, — снова сострил Корин.
Когда после полета мы беседовали с ним по делу, он произвел на меня впечатление умного человека и толкового журналиста. Теперь же, пока Светлана ухаживала за нами, накладывая на тарелки куски торта, а Лесничук наливал в чашки чай, я разглядывал Корина и мнение мое менялось. Не нравился мне и его широкий лоб с большими залысинами, и редкие волосенки, которые он частенько собирал на затылке в горсть, тянул, будто пробуя на прочность, и острый нос, оседланный массивными очками в роговой оправе. А может, впечатление резко изменили его пошловатые остроты. В общем, этот человек мне не нравился, и я пожалел, что давал ему интервью и что придется сидеть с ним за одним столом, слушать его развязную болтовню. Посижу немного и под каким-нибудь благовидным предлогом уйду, решил я.
— Вот тут, пока ты отсутствовал, Борис Андреевич, у нас состоялся интересный разговор, и наш уважаемый гость, известный журналист Алексей Михайлович Корин, предложил толковую и очень заманчивую идею. Действительно, полк наш передовой, у нас есть чему поучиться. Но… — Лесничук сделал многозначительную паузу. — Заслуги в том нашей, прямо скажем, мало. Это заслуга прежнего командования. А что же мы? Старой славой будем пользоваться? И что дальше, какой мы наметим рубеж? — Он снова помолчал. — А рубеж, дорогие друзья, есть! Сделать полк мастерским. Полк мастеров боевого применения! Чтоб ни одного пропуска цели, ни одного промаха снарядов ни по воздушным, ни по наземным целям. Возможности у нас такие имеются.
— Правильно, — одобрил Корин и с улыбкой поднял чашку с чаем. Отхлебнул. — Газета поддержит вас.
Светлана влюбленно посмотрела на мужа и засияла как именинница, будто муж и в самом деле изрек что-то гениальное. Я же в какой-то степени был ошарашен его предложением и молчал.
— Ты что, мой боевой заместитель, против? — с напускной суровостью загремел Лесничук. — Тебе не нравится мое предложение?
— Предложение гениальное, а вот воплощение, сомневаюсь, реальное ли, — пошутил я. — Вытянем ли? Сделать всех летчиков мастерами боевого применения — не район полетов изучить. Куда мы денем Неудачина, Мнацоконяна? — Я назвал летчиков, прибывших в полк два года назад, с которыми нам довелось много повозиться и малого добиться. Фамилии этих летчиков стали как бы притчей во языцех, их называли чуть ли не на каждом разборе полетов, на подведении итогов.
— Вон чего он испугался! — захохотал Лесничук. — Двух слабаков на весь полк! Найдем им место, дорогой заместитель, найдем. Не каждому на роду, видно, написано стать истребителем-перехватчиком. У нас вон на КП место штурмана наведения освободилось. И вторая должность найдется.
Идея перевести Неудачина на КП пришла командиру эскадрильи майору Октавину после того, как три месяца назад Неудачин на полигоне вместо стрельбы из пушек нажал на кнопку сброса бомб и лишился подвесных топливных баков. А еще через неделю в ночном полете при заходе на посадку у него снова ЧП — резко упала тяга двигателей. Неудачин испуганно передал: «Скорость падает! Скорость!..»
К счастью, на КП находился Лесничук. Он взял у руководителя полетами микрофон и скомандовал:
— Включите форсаж!
Неудачин включил и сообщил:
— Все равно тяга мала. Скорость триста пятьдесят.
— А тебе на посадку больше и не требуется, — успокоил его Лесничук. — Закрылки не выпускай.
И если бы не эта команда, кто знает, чем закончился бы полет. Оказалось, после четвертого разворота из люка самолета выпал тормозной парашют — то ли Неудачин нечаянно нажал кнопку выпуска, то ли по другим причинам. Он-то и создал громадное сопротивление, из-за чего упала скорость. Включение форсажа не дало самолету сорваться в штопор или свалиться на крыло — стропы не выдержали нагрузки, оборвались. Самолет рванулся было вперед, но Неудачин вовремя убрал рычаги управления двигателями.
Этот случай закрепил за Неудачиным славу человека с роковой фамилией, а за Лесничуком — командира с отличной реакцией.
О Неудачине местные острословы сочинили стишок:
Лесничук был склонен поддержать предложение Октавина, но я убедил его пока не делать этого. Мне чем-то Неудачин нравился; может, оптимизмом: несмотря на превратности судьбы, он не опускал рук и еще упорнее брался за дело; может, своим добрым и покладистым характером, постоянной подтянутостью и аккуратностью: одет Неудачин был всегда с иголочки, начищен, наглажен, в разговоре с товарищами я ни разу не слышал от него грубого слова. Лесничук тогда согласился: «Ладно, торопиться не будем». Теперь, похоже, мнение его изменилось.
На Мнацоконяна надежда была мала по другой причине: занозистый, острый на язык лейтенант зачастую переоценивал свои способности, считал себя умнее других и достойнее; назначение сверстника — лейтенанта Кудашова старшим летчиком на первом году службы воспринял болезненно: почему не его, Мнацоконяна, закончившего училище по первому разряду и здесь, в полку, одним из первых завершившего программу ввода в строй? То, что Кудашов намного серьезнее, вдумчивее и у товарищей пользуется бо́льшим авторитетом, брать во внимание не хотел, считал, что командиры поступили несправедливо, за что-то недолюбливают его, и стал частенько попивать. А положиться на выпивоху, как научил нас случай с Тарасовым, мы не могли: снайпер — это не только мастер боевого применения, но и дисциплинированный, исполнительный пилот; ничего не стоит в воздушном бою самый искусный ас, если он безответственный человек.
Мнацоконяна в полку недолюбливали и командиры и сослуживцы, и вряд ли кто пожалеет, тем более замолвит за него словечко, если встанет вопрос, быть или не быть ему летчиком. Но в том, что он недисциплинирован, не обладает высокой сознательностью и чувством долга, виноваты, считал я, прежде всего мы, командиры: все силы отдаем обучению, а воспитание ставим на второй план, не оставляем на него времени.
В общем, и это предложение командира пришлось мне не по душе. Не успел я высказать свое мнение, как меня опередил Корин:
— Отличная мысль, Григорий Дмитриевич: не каждому на роду написано стать летчиком-перехватчиком. Прямо-таки заголовок для проблемной статьи. И с вашего позволения, я воспользуюсь ею. И вам помогу решить вопрос со слабаками.
— Чур, только не на примерах нашего полка, — усмехнулся Лесничук. — А то вы в одной статье похвалите, а в другой разложите так, что на все Вооруженные Силы прогремим.
— Само собой, — вытянул губы Корин. — Ваш полк — носитель передового опыта. Вначале мы расскажем, что и как у вас делается и чему стоит поучиться, а потом вы выступите инициаторами соревнования за звание «Полк мастеров боевого применения».
— Это надо обсудить на собрании личного состава, — высказал я предложение.
— Ты сомневаешься, что нас поддержат? — продолжал усмехаться Лесничук.
Я не сомневался, но твердо был уверен, что кое-кто будет против. Так и ответил.
— Знаю, кого ты имеешь в виду, — согнал усмешку с лица Лесничук. — Но эти «кое-кто» не в счет. Пусть только попробует ставить палки в колеса…