Страница 4 из 17
Но когда я написал об этом батюшке, тот ответил, что и слышать не желает ни о каких сапогах; для матушки же три фунта (столько стоили сапоги) были слишком большой суммой, она не могла выкроить ее из денег, которые батюшка давал ей на хозяйственные расходы; мне их тоже неоткуда было взять, - ведь казна моя в те времена оскудела. Однако желание иметь сапоги было так сильно, что я решил приобрести их любой ценой,
В те дни в нашем городке жил немец-сапожник, - потом он переехал в Лондон и нажил там состояние. Я поставил себе целью достать сапоги у него, не теряя надежды разделаться через год-другой со школой, - и тогда плакали бы его денежки, - или все-таки вытянуть деньги у матушки и заплатить ему.
И вот в один прекрасный день отправился я к сапожнику (звали его Штиффелькинд), и тот снял с меня мерку.
- Вы слишком молодой человек, чтобы носить сапоги, - заметил немец.
- Молод я или стар, это уж не твое дело, - отрезал я. - Не хочешь шить сапоги - не шей, но с людьми моего звания изволь разговаривать почтительно! - И я добавил несколько отборных ругательств, чтобы внушить ему, какая я почтенная личность. Они возымели должное действие.
- Бодождите, сэр, - сказал он, - у меня есть превосходная пара, они вам будут как раз. - И моему взору предстали самые красивые из всех сапог, которые мне когда-либо доводилось видеть. - Они были сшиты для достопочтенного мистера Стифни из гвардейского полка, но оказались ему малы.
- В самом деле? - воскликнул я. - Стифни - мой троюродный брат. А теперь скажи мне, мошенник, сколько ты хочешь содрать с меня за эти сапоги?
- Три фунта, - отвечал он.
- Ого! Цена, конечно, бешеная, но я с тобой сквитаюсь, потому что денежек своих ты скоро от меня не получишь.
Башмачник заволновался и начал было:
- Сэр, я не могу отдавать вам сапоги без...
Но тут меня осенила блестящая мысль, и я прервал его:
- Это еще что такое? Не смей называть меня "сэр". Давай сюда мои сапоги, и чтобы я больше не слышал, как ты называешь аристократа "сэр", понял?
- Сто тысяч извинений, милорд, - заговорил он, - если бы я зналь, что ваша светлость - лорд, я бы никогда не назваль вас "сэр". Как я буду записать ваше имя в книгу?
- Имя? Э-э... Лорд Корнуоллис, как же еще! - сказал я, направляясь к двери в его сапогах.
- А что делать с башмаками милорда?
- Пусть пока лежат у тебя, я за ними пришлю. И я вышел из лавки, небрежно кивнув немцу, который в это время завертывал мои башмаки.
* * *
Я не стал бы рассказывать вам об этом эпизоде, если бы эти проклятые сапоги не сыграли в моей жизни столь роковой роли. В школу я вернулся распираемый гордостью и без труда удовлетворил любопытство мальчишек относительно способа приобретения моей замечательной обновки.
Но вот как-то утром в роковой понедельник, - вот уж поистине был черный понедельник, иначе не скажешь, - когда мы с мальчиками играли во время перемены во дворе, я вдруг увидел окруженного толпой учеников человека, который, казалось, искал кого-то среди нас. Я весь похолодел: то был Штиффелькинд. Зачем он здесь? Он что-то громко говорил, и вид у него был сердитый. Я бросился в класс, сжал голову руками и принялся читать, читать изо всех сил.
- Мне нужен лорд Горнуоллис, - донесся до меня голос этого отвратительного человека. - Я знаю, его светлость ушится в этой превосходной школе, ботому что видел его вчера вместе с мальшиками в церкви.
- Какой, какой лорд, вы сказали?
- Ну как же, лорд Горнуоллис, такой толстый молодой дворянин, он рыжий, немножко косит и ужасно ругается.
- У нас нет никакого лорда Корнуоллиса, - сказал кто-то, и наступило молчание.
- Стойте, я знаю! - закричал этот негодяй Бантинг. - Да ведь это же Стабз!
- Эй, Стабз, Стабз! - хором закричали мальчишки, но я так усердно читал, что не слышал ни слова.
Наконец двое из старших учеников ворвались в класс, схватили меня за руки и поволокли во двор, к башмачнику.
- Та, это он. Я прошу у вашей светлости прощения, - начал он, - я принес башмаки вашей светлости, которые вы оставили у меня в лавке. Они так и лежали завернутые с тех пор, как вы ушли в моих сапогах.
- Какие башмаки? Что ты мелешь? Я тебя первый раз в жизни вижу, сказал я, зная, что остается только одно - отрицать все до конца. - Клянусь честью дворянина! - воскликнул я, поворачиваясь к мальчишкам. Они заколебались. Если бы мне удалось заставить их поверить мне, все пятьдесят человек набросились бы на Штиффелькинда и проучили его на славу.
- Подождите! - вмешался Бантинг (будь он проклят!). - Давайте взглянем, что за башмаки он принес. Если они Стабзу впору, значит, сапожник прав.
Мало того, что башмаки оказались мне впору, на подкладке была полностью написана моя фамилия - Стабз!
- Как? - удивился Штиффелькинд. - Значит, он не лорд? А мне и в голову не пришло развернуть башмаки, так они и лежаль с тех пор.
И, все больше распаляясь в своем гневе, он обрушил на мою голову столько полунемецких-полуанглийских проклятий, что мальчишки чуть не лопнули со смеху. В самый разгар веселья во двор вышел Порки и вопросил, что означает весь этот шум.
- О, ничего особенного, сэр, - сказал один из мальчишек, - это просто лорд Корнуоллис торгуется со своим сапожником из-за пары сапог.
- Поверьте, сэр, - залепетал я, - я просто пошутил, назвав себя лордом Корнуоллисом.
- Ах, пошутил? Где сапоги? А вы, сэр, будьте любезны дать мне ваш счет.
Принесли мои великолепные сапоги, и Штиффелькинд протянул Порки счет, где значилось: "Лорд Корнуоллис должен Сэмюелу Штиффелькинду четыре гинеи за пару сапог".
- У вас хватило глупости, сэр, - сказал директор, сурово глядя на него, - поверить, что этот мальчишка - лорд, и у вас хватило нахальства запросить с него двойную цену. Возьмите их обратно, сэр! Вы не получите от меня по этому счету ни пенса. А что касается вас, сэр, жалкий вы лгунишка и мошенник, я больше не стану сечь вас, - я отправлю вас домой, ибо вы не достойны оставаться в обществе честных молодых людей.
- А не макнуть ли нам его напоследок? - предложил кто-то тоненьким голоском. Директор многозначительно усмехнулся и ушел: мальчишки поняли, что им разрешается исполнить то, что они замыслили. Меня схватили, подтащили к колодцу и принялись качать на меня воду, так что под конец я чуть не захлебнулся. А это чудовище Штиффелькинд стоял возле колонки и глазел на меня целые полчаса, пока экзекуция не кончилась!