Когти вперед

Смирнов Алексей

Когти вперед

Алексей Смирнов

Когти вперед

Из новостей телекомпании НТВ: в городе N замечено любопытное нововведение. На нескольких улицах установлены таксофоны, снабженные защитой от громил и вандалов. При попытке разломать аппарат телефон либо метит хулигана несмываемой краской, либо выпускает струю из газового баллончика...

Из других новостей: в некоторых зданиях города F обнаружена новинка лифт, снабженный защитой от пьяных варваров, которые стремятся использовать кабину в качестве туалета. При малейшем запахе аммиака двери лифта автоматически закрываются, и нарушитель сидит взаперти до прибытия соответствующих лиц...

... Наверно, начало было таким: целый день над городом кружил вертолет. Зеваки запрокидывали головы и сколько-то времени следили за деловитым воздухоплавателем, который, похоже, поставил себе целью ненадолго зависнуть над каждым городским районом. Люди полагали, что экипаж либо ищет кого-то, либо выполняет какие-то топографические работы. Дети показывали на рокочущую машину пальцами, целились в нее кто из игрушечных, кто из воображаемых ружей. Профессор Райце-Рох, расположившийся в кабине, весело смеялся над их забавными угрозами. Время от времени его пухлый палец вдавливался в большую зеленую кнопку.

1

Ну-с, коготочки вперед.

Был обеденный перерыв, и я отправился в буфет. В коридоре мне встретился Апельцын; я вытянул приветственно руку, но он радостно вскинул мокрые ладони подобно хирургу, готовому приступить к операции, и закричал во все горло, кивая на только что покинутый сортир: "Извиняй, не могу! Видишь, я откуда!"

Апельцын бодро проследовал мимо, распространяя мелкие брызги.

Я спустился по лестнице на первый этаж, толкнул застекленную дверь. Пахнуло неестественным запахом дешевой снеди, только что прошедшей обработку разрушительными микроволнами. Химическая сосиска в горячей неестественной булке, раскаленный блин, полужидкая пицца, шокированная скоростной стряпней. Унция кофейного песочка в кипятке, стаканчик - пластмассовый. Соляночка. Солоночка. Горчица.

Возле кассы я несколько удивился: чеки выбивала Жотова, наш участковый терапевт. Моим первым желанием было выяснить, как она там оказалась, но я вовремя прикусил свой невоспитанный язык. Мало ли какие перемены случаются в жизни человека. Была терапевтом, стала кассиром. И не такое бывает. Очень может статься, что перемена места состоялась вопреки ее воле - зачем же бередить рану?

В общем, я ничем себя не выдал, и Жотова также сделала вид, будто не узнала пациента. Хотя, если вдуматься, она и вправду могла меня не узнать участок большой, всех не упомнишь, да и в поликлинике я не был частым гостем. Так что выбили мне, что положено, и переключили равнодушное внимание на следующего в очереди.

Я, прихватив с прилавка две бумажные тарелочки со стаканом, дошел до ближайшего столика, сел и окинул собравшихся взглядом. Царила благожелательная атмосфера, немногочисленные коллеги самозабвенно обсуждали всякую всячину и выглядели вполне довольными жизнью. В то, что еще какими-то двумя годами раньше все было наоборот, верилось с трудом.

Тогда и буфета-то не было. Его закрыли.

Наш институт, некогда оборонный, находился при смерти. Оживил его крупный, с неба свалившийся заказ - первый из многих, предполагавшихся проектом "Джекил и Хайд". Хлынули дотации, пожертвования, транши; у института появилась возможность содержать буфет, а у сотрудников - навещать его время от времени. Поначалу долгожданная трапезная была забита посетителями под самую, как говорится, завязку, а ныне почти пустовала - не по причине обнищания ученых, но по причине ощутимого роста их благосостояния. Теперь в буфет ходили только те немногие бедняки, что еще оставались таковыми; большинство сотрудников поглядывало в его сторону с предосудительным высокомерием, предпочитая, по меньшей мере, "Макдональдс".

Я же, хоть и мог позволить себе многое, помнил, откуда вышел, и не брезговал сознательно.

Можно потерпеть.

Я опустошил тарелочки, не прочувствовав вкуса, потому что их содержимое оставалось слишком горячим. Подумав, вернулся к кассе, заплатил, коготочки вперед, еще за одну колу, выпил. Делать больше было решительно нечего, и я пошел в направлении конференц-зала. Предстояло маленькое, минут на сорок, совещание, и до его начала мне хотелось посидеть в кресле одному, чтобы в последний раз обдумать техническое обоснование моего нового предложения.

На площадке второго этажа я столкнулся нос к носу с Жотовой. Затянутая в тесный деловой костюм, она протопотала вниз, держа под мышкой какие-то чертежи.

Я остановился и пристально посмотрел ей вслед. Потом спустился обратно в буфет и долго рассматривал разбухшую Жотову, пробивающую чеки. Техническое обоснование улетучилось из головы.

2

Меня толкнули локтем в бок. Я очнулся и тупо посмотрел на Апельцына, который сидел рядышком и яростно указывал глазами в сторону руководителя проекта.

- Ты чего? - прошипел Апельцын, выкатывая белки. - К тебе обращаются, иди!

Сообразив, что совещание уже началось, я, сколько мог, оправился от лунатизма, вскочил и поспешил к возвышению, где находился одинокий стол. Из-за стола на меня глядел удивленный Нагнибеда. Мне показалось, что Дмитрий Никитич гадает, не хлебнул ли я чего неуместного. Ни к селу, ни к городу я задался вопросом: высохли у Апельцына руки или нет?

- Прошу прощения, задумался, - бросил я хриплым голосом, откашлялся и виновато взглянул на шефа. Тот, не обнаружив несвязностей в моей речи, успокоился и жестом пригласил говорить. Я собрался с мыслями. Заготовленный текст никак не собирался в единое целое, и мне пришлось быть излишне лаконичным.

- Речь, собственно говоря, идет о пулях, - я произнес эти слова и запнулся.

- То есть? - Нагнибеда выпучил глаза. - Конкретнее, будьте любезны.

Я пожал плечами, потому что многопудовая Жотова расселась в моем сознании основательно, надолго. "Как на стульчаке", - подумал я, пытаясь вызвать ментальный аналог неприличного сиденья. И, внезапно обозлившись, грубо отрезал:

- То и есть - пули. Зачем возиться с какой-то там краской, баллончиками? Брать смывы с ладоней, оказывать медицинскую помощь... Пусть телефон сразу отвечает налетчику пулей - тогда будет толк.

За такую манеру докладывать меня следовало гнать в три шеи, но шеф, против ожидания, не вспылил. Он вскинул брови, надул щеки и развел, обращаясь к собранию, руками: дескать, оставляю на ваш суд, а я бессилен, но - одобряю, одобряю! Докладчик, надо думать, слегка волнуется...

Тем временем я худо-бедно справился с неотступной Жотовой и заговорил более или менее складно:

- Уважаемые коллеги, я вовсе не настаиваю на замене всех таксофонов. Я отдаю себе отчет в том, что технические несовершенства - пусть малочисленные, но все-таки вероятные - приведут к драматическим последствиям. Ясно, что машина, как и ее создатели, не застрахована от ошибок. В конце концов, мне тоже приходится пользоваться уличными автоматами, и я не в меньшей степени рискую получить в лоб незаслуженный заряд. Давайте установим одну, три, пять, в конце концов, экспериментальных моделей - злоумышленнику достаточно будет знать, что такие автоматы существуют в природе. А поскольку внешне они ничем не будут отличаться от обычных таксофонов, преступник сто раз подумает, прежде чем приступить к уничтожению муниципальной собственности...

Нагнибеда, перебивая меня, задумчиво изрек:

- Позволю себе встречное предложение: может быть, хватит обычного сообщения о возможном возмездии? Пригласить прессу, дать информацию, пустить слушок... Нам грозят серьезные неприятности в случае драматических, как вы выразились, ситуаций...

- Позвольте с вами не согласиться, - возразил я Нагнибеде. Тот принадлежал к числу либеральных руководителей, спорить с которыми можно в открытую. - Информацию, не подкрепленную фактами, в конечном счете расценят как "утку". И городские власти нас не поддержат - общественность ждет от них реального, эффективного противодействия криминалу. Общественное мнение будет на нашей стороне, оно давным-давно подготовлено к подобным мерам, и сделали это сами преступники. Они своими руками выкопали себе яму...