Страница 2 из 4
за собой тянули пену
с самого утра.
На стене второй, красиво
избочась,
шли бы яхты вдоль залива
всякий час.
На стене на третьей просто –
синий окоём,
и под солнцем виден остров
с маяком.
А стены четвёртой нету,
там окно.
За которым вплоть до лета
снег, темно...
Декабрь
Зима. И люди со своими нуждами
виднее Богу.
Метёт метель над полем, над старушкою,
одолевающей дорогу.
Дымки деревни воздымают руки
в немой молитве
о торфе, о дровах… И эти строки
средь снежных рытвин
бредут с обугленной от горя беженкой.
ведущей за руку ребёнка,
что разрумянился, как вишенка,
до плеч закутан шалью тонкой.
Бредут с надеждой к далям города.
А там в подземных переходах
слепцы, терзаемые голодом,
бомжи и нищие – невпродых.
И эти строки с ними молятся,
не у людей – у Бога просят.
Метель кружит у моего лица,
не отличишь - где снег, где проседь.
* * *
А я любил её всю жизнь,
Взаимностью не одарила.
Скажу: спасибо, не убила.
А я любил её всю жизнь.
За человека не считала.
И дыры нищета считала.
Подонкам отдавала тело,
любви моей не захотела.
А я любил ее всю жизнь,
Теперь она в грязи, в позоре.
Я греюсь у чужого моря.
Плохой приёмник очень редко
доносит голос до меня.
Шкала частот и волн, как клетка.
А он звучит, звучит, маня…
Баллада о сносимом доме.
ЖЭК, милиция, префектура –
все выживают нас.
Вырублено электричество
и перекрыт газ.
Сидим при свечах на кухне,
как во время войны.
Чадит допотопный примус.
Сдаваться мы не должны.
Пришёл конец коммуналкам,
сносят наш старый дом.
Всем ордера на квартиры
выписал исполком.
В разные жилмассивы
нас хотят расселять.
А мы хотим жить все вместе,
жильцы дома номер пять.
Здесь ссорились, пели песни,
здесь отпевали, росли…
Теперь друг без друга, хоть тресни,
нет неба нам, нет земли.
Пусть в отдельных квартирах,
но в общий поселят дом!
…Уже разбирают крышу,
в стене зияет пролом.
Но никто не сдаётся,
никто ордера не берёт.
Мы думали – мы соседи,
оказалось – народ.
Ответ
С мальчишества я избегаю сборищ.
ни разу с демонстрацией не шёл.
От митингов рокочущего моря
становится нехорошо.
Таскают кто хоругви, кто – портреты,
скандируют, что крикнут им с трибун.
Но левых, правых – всех относит в Лету.
Политики их видели в гробу.
Не здесь дела вершатся мировые.
И грохот сборищ – только нужный фон.
А люди прут, как стадо. Все такие...
Милиция стоит со всех сторон.
Вы замечали – к толпам примыкая,
своё лицо теряет человек?
А жизнь, она короткая такая,
такой короткий человечий век…
Таверна Александра
Живу я у «Таверны Александра» –
вот неофициальный адрес мой.
Матрос, наверно, закричит: «Полундра!»,
когда он в шесть придёт ко мне домой.
С утра пораньше дверь мою отыщут
гипертония, ишиас, мигрень,
бездетность, две цыганки, просто нищий,
а так же все, кому не лень.
Сам виноват. Пронёсся слух, что русос
и лечит, и ни драхмы не берёт.
Кто входит с импотенцией, кто с флюсом.
Был псих, скакавший задом наперёд.
Миллионер, расталкивая ближних,
явился из японского авто.
– Имею девять дочек, очень пышных,
но только замуж не берёт никто.
Я говорю: – Срок не пришёл, наверно…