Страница 7 из 50
Левинскис перезвонил, когда вышли все разумные сроки. Поскольку читать он умел, как и думать, я не сомневалась, что еще в день знаменательного противостояния по поводу несостоявшейся сделки он просмотрел мои пометки и сделал правильные выводы. Так что если он рассчитывал помучить меня неизвестностью, то выбрал ложный путь. Услышав, наконец, его более чем прохладное «Я обдумал ваши слова и склонен с ними согласиться», я нисколько не удивилась. Будь он себе врагом, сеть его агентств недвижимости давно прогорела бы. Удивилась я позже, когда он, помедлив, добавил: «Спасибо, Людмила Прокофьевна». Что за церемонии!
— Не за что, Борис Артемьевич. Я знала, что вы все поймете и без меня. Боялась только, как бы не слишком поздно.
Бедный Борис Артемьевич! Отдавая мне в руки одну из своих контор, он едва ли предполагал получить «вольный город» с весьма независимым и жестким предводителем во главе, регулярно выплачивающий дань, формально подчиняющийся — но и только. Иногда мне казалось, что он давно уволил бы меня, если бы я каждый раз не соглашалась на это так легко.
МАСКА, Я ТЕБЯ ЗНАЮ
Состояние счастливого ожидания, в которое приводит меня ремонт, сродни предпраздничной эйфории. Я говорила себе, что следует пригасить восторги и быть сдержанней. Но просыпаясь, смотрела в окно, где на однотонной подложке неба снег падал завораживающе медленно или крутился в порывах ветра — и ничего не могла с собой поделать. Махом съедала нехитрый завтрак (не могу по утрам есть много), запивала чаем и летела на работу.
Как-то утром, пребывая в отличном настроении, я стремительно вошла в офис с радостным «Всем доброе утро!» и получила целую охапку взглядов.
Лисянский, галантно склонившись в полупоклоне: «Людмила Прокофьевна, вы сегодня ослепительны!» — одарил меня взглядом озадаченно-восхищенным. Анна Федоровна, увидев меня, обрадовалась, как если бы я была ее ребенком, который наконец-то начал хорошо кушать. Снегов смотрел тяжело и задумчиво, словно видел меня впервые, и увиденное ему совсем не нравилось. И только Мишенькины глаза выражали привычную преданность. Остальные, слава всем богам Скандинавии, еще не пришли.
Дойдя до кабинета как под обстрелом, я спряталась в его недрах и стянула с себя шапочку. Уф! Сняла пальто, мельком заглянула в зеркало… Что-о? Оттуда неожиданно глянула Мила — так звали когда-то ту меня, о существовании которой я предпочитала не вспоминать. Этого еще не хватало!
События сегодняшнего утра подействовали на меня отрезвляюще. Решив отныне строже следить за эмоциями, я резко расправила плечи, стряхивая налипшую ерунду — мелкие снежинки, головокружение, лишние и неоправданные надежды. Все это мне ни к чему.
Так уж получилось, что от рождения слух у меня отменный и как-то ухитрился не слишком попортиться с возрастом. Увы, образцовая работа слухового аппарата всю жизнь скорее доставляла мне неприятности, нежели приносила пользу. В нашем офисе, например, звукоизоляция средняя, и практически все, что происходит в общем зале, так или иначе достигает моих ушей. Одно хорошо, когда дни выдаются напряженные, звуков слишком много, и они сливаются в единый фоновый шум. Но сегодня было тихо, поэтому ближе к обеду меня неприятно удивил разговор, услышанный из-за перегородки.
— Что такое сегодня с Людмилой Прокофьевной? — вполголоса спрашивала Мари.
— Да ну, — смущенно бормотал Миша. — Подумаешь, пришел человек в хорошем настроении, что такого? Анатоль небось наболтал? — И вдруг с энтузиазмом добавил: — У нее так глаза сверкали!..
Эх, Мишенька, и ты туда же!
Ничего серьезного сегодня не предвиделось, и в расстроенных чувствах я полезла на форум, надеясь выловить там Бродягу — а то забросила его, еще обидится — с кем мне тогда болтать легко и непринужденно?
ЛЕДИ: Приветствую вас, Бродяга!
БРОДЯГА: Здравствуйте, здравствуйте! Где вы были все это время? Совсем забыли старого друга.
ЛЕДИ: Простите меня! Дела, дела, столько дел — голова кругом.
БРОДЯГА: Ах, эта предновогодняя суета! Закружила мою бедную Леди в праздничных хороводах.
ЛЕДИ: Господь с вами, Бродяга! Какие хороводы! Работа, работа и снова она же — а вы говорите!..
БРОДЯГА: Ну-ну! Признавайтесь-ка, Леди, что у вас с настроением?
ЛЕДИ: Да знаете, надоели все!
БРОДЯГА: Как, все-все-все? Совсем все?
ЛЕДИ: Бродяга! Разумеется, вас я в виду не имела. <<смайлик-улыбка>> А вы что же это, напрашиваетесь на комплимент?
БРОДЯГА: Ни в коей мере. <<смеющийся смайлик>> Но все равно спасибо.
ЛЕДИ: Не за что, не за что. Ну а вы как тут без меня? Что нового в жизни и на форуме?
БРОДЯГА: Преимущественно все то же и так же — хотя мне гораздо больше нравится, когда и вы здесь.
ЛЕДИ: Что у вас случилось хорошего?
БРОДЯГА: Так, ничего особенного. Тем более хорошего. Но иногда вероятности кажутся переплетенными, и перестаешь понимать, где кончается одна и начинается другая.
ЛЕДИ: Давно хотела спросить. Не скажете ли, как вас зовут? Неловко в достаточно доверительном разговоре называть человека Бродягой. Согласитесь, это все же не имя.
БРОДЯГА: <<смайлик-улыбка>> «Леди» тоже не имя…
ЛЕДИ: <<смайлик-улыбка>> Зато это принятая форма обращения.
БРОДЯГА: <<смеющийся смайлик>> Ну и где же, в таком случае, вы настолько хорошо выучили русский язык, милая Леди? Восхищаюсь вашими успехами.
ЛЕДИ: <<огорченный смайлик>> Бродяга, вы когда-нибудь говорите серьезно?
БРОДЯГА: <<смеющийся смайлик>> Только по праздникам.
ЛЕДИ: Спасибо, что предупредили. Какой там у нас ближайший праздник — Новый год? Непременно приду посмотреть на зверька редкой породы — «Бродяга серьезный».
БРОДЯГА: Тогда поторопитесь — вид исчезающий. Теряет серьезность с каждым днем.
ЛЕДИ: Постараюсь не опоздать. До встречи!
А сегодня Бродяга какой-то странный. Хотела бы я знать, что у него случилось.
Через пару дней снова объявился Данька — на этот раз без группы поддержки. Очень удивился, увидев свою визитницу:
— Ой, вот она где!
— «А я думал, что забыл ее в пароходстве», — поддразнила я. — Ну, Даня, ты не меняешься. Чего нельзя сказать обо мне.
— Отчего же? Ты по-прежнему разговариваешь цитатами. Это ведь из «Собаки Баскервилей», да?
— Из нее.
Чувствуя себя крайне неловко (все-таки подслушивать нехорошо), я держалась суровее и резче, чем собиралась. Представив Даньку Анне Федоровне, попыталась сразу распрощаться. Но не тут-то было. Уже выходя, он полуобернулся в дверях:
— Миленок, а тебя здесь не обижают? — Я посуровела лицом, но Данька, похоже, не заметил: — Впрочем, у кого же рука-то поднимется на такого маленького зверька!
— Я не маленький зверек, я железная леди, балда!
Не уловив иронии, он изумленно уставился на меня:
— Мил, ты когда последний раз себя в зеркале видела? Ты маленькая, хрупкая и беззащитная.
Теперь оторопела я:
— На себя посмотри! Ладно бы кто другой, а от тебя я таких оскорблений терпеть не собираюсь. Да и других оскорблений, пожалуй, тоже.
— Да в том-то и дело! Со стороны — даже с моей — ты так и выглядишь. Маленькая, серьезная, изо всех сил держишь взрослое выражение лица. Возле тебя даже я кажусь себе почти Кинг-Конгом.
Я недоверчиво оглядела сушеные Данькины стати.
— Так вот почему я постоянно чувствую себя так, будто нахожусь в обезьяннике.
Данька попытался изобразить орангутанга и гулко побил себя в тощую грудь. И откуда он только взялся на мою голову?
— Данька, когда-нибудь я тебя прибью, — беззлобно пообещала я. — Невзирая на хрупкость и беззащитность.
— Мою или твою? — захохотал он.
— Обоих, — отрезала я. — До свидания, дорогие товарищи, до новых встреч.