Страница 23 из 50
— И что мешает покупателям перебраться через лестничную площадку и занять то жилье, которое они приобрели по факту?
— Хороший вопрос, Рюрик Вениаминович. Теперь уже, что интересно, ничто не мешает. Продавец, он же единственный владелец, до сих пор проживавший на площади, ему уже не принадлежащей, как раз умер, так что воспротивиться естественному ходу событий может разве что милиция. Теперь у агентства появилось дополнительное обязательство перед клиентом — озаботить милицию скорейшим завершением расследования и передачей квартиры новым владельцам. Но это-то вполне осуществимо, так что, сами понимаете, проблемой не является. А проблема в том, что квартиры не идентичны. Якобы проданная, как уже говорилось, четырехкомнатная. Проданная в действительности — двухкомнатная. Ни стоимость, ни площадь ее совершенно не оправдывают затрат клиента.
— Могу я узнать, что собой представлял собранный продавцом пакет документов и кому он был передан?
Так, Кулагина, спокойствие и осторожность.
— Все необходимые документы были в наличии. Часть из них оказалась тщательно подделана.
— Насколько тщательно?
— Настолько, что сделка состоялась, Рюрик Вениаминович.
— Где? Через кого?
— Через прикормленного агентом нотариуса. Пока мне бы не хотелось называть имен.
— То есть вы сообщили мне все, что собирались?
— На настоящий момент да.
— И чего же вы от меня хотите? На настоящий момент?
— Хочу узнать, при каких условиях, на ваш взгляд, подобная продажа могла произойти.
Снегов чуть откинулся на спинку кресла, устраиваясь удобней, и уточнил:
— Исходить я должен из заведомо неполного объема информации, который вы мне предоставили?
— Именно.
— И сообщать мне причину этого вы не собираетесь?
— Пока нет.
— Ну что ж… — Снегов на несколько секунд замолчал. — Условием совершенно необходимым мне представляется злой умысел одного из участников сделки. Вернее, как минимум двух участников — продавца и кого-то из сотрудников агентства. Не исключено, впрочем, что и не одного. Это может оказаться либо агент, ведущий сделку, либо юрист. Нотариуса тоже нельзя исключить — но тут скорее халатность, а не должностное преступление.
— Почему вы так считаете?
— Потому, что любой нотариус исходит из совершенно оправданной посылки: сделка, совершаемая через агентство с устойчивой хорошей репутацией, практически не имеет шансов оказаться паленой. Честное имя посреднического агентства, как вы прекрасно знаете, — это его будущее, его хлеб. А поскольку мы кровно заинтересованы в результатах своей работы, насущной необходимости дублировать наши усилия нотариус порой не видит. К тому же он уверен: если по какой бы то ни было причине произойдет скандал, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы его замять. То есть между нотариусом и неприятностями окажемся мы. Конечно, такое положение дел сильно ослабляет его бдительность…
— Убедительно.
— Все это вы и без меня знаете. Зачем вам этот ликбез, Людмила Прокофьевна?
— Чуть позже, Рюрик Вениаминович. Пока же давайте попробуем просчитать все, что сумеем. Значит, нотариус может и не оказаться злоумышленником. А как обстоят дела с сотрудниками агентства? Они не могут быть повинны только в халатности?
Мой заместитель поморщился.
— В принципе могут, но их халатность принято называть непрофессионализмом. Все, что я описал раньше, происходит порой и на нашей стадии работы. Здравый смысл говорит, что владелец жилья из одной только осторожности не должен пытаться провернуть через агентство сомнительную сделку. Ведь все его координаты мы сохраняем. И не из любопытства, а чтобы в случае чего привлечь его к ответу. Если он себе не враг, ждать от него серьезного подвоха не приходится. Вот только юрист, рассчитывающий на здравый смысл клиента и строящий работу на доводах разума, не может работать юристом. Да и любому специалисту в нашей области лучше исходить из того, что он имеет дело с сумасшедшими или самоубийцами. То есть ждать всех мыслимых подвохов, все проверять и перепроверять. Я подвинула к нему папку:
— Посмотрите, пожалуйста.
Снегов пролистал тощенькую стопочку бумаг, на миг чуть недоуменно поднял брови, просмотрел все заново.
— Все?
— Увы. Не помните этой сделки?
— Нет, Людмила Прокофьевна, не помню. И не могу помнить. Поскольку через меня она не проходила. Думаю, вам следует обратиться за разъяснениями к Лисянскому.
— Обращусь. А сейчас нам придется, как вы и сказали, сделать все, чтобы замять скандал. Ибо он уже близко. Значит, вы документов по этой сделке не помните?
Юрист холодно взглянул на меня в упор:
— Людмила Прокофьевна, документов по этой сделке я в глаза не видел. Что, сами понимаете, недоказуемо. Сложно представить свидетелей тому, чего ты не делал. Обратное гораздо проще. Поговорите с Лисянским. Возможно, он разъяснит все недоразумения. Не гарантирую, но возможно. С оставшимся в нашем распоряжении клиентом тоже не мешало бы поговорить. И могу я наконец узнать, от чего скончался продавец?
— От передозировки наркотических веществ.
— Понятно…
— Сейчас мне предстоит встреча с пострадавшим клиентом. Думаю, вам лучше принять в ней участие. Вы в состоянии?
Снегов, все это время разглядывавший меня чуть ли не испытующе, словно это я была главной подозреваемой, дернул плечом:
— Что со мной сделается? Другое дело, что формально именно я несу главную ответственность за этот… инцидент. Если все не прояснится в ближайшее время, вам понадобится привлечь другого юриста, и желательно не из наших сотрудников. По крайней мере, для разрешения обсуждаемой сделки — обязательно.
— У меня под рукой нет сейчас подходящего специалиста.
— Что ж, пока придется довольствоваться мной. Но, повторяю, не для этой сделки. Если нет на примете никого подходящего, обратитесь к Ольге Николаевне. Она может поискать.
— Спасибо за совет.
Я склонилась к селектору:
— Мишенька, как только появятся клиенты по четырехкомнатной на Ленинском проспекте, ведите их сразу ко мне. И предложите им чаю, что ли.
Уж не знаю, что именно помогло смягчить праведный гнев клиентов чай, объяснения и обещания Снегова или давнее знакомство Горошкова с покойным продавцом чужих квартир, — только перед уходом они все свои проклятия в один голос адресовали усопшему аферисту, напрочь отказываясь говорить о нем хорошо — либо ничего. Горошков вкратце живописал предыдущие подвиги изобретательного соседа и восторгался гениальной простотой последнего замысла. Вот только очень хотел обшарить опечатанную квартиру на предмет пропавших вещей, особенно документов.
Скажу, чтобы больше к этому не возвращаться: в ближайшие дни ему эту возможность предоставили, и кое-что действительно обнаружилось. Не все, конечно, но секретер с бумагами и игрушки гражданин Гловач поленился вынести на помойку, покупателя на них тоже не нашлось. Так что семейству Горошковых, можно сказать, повезло, а нам и подавно.
— Нет, это ж надо, просто перевесил номера! — Марка Антоновича распирало несколько истеричное веселье.
— Я бы его убил, — печально сообщил еле живой с недосыпа Перов. — Но он и сам умер. Вот отмазался, так отмазался…
Клятвенно пообещав незадачливому покупателю, что свои обязательства в отношении клиента агентство собирается выполнить, и не позже, чем явится из Твери все семейство Перовых (при этом слезно попросив максимально задержать выезд), мы довольно дружески распрощались и с ним, и с его новым соседом.
Перед уходом Перов еще раз подтвердил, что имел дело с агентом Лисянским.
Оставшись одна, я невесело усмехнулась: вот тебе и налаженная работа! Еще раз пересмотрела документацию и бухгалтерию за последнее время. Что, впрочем, было необязательно: я и так знала, что свободных денег в агентстве нет. Вернее есть, разумеется, определенный резервный запас на непредвиденные траты, но в данном случае его явно недостаточно.