Страница 21 из 50
БРОДЯГА: Погода как тема себя исчерпала. Как ваша голова?
ЛЕДИ: Спасибо, Бродяга! Вы мой спаситель, в самом деле отпустило.
БРОДЯГА: Всегда рад услужить!
ЛЕДИ: Надеюсь когда-нибудь отплатить вам по заслугам.
БРОДЯГА: Страшно представить! <<мрачный смайлик>> Впрочем, уже отплатили.
ЛЕДИ: Каким образом?
БРОДЯГА: Выдали бесценную информацию. Сегодня я узнал сразу несколько ваших тайн.
ЛЕДИ: Заинтригована. Например?
БРОДЯГА: За примером далеко ходить не нужно. <<ухмыляющийся смайлик>> Оказывается, у вас есть голова. А то все руки, ноги…
ЛЕДИ: Скажите, Бродяга, я вас чем-то обидела?
БРОДЯГА: Меня? Нет.
ЛЕДИ: А в чем тогда дело?
БРОДЯГА: Так. Взгрустнулось. Не обращайте внимания.
ЛЕДИ: Может, и вам чаю выпить? Волшебный напиток, знаете. От всех недугов лечит мне один знакомый знахарь присоветовал, <<смайлик-улыбка>>
БРОДЯГА: Знаю я этого вашего знахаря… Кустарь и шарлатан!
ЛЕДИ: Вы несправедливы…
БРОДЯГА: Зачем мне быть справедливым, когда есть вы!
ЛЕДИ: Спасибо за комплимент.
БРОДЯГА: Уверяю вас, не за что.
ЛЕДИ: Бродяга, я могу ошибаться… Я не знаю, что у вас случилось… Но если вас кто-то обидел, то это, наверное, нехороший человек.
БРОДЯГА: Вы можете ошибаться. Но спасибо. И давайте закончим этот разговор.
ЛЕДИ: Тогда до свидания. Но вечером я жду вас «в привате» — хочу убедиться, что с вами все хорошо. И выпейте все-таки чаю.
БРОДЯГА: Не премину. До встречи.
Я отключилась от сети и вышла из кабинета. Постучалась к Снегову, услышала «Войдите» и открыла дверь. Да, похоже, проблемы с давлением не у меня одной. Вид у Снегова был больной. Я почувствовала себя виноватой: все-таки не надо было говорить с ним так резко.
— Рюрик Вениаминович, вы просили, компьютер свободен, — примирительно и несколько неловко сообщила я.
— Спасибо, — сухо поблагодарил Снегов, поднимаясь и вынимая из стопки одну дискету. — Надеюсь, я не слишком отрываю вас от дел?
Залившись легким румянцем (важные дела, ничего не скажешь!), я как можно мягче ответила:
— Нет, что вы, нисколько… — Потом не удержалась и добавила: — И не сердитесь, если я что не так сказала.
Он вдруг улыбнулся:
— Бог с вами, Людмила Прокофьевна, кто на вас сердится?
Лето есть лето — и не обязательно уходить в отпуск, чтобы это почувствовать. Весь июнь и начало июля я бездумно наслаждалась жизнью, в выходные часами бродила по набережным или по тихим улочкам. Жаркая лень и прохладный ветер — вот сочетание, создающее ощущение лета.
Как и ожидалось, за июнем последовал июль. Лето продолжало дарить нас своими щедротами, но ближе к августу я начала уставать от однообразия. Все заметнее набирала силу то ли усталость, то ли щемящая пустота.
ТУУ-ТИККИ: Скажите, не кажется ли вам, что лето похоже на огромную пустоту?
ПРОФЕССОР: Зависит от того, откуда смотреть, наверное. Если снаружи — да, пожалуй. Но там, внутри, пустота эта наполнена солнцем, теплом, замкнутой на себя жизнью под невероятно высоким небом. Скорей это похоже на запаянную вечность, чем на пустоту.
ТУУ-ТИККИ: Вы как всегда правы, Профессор. <<грустный смайлик>>
ПРОФЕССОР: Отчего так невесело? Не грустите, Тикки — нам ли с вами предаваться унынию? Разве не такие как мы в одиночку противостоят целому миру? Даже лето лишь притворяется замкнутым, а вечность меняет обличья — настолько, что уже не разобрать — она ли это, другая… И только дорога, бесконечна и неизменна, петляет сквозь времена и пространства…
ТУУ-ТИККИ:
ПРОФЕССОР:
И ГРЯНУЛ ГРОМ
Ох, недаром говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо». Как это у англичан — «Don't trouble trouble, until trouble troubles you»? Дословно: «He тревожь тревогу, пока тревога не потревожит тебя». Есть в этом переплетении некая стройность.
Стоило мне перед Новым годом посетовать, что жизнь стала чересчур спокойной, как позвонил Левинскис, и весь мой покой пошел прахом. За последовавшие полгода я так устала от неопределенности и нервотрепки!
Я хотела в отпуск. Вот когда спокойная и налаженная работа агентства сослужит мне добрую службу — можно смело оставить все дела заместителю и на целый месяц забыть обо всем.
Но не тут-то было! Стоило принять заманчивое решение, как события снова не заставили себя ждать.
Понедельник восемнадцатого августа начинался обыденно. В офисе было малолюдно. Все говорило о том, что день обещает быть тихим и ничего примечательного произойти не может.
Незадолго до полудня в офисе раздался звонок. Мишенька, бывший в тот день «барышней на телефоне», снял трубку и привычно отбарабанил: «Агентство недвижимости “Шанс”, добрый день, слушаю вас». В течение следующих пятнадцати минут говорить ему не довелось, зато выслушать пришлось немало. Время от времени он вставлял вежливые «да?», «мнэ-э…» и прочие междометья. Еще через двадцать минут, записав информацию и пообещав перезвонить в течение часа («Не беспокойтесь, мы во всем разберемся!»), Мишенька ворвался в директорский кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и выпалил:
— Атас, Людмила Прокофьевна! У нас… это… ЧП!
Впоследствии эту историю мне пересказывали столько раз, что она до сих пор, кажется, во всех подробностях стоит у меня перед глазами…
…Когда иллюстрации и чертежи были наконец готовы, часы показывали без четверти шесть. Позади было двое суток за кульманом. Позвоночник не просто ныл — нет, он выл, визжал и просился в постель.
В постель было можно.
То есть в постель было нужно! Часов на четырнадцать, не меньше.
Когда около десяти утра над головой раздались удивленные и встревоженные голоса, ни сам Перов — без году неделя новосел и без пяти минут кандидат, — ни его организм прореагировать не соизволили. В конце концов, не один он, Перов, на свете, не бобыль, не сирота — так пусть родители или жена прикроют сморенного сном героя труда и разрешат все вопросы. Настойчивые сигналы из коры головного мозга относительно того, что семья все еще пакует вещи в Твери, не менее настойчиво игнорировались. Даже когда его взяли за плечо и неделикатно встряхнули, Перов сел — но не проснулся.
Туман перед глазами неспешно развеивался, являя взору незнакомого рассерженного мужчину и незнакомую женщину, беспокойно мерцающую за его плечом, а в дверном проеме две детские рожицы и силуэты нескольких чемоданов. Тишина, застрявшая в ушах, уходила медленнее. Звук от изображения отстает, деловито отметил про себя Перов. Изгнав остатки тишины усилием воли, новосел сварливо проскрипел:
— Что происходит?
Этот вполне естественный, казалось бы, вопрос сразил оккупантов наповал.
Первой заговорила женщина:
— Нет, ну надо же! Разговаривает!
На голос жены мужчина включился автоматически: